Андрей Вознин
Истинная журналистика
С сомнением смотрю на контракт, дерзко возвышающийся над поверхностью рабочего стола отдела кадров, – объём сшитой пачки листов пребывает где-то в промежуточном состоянии между толщиной строительного шлакоблока и библией короля Якова.
– Это я должен сейчас прочитать? – Не могу сдержать искреннего удивления.
– Не обязательно. Могу вкратце пересказать своими словами, на что вы поставите свою подпись. – Кадровый работник с постоянно косящим левым глазом пожимает худенькими плечиками.
– Кровью?
У кадровика странным образом исчезает косоглазие, и он внимательно зрит в меня обоими глазами.
– Не обязательно. Но… Желательно.
И оценив растерянность физиономии кандидата на должность, усмехается:
– Шучу.
– Тогда давайте, пересказывайте.
– С сегодняшней даты вы будете зачислены на должность журналиста…
Всю жизнь я мечтал работать журналистом… Но если вдуматься, странная какая-то мечта, конечно. Кто мечтает о полётах в космос, кто лечить людей, а кто, из особо с детства одарённых, обучать нейросети. А я – журналистом, вызывая злое недоумение отца. Повезло, что он у меня в меру толерантный.
– Одним из важнейших условий в профессии будет соблюдение конфиденциальности любой информации, ставшей вам известной в ходе исполнения должностных обязанностей… – Тем временем продолжает вводить в курс дел кадровик.
– Как это?
– Любая информация, ставшая вам известной в процессе исполнения трудовых обязанностей, не может быть ретранслирована куда-либо.
– Прям, любая?
– Именно, что любая. Вплоть до оборудования на вашем рабочем месте. Поскольку, информация, попавшая неподготовленному для её потребления человеку, может нанести непоправимый эмоциональный вред. Любые технические средства, служащие для обработки информации, являются ноу-хау. А само их использование является коммерческой тайной, причём, в некоторых случаях даже государственной. Со всеми вытекающими за её разглашение… Вплоть до сжигания живьём на костре.
А поскольку оба глаза снова зрят в самую душу, рассчитываю, что это такая совсем несмешная шутка.
– Приветствую. Меня зовут Алекс. – Первым заводит беседу только что обретённый коллега по журналистскому цеху.
Сосед по кабинету – молодой человек классической аристократической наружности в меру худ, очень бледен, спиной прям, а из глубин близкородственных связей доставшаяся асимметричность лица.
Удивление вызывают рабочие столы, более напоминающие главные пульты космических кораблей с мощными процессорами и многочисленными мониторами.
– Привет. Эндрю, – представляюсь и я.
– Давно в журналистике?
– Первый день…
Тень удивления скользит по бледному лицу потомственного аристократа.
– Родственники походатайствовали. Они у меня в Министерстве рулят, – поясняю для ясности.
– А-а-а, в Том Самом? – коллега кивает на потолок, – Тогда понятно.
Пока я распихиваю по ящикам вещи, сосед помалкивает, что-то там колдуя на компьютере.
– Алекс, слушай…
Тот наклоняется, чтобы видеть из-за стены мониторов моё лицо.
– Просвети. На что я подписался? – Показываю указательным и большим пальцами левой руки толщину подписанного контракта. – Даже желания всё это читать не возникло. А кадровик слишком подозрительно выглядит, чтобы безоглядно ему довериться.
– А-а, – несколько легкомысленно отвечает собеседник, – Там большая часть касается соблюдения конфиденциальности, неразглашения, соблюдения и прочая, прочая, начиная от коммерческой и кончая государственной тайнами…
– Всё-таки государственной? – удивлённо переспрашиваю, – Думал, шутка такая. Как и костёр.
– Той самой.
– Но как же, как же, – я совсем теряюсь, – она-то тут причём?
Алекс смотрит на меня, как на не от мира сего сумасшедшего:
– А ты как себе представляешь современную журналистику?
– Как… – я задумываюсь, подбирая слова к образам, берущим начало в далёком детстве, – Быть в курсе важных событий, непосредственно своими глазами наблюдать исторические вехи, непосредственно участвовать в них. Чтобы потом донести это до зрителей…
– И зачем тогда нам это всё? – Алекс кивает на монструозную аппаратуру, что занимает столы, под столами и остальной кабинет. – А с такими наивными представлениями тебе достаточно должно блокнота и карандаша. И даже избыточно…
– Я что-то не понимаю в современной журналистике?
– Ты её банально не знаешь.
– Ну, почему же. Регулярно знакомлюсь с новостными лентами, репортажами. Конечно, теперь профессиональной журналистике существенную конкуренцию создаёт блогерская среда…
Алекс хмыкает:
– Считаешь?
– Я ж вижу это.
Профессиональный журналист вздыхает, наверное, от моей дремучей наивности.
– Придётся тебя вводить в курс дела с самых примитивных азов…
Алекс встаёт. Видимо, чтобы речь лилась свободно, несдерживаемая сдавленной от сидения диафрагмой. И непрерывно курсируя по небольшому нашему кабинету, начинает свою лекцию.
– Времена, когда новостную ленту любого средства массовой информации формировали реальные события, канули в Лету, я так думаю, когда нас и в перспективе с тобой не было. Про наших прародителей – не уверен. В те счастливые времена, порой случались казусы, когда лента должна уже быть выпущена, а наполнения новостями нет… И особо ушлые редакторы сообразили, что нельзя столь важный процесс пускать на банальный самотёк. Решено было самим создавать новости с нуля. С тех легендарных пор и существует истинная журналистика.
– Стоп! Как это самим?
– Понимаю твоё недоумение. В те времена, действительно, не существовало нужной технической базы. Потому-то и частенько фейковые новости долго не жили. Попав в общественный дискурс, благополучно испускали дух. Но свою задачу – обеспечить наполняемость новостной ленты – честно исполняли. Большего и не требовалось. Вопросами этики тогда никто не заморачивался. Впрочем, как и сейчас.
– А что изменилось с тех пор? – нагло вклиниваюсь я в историю истинной журналистики.
– Да всё! Это как сравнивать пещерные технологии первых хомо сапиенс, пытавшихся из куска кремния выколупать скребок, с современным заводом по выпуску баллистических ракет с ядерными боезарядами.
Коллега широким жестом представляет на обозрение свой рабочий стол.
– Ныне любого, обвинившего нас в создании фейковых новостей, легко затаскаем по судам.
– А можно поподробнее, в чём тогда будет состоять моя работа, если не бегать в поисках новостей?
– Бегать точно не придётся. Если уж взбредёт тебе в голову взглянуть на что-нибудь в натуре – у нас прямой доступ ко всем городским системам наблюдения… По всему миру.
– Ого! Даже Париж увидим?
– Запросто. Смотри.
Я захожу Алексу за спину и смотрю на мониторы. Не был в Париже никогда, но сразу же узнаю узкие улочки. Эх-х! Побывать бы в Париже и…
– Какую новость ты бы хотел посмотреть?
– В смысле? Что там сейчас происходит?
– Это никому не интересно. Давай так, группа постковидных зомби снова избивают мирного парижанина.
Алекс берёт в руки джойстик манипулятор, и словно по волшебству, вижу, как к степенно вышагивающему по тротуару почтенному господину, при лысине, трости и приличном пузике, с трудом умещающемуся в широких штанах, подскакивают три растрёпанных чувака в жутких лохмотьях. Один из нападающих выхватывает трость и ею же колотит парижанина по лысине. Брызги крови разлетаются во
