спокойно кивнула Арабелла. Берне не вмешивался, хотя вполне мог вставить шпильку в духе «какое это имеет отношение к делу?». — Инкогнито. Вы знаете, что разбили ей жизнь?
Мейсон побледнел, а Карлин наконец понял, чего добивается агент, и мысленно зааплодировал.
— В этом была ваша цель? — продолжила Арабелла после паузы. — Чтобы она пела только для вас?
Тишину, которая повисла в помещении после последней фразы агента, можно было пощупать. Марк сдержал улыбку и подался вперед. Мейсон посмотрел на него взглядом затравленного зверя.
— Толпа людей, душный пыльный бар, софиты и алкоголь, эта дурацкая сетка, которой она вечно отгораживается от людей… — заговорил Карлин приглушенно, не отводя пристального взгляда от лица подозреваемого. — Как она может каждый раз выходить на сцену и отдаваться толпе? Как она может растворяться в этом порочном круге чужого удовольствия и не замечать, что ее истинное призвание — быть музой всего одного человека?
Взгляд Мейсона изменился. Мужчина больше не выглядел затравленным. Он слушал внимательно. На губах показалась странная животная улыбка. — Когда вы поняли, что так не может больше продолжаться?
Берне бросил на профайлера жесткий взгляд.
— Вы не обязаны отвечать, мистер Мейсон, — сказал адвокат глухо и будто без желания.
— Когда вы узнали, что Теодора Рихтер и Авирона — одно и то же лицо?
— В прошлом году, — чуть слышно сказал Мейсон. — Я проследил за ней после очередного совещания. Она так игриво со мной говорила, что я не смог просто отправиться домой и лечь спать.
— И что вы сделали?
— Поехал за ней на такси. Моя машина приметная, она ее знает. Да…
— Что вы почувствовали, когда узнали, что мисс Рихтер обманывает вас и весь город?
Марк задал этот вопрос и посмотрел на Берне. Луи ответил мрачным понимающим взглядом, но вмешиваться не стал. Он выполнял свои обязанности как будто из-под палки. Или же ждал, к чему приведет диалог, чтобы воспользоваться вновь открывшейся информацией.
— Мне было больно.
— Испытывать боль не преступление, — все-таки вставил адвокат, и Карлин понял, что тот наготове.
— Безусловно, месье Берне, — кивнул Марк. — Но разных людей боль толкает на разные действия. Что вы решили в тот миг, когда узнали в хрупкой певице Теодору Рихтер, мистер Мейсон?
— У меня и в мыслях не было причинить ей вред, — упрямо вздернул подбородок Мейсон. — Я не собирался ее убивать.
— В отличие от Анны Перо и Ребекки Грант? Вы любите Теодору Рихтер, да? Что вы почувствовали, когда узнали про то, что она двулична?
— Мистер Мейсон, вы…
— Двуличие — страшный грех, — прервав адвоката, заговорил Мейсон. — Нет ничего страшнее двуличия.
— И лжи, — подсказал Марк.
Арабелла хранила молчание, видимо, считывая стратегию Карлина и позволяя ему вести допрос. Для этого она его и пригласила, разве не так?
— И лжи. Так что вы почувствовали?
Снова молчание. Мейсон сжался в комок, сплел пальцы и больше на Карлина не смотрел. От него фонило безумием, тщательно скрываемым, но разрывавшим мужчину изнутри. И было что-то еще. Нужна психиатрическая экспертиза. Это уже не профайлинг. Карлин чувствовал, тут что-то не так, но что именно — сказать не мог.
— Она не имела на это права. Но я все готов был ей простить. Да, я хотел ее забрать. Разработал план. Но я не собирался ее убивать! Только не ее.
Последнюю фразу Мейсон выкрикнул.
— Мы и не утверждаем, что вы хотели убить мисс Рихтер, мистер Мейсон, — мягко сказал Марк. — А что насчет Анны Перо? Вы так весело и столь часто проводили с ней время. Известный психолог и клубная оторва. Блестящая женщина и шлюха в одном флаконе. Что вы испытываете к ней?
На лбу Мейсона выступила испарина. Но он не заговорил. Его движения стали нервными, пальцы неестественно искривились. Но он молчал!
— Ребекка Грант покрывала дилеров. Вы знали об этом. И поэтому устранили ее. Наказали ее. Выставили на всеобщее обозрение. Вы хотели, чтобы ее позор увидели все, чтобы все узнали, кто она такая на самом деле. Волк в овечьей шкуре. Двуличная мразь.
Мейсон закусил губу, по подбородку потекла тонкая струйка крови.
— Ваши утверждения необоснованны, доктор Карлин, — заговорил адвокат и подал подзащитному платок.
— Я не слышу возражений от вашего клиента. Мистер Мейсон. Что вы думаете о Ребекке Грант?
— Двуличная сука. — Это было сказано чуть слышно. Сквозь зубы. Мейсон прижал платок к губе и уставился на Карлина. — Она заслужила смерть.
— Мистер Мейсон, вы можете хранить молчание.
— Иди к дьяволу, Берне, — огрызнулся тот и снова посмотрел на Карлина, будто в этом кабинете существовал только он. — А Анну Перо я не убивал. Когда я пришел туда, она уже была мертва. Лежала в постели. Обнаженная. И мертвая. Я только закончил то, что начал другой.
— Срезали лицо? — спокойно спросила Стич. — А потом помыли тело? Использовали крем? Вы не трахаете своих жертв, мистер Мейсон. Вы только показываете обществу, насколько они двуличны. Единственная женщина, которую вы хотите по-настоящему, — это Теодора Рихтер. И теперь вы понимаете, что она не будет вам принадлежать никогда. А это значит, и защищаться и лгать нам бессмысленно, ведь так?
— Агент, я вынужден…
— Иди к дьяволу, Берне, — повторил сказанную мгновение назад фразу Мейсон так спокойно, что заткнулись все. — Я дам вам то, что вы хотите. Но вы должны организовать мне свидание с Тео. Последнюю встречу.
— Исключено, — бросила Стич.
— Свидание, — повторил Мейсон. — На тридцать минут. В обмен на мое чистосердечное признание. Я откажусь от адвоката.
— Хорошо, — сказал Карлин. — Либо в моем присутствии, либо на вас будут наручники.
Мейсон перевел взгляд на профайлера.
— Наручники меня устроят.
Глава шестнадцатая
НАСТОЯЩЕЕ.
