Чуть дальше был расположен ларёк-вагончик, в котором торговали вином в розлив, возле тротуара стояли 3 столика на высоких ножках. Выпивающих было немного, и все они несли на себе печать маргинальности. Но ни Константиныча, ни Сашу наружность посетителей не смущала.
Они взяли по стаканчику вина и встали за столик.
Когда они взяли по второму, к ним подошёл страждущий и сказал:
- Отдыхаете? Из Москвы?
- Из Питера?
- Из Питера?! Давно хочу съездить в Ленинград. Посмотреть на красоту. Город трёх революций! – после этих слов он перешёл на доверительный тон.- Мужики, не угостите стаканчиком? С утра трубы горят, а денег нет.
Константиныч вытащил из кармана гривен 15, протянул мужику:
- И нам принесёшь,- распорядился он.
Через минуту мужик уже стоял с ними за столиком, жадным глотком осушил стаканчик и, кажется, вернул себя миру.
- Спасли вы меня, умирать уже думал.
И ещё долго рассыпался в благодарностях и получил вторую порцию для себя.
- Работаешь? – спросил Константиныч, пожалуй, даже строго.
- Не, не найти работы. Это у вас в России ещё ничего, а здесь только торговля процветает.
- Вот чего нам не жилось вместе? – вскочил Константиныч на своего конька.- Развели демократию хуесосы американские! Всё же было: и работа, и жильё, и зарплаты, и пенсии нормальные.
- Какой народ такая и демократия. Выходит хуёвые мы народы. Когда мы под коммунистами жили, то они за нас решали, и мы смирялись перед их волей, а теперь мы свободными стали и полезло из нас говна больше, чем шоколада.
- Так ты чего демократов поддерживаешь? – спросил Константиныч так, будто внутри себя уже принял безоговорочное решение, мужику больше не наливать.
Мужик вздохнул:
- Я – честный коммунист, не рвал свой партбилет в 91-ом, не отрекаюсь от своих убеждений, поливать грязью Союз не собираюсь, но я жил тогда и всё хорошо помню,- и уже мутным взором посмотрел на Константиныча,- ясно?
- Я тоже честный коммунист,- немного даже обиженно и чуть-чуть оправдываясь, сказал в ответ Константиныч,- я не спорю, было всякое, но зачем братские народы разваливать? Мы же братьями навек были.
- Я 20 лет работал в школе учителем труда, учил ребят слесарному, токарному делу. А теперь пью. Сломался я. Как станок.
На следующее утро никто не разбудил Константиныча внезапным звонком. Он проснулся сам, не как обычно около шести утра, а позже, но по украинскому времени – это было рано. Долго стоял на балконе, курил, смотрел на море, всё ярче и всё теплее освещаемое солнцем. Потом, видимо, решив внутри себя, что пора, разбудил Сашу.
- А ночи-то здесь холодные,- сказал он взлохмаченному Саше, который сидел на кровати, опустив ноги на пол, на тапочки, и всё никак не мог проснуться.
Пляж находился недалеко от города. Пришлось сесть в небольшой автобус – «маршрутку» - корейского производства и трястись по разбитой дороге около получаса.
С ними на остановке вышли ещё несколько человек и тоже направились на тот же пляж. Несмотря на довольно ранний утренний час, Саша ещё издалека увидел, что голые жопы (так он про себя подумал) есть.
Ещё в городе Константиныч и Саша были в солнцезащитных очках. Группа людей, которые шли вместе с ними от остановки, мужчина и три женщины, были где-то их возраста. Складывалось впечатление, что они уже бывалые в этом деле. Саша ещё долго колебался, снимать ли плавки, которые он специально выбирал к отпуску, а эти уже ходили голышом по пляжу, а одна женщина с большой висящей грудью, целлюлитом и нависающим складками животом, поднимала руки вверх и говорила что-то вроде:
- Я чувствую освобождение! Такое странное чувство! – но говорила она это бородатому мужику и совсем негромко, хоть и восторженно, но восторженно не сильно.
Константиныч, с животом беременной женщины, уже лежал на песке, постелив предварительно большое банное полотенце красного цвета с китайскими иероглифами, и был явно не доволен окружающей публикой. И, действительно, женщины были, хоть и голые, но какие-то будничные, без электричества. Ну, точь-в-точь, как мужики, расхаживающие по пляжу, с болтающимися, как неприкаянные, членами.
- Вон, смотри, девка молодая сидит,- вяло сказал Константиныч,- я маленькие сиськи не люблю.
- Вон с большими,- так же бесцветно парировал Саша, имея ввиду женщину, которая что-то там говорила про освобождение.
- У меня дома такая же осталась.
Константиныч вздохнул.
- Вот сейчас олигархи наши моду ввели, старой жене деньгами рот затыкают и молоденьких себе выбирают, может и правильно всё это? Вот я со своей живу, ни поговорить – не поебаться, один быт. Были б такие деньги, послал бы всё к ебене фене. Дети уже взрослые, а жена пусть сама себе на мозг капает.
- Константиныч, что ты такое говоришь? У тебя нормальная семья.
- Когда-то была. А теперь как эта задница.
Но было непонятно, на какую он показал.
Зато вечером Константиныч смотрел на прожитый день гораздо оптимистичнее.
- Не, ну парочка сладеньких попалась, согласись! - обращался он к Саше, наливая в стаканчики вино.
Саша был не против.
- Пробудили желание, пробудили,- горячился Константиныч,- я в молодости, веришь, Саша, мог пять раз «палку» кидать.
Саше вспомнился анекдот про молодого узбека, которого спросили после первой брачной ночи, сколько раз ему удалось бросить «палку», и он сказал, что 49. Все страшно удивились, и он, дабы развеять их сомнения, сказал, что считал. Как? – спросили его. Тут надо совершать телодвижения, какие совершает мужчина во время секса, и считать: раз, два, три….сорок девяяяяяяять!!!!!
Саша невольно улыбнулся.
- Я бы с кем-нибудь здесь закрутил шуры-муры, Саша. Охота развеяться. Да все какие-то замужние или страшные. Что за манера в таком составе ездить отдыхать?
Но Константиныч не унывал:
- Может, повезёт. Я дрочить, как-то не научился.
А Саша «поддрочивал», как он сам себе говорил, покупал диски с тремя иксами и удовлетворял возникшую страсть руками. Однажды он даже подумал, что, по сути, мужики выбирают не фильмы, а как бы женщин: они внимательно смотрят на обложку, читают аннотацию, придирчиво выбирают телесные параметры актрис. Не сказать, чтобы много этого суррогатного выбора, но такой роскоши, как засыпать каждую ночь с женщиной, хотя бы просто засыпать, Саша не имел. Константиныч имел, но, кажется, она его тяготила.
За завтраком женщина, смеявшаяся всегда беззвучно, только в первую секунду издававшая высокий, тонкий звук, скорее прыскающая со смеху, а не хохочущая, вот точно так же засмеялась над словами Константиныча. Это была самая обычная простая баба, приехавшая по профсоюзной путёвке, не выдающейся внешности, с проблесками лёгкой симпатичности на лице и в разрезе цветастого летнего платья.
- Надежда, Надя,- представилась она в свою очередь и на Сашу едва посмотрела.
Всё было и ежу ясно. И Саша, позавтракав, не стал задерживаться:
- Пойду в море искупнусь,- сказал он.
В кармане брюк лежал бумажник, ключ от номера, на поясе висел сотовый телефон,- где оставишь это богатство? Саша снял белые летние туфли и зашёл почти по колено в воду.
Море было спокойно, огромно, переливалось на солнце и, кажется, пело:
Море-море, мир бездонный,
Пенный шелест волн прибрежных…
Над тобой встают как зори
Над тобой встают как зори
Нашей юности надежды.
Или это Саша пел, и никто не слышал.
Выйдя из воды, Саша босиком пошёл по песку, тут и там лежали, сидели, стояли отдыхающие, взрослые, дети, молодые и старые, толстые и тонкие, откровенные и не совсем, праздные и читающие, живущие и скучающие.
- Пойду пива выпью,- решил Саша,- здешнее пиво не хуже нашего.
В летнем кафе с множеством круглых лёгких столиков и таких же лёгких пластмассовых стульев, над каждым столом был раскрыт зонтик, наблюдалась та же пляжная праздность. Саша взял два прозрачных пластмассовых бокала пива и сел за один из столиков, аккуратно смахнул кем-то уроненные чипсы на землю, и сделал очень большой глоток, выпив сразу чуть ли не всё. «Чего-то пересохло во рту». Из динамиков разносилась современная русская попса, а Саша любил рок – зарубежный. «Не сегодняшний, я его не очень понимаю, а старый, я ведь тоже уже немного староват».
Рядом за столиками сидели мужчины и женщины, с детьми и без. Круговерть жизни, молчание и гомон живых людей, скука и новые впечатления на их лицах, - всё это вместе с ярким солнечным светом, влажным морским воздухом наполняло нарождающийся день действием.
У группы «Uriah Heep» есть песня «July Morning» - это очень известная песня. Вот и сейчас было июльское утро, и Саше хотелось схватиться за голову. Как давно это было. Слушает ли Юля эту песню всё так же, как тогда, у Толика дома, в 80-х, они целовались с ней в маленькой комнате, а Толик с Ирой в родительской, и играл «Uriah Heep» и эта песня. Была, была с Юлей любовь и прошла. И с Наташей. И с… Ёб твою мать! Разве такого ты хотел, Саша? Ты ведь тоже хотел вот так вот сидеть за столиком, у самого синего моря, рядом жена, рядом дети, ну, или один ребёнок. Всей семьёй сидеть и наслаждаться жизнью. И ты посмотри, оглянись вокруг, вокруг именно так и живут. А ты сидишь один за столиком, с пивом и ни хуя у тебя нет.
