– Каков ваш вердикт? – Ванзаров не отставал, хуже репейника.
– Могу сказать, что ни один жизненно важный орган ветками не задет, – сказал Лебедев. – А как она это вытерпела… Не знаю. Радуйтесь. Да, я не знаю…
– Радоваться нечему. Возможно, морфий?
– На такое время никакого морфия не хватит. Тем более, не нашел следы от уколов. Предположу какой-то особый состав. Взял образцы крови, тканей, содержимое желудка. Будем разбираться… Кстати, не льстите, что ваше указание ввести морфий ее убило. Скорее всего, просто закончилось действие обезболивающего.
– Благодарю, вы сняли с души моей камень…
– Позвольте! – Лебедев упер руки в бока кожаного фартука. – Это вы из меня второй главный вопрос вытягивали, а какой же первый?
Можно было чуть-чуть поиграть с терпением великого криминалиста, доведя его до грани. Что Ванзаров и проделал.
– Первый главный вопрос… – он нарочно растягивал слова, как будто раздумывал прямо сейчас, – очевиден: для чего ее отпустили?
Кажется, Лебедев ожидал услышать нечто иное.
– И что в нем такого важного? – спросил он.
– Психологика… Ой, простите… – Ванзаров даже похлопал себя по губам. – Некий преступник заманивает барышню под неизвестным предлогом. Как я понимаю, сопротивления она не оказывала?
– Следов от веревок на запястьях и щиколотках нет. Под ногтями чисто.
– Благодарю… Предположим, что барышня добровольно ложится на медицинский стол, ей вводят некое средство, вырезают на груди знак Льва, протыкают множеством веток. Допустим, ей хорошо, она ничего не чувствует, она счастлива. Зачем ее отпускать? Зачем не оставить там, где все это было проделано над ней? Или не умертвить и не уничтожить тело, насладившись содеянным?
Аполлон Григорьевич хотел ответить быстро, но, немного задумавшись, промолчал. Ванзаров не торопил.
– А действительно, не подумал. Вот она, привычка иметь дело с трупами. На самом деле: для чего ее выпустили?
– В таком состоянии она убежать не могла, – продолжил Ванзаров.
– Исключено.
– Второй факт: плащ. Ей специально оставили только плащ. Для прогулки. Кстати, на нем есть что-нибудь?
Лебедев покачал головой.
– Следы от веток, но я еще раз более тщательно проверю.
– Ее одежда осталась где-то там. А саму жертву выпустили. Вопрос: зачем? Кого хотели напугать? Что хотели этим сказать? Во что идет игра?
– Да уж, вопросики… – только и мог сказать Аполлон Григорьевич.
– Исключаю, что цель этого эксперимента – привести господина Антонова в полубезумное состояние. Хотя испугался бедняга крепко.
– Могу себе представить…
– Встретить ночью барышню в потеках крови, с торчащими отовсюду ветками, улыбающуюся и танцующую. Нервы должны быть, как у вас, Аполлон Григорьевич…
Криминалист согласно кивнул.
– Жаль беднягу.
– Недаром она показалась Антонову выходцем с того света: мертво-живая…
– Ходячий мертвец! Подумать только! Нет, ну вы меня своими готическими сказками до дрожи напугали. – Лебедев вытащил очередную сигарку и пристроил в зубах. – История занимательная. Только сами как на свой вопрос ответите? Я-то вас как облупленного знаю, уже, небось, вывод готов?
– Только предположение, – сказал Ванзаров.
– Не томите, друг мой!
– Ритуал.
По лицу Аполлона Григорьевича расползлось брезгливое выражение, будто ему сообщили антинаучную глупость.
– И только? Ну, не знаю…
– Во всяком случае, нас хотят в этот убедить, – добавил Ванзаров. – Проверить будет несложно.
– Каким образом?
– Мне не понятно другое: почему преступник был так уверен, что барышня не придет в себя и не откроет, кто с ней сделал это?
– А почему вы меня об этом спрашиваете?
– Аполлон Григорьевич, простите за дерзость: вы осмотр тела тщательно провели?
Проговорив дерзость, Ванзаров на всякий случай зажмурился. И было от чего. Лебедев чуть не лопнул от возмущения. Другая сигарка закончила свою судьбу в его кулаке.
– Ну, знаете! – только и смог выдохнуть он. – От кого уж, от кого, а от вас я такого не ожидал! Нет, вы явно растеряли мозги в отставке…
– Ну, простите, болтнул глупость, – примирительно сказал Ванзаров.
– То-то же! – При всем ужасном характере Лебедев был отходчив, как быстро сгорающий порох. – Ладо уж, идите, играйте с вашей психологикой. А я тут еще немного покопаюсь – и к себе. Утомил меня что-то Павловск.
Санитар Шадрин поднялся с лавочки, готовый оказать любую услугу звезде криминалистики. Его призвали величественным жестом. Аполлон Григорьевич любил славу и почет, даже мелкий. Хоть не признавался в этом.
15. В лесах и дубравах
Сыровяткин держался мужественно. Напустив грозно-полицейский вид, он прохаживался от куста до куста. Жаль, пугаться облика полицмейстера было некому. В дворцовом парке, как назло, не оказалось ни одного гуляющего. Городовой Никитин, попавшийся Ванзарову под руку, не сомкнул глаз с прошедшей ночи, а потому взирал на марши своего начальника с сонным равнодушием. А на храм греческого бога тем более. Посмотреть же было на что.
Открытая полуанфилада окружала памятник Аполлону, который, откинув божественную руку, указывал, куда следует направляться музам и их поклонникам в поисках высокого классического искусства. К основанию памятника вела уступчатая лестница, завершавшая ансамбль. Весь комплекс густо утопал в деревьях и кустах, словно созданный не человеком, а самой природой.
Ванзаров не столько наслаждался красотой искусственной древности, сколько осматривал подходы к храму. Пройти сюда незаметно было возможно, а при желании оставаться сколько угодно. Даже в молодой зелени храм был укрыт основательно от посторонних глаз. Чтобы увидеть то, что происходит около него, надо специально подойти вплотную. Такое могло прийти в голову только путешествующим туристам, осматривающим окрестности. Местные жители и дворцовые обитатели редко удостаивали храм ленивым взглядом.
Городовой заметил столичного гостя и предупреждающим кашлем дал знать. Сыровяткин подбежал и доложил, что за истекшее время к месту полицейского оцепления никто не посмел приблизиться.
– Благодарю, Константин Семенович, – сказал Ванзаров, озираясь по сторонам. – Теперь за дело.
– Что прикажете?
– Ищите следы.
– Крови? – дрогнув голосом, спросил Сыровяткин.
– Срезанные насаждения ищите. Никитин, не стойте, займитесь осмотром.
Полицейские отправились по кустам. Что было и нужно, чтобы не мешались под ногами. Внимательно глядя себе под ноги, Ванзаров подошел к лестнице и по самому краю поднялся на верхнюю площадку. Теперь Аполлон простирал ладонь над его головой. Ванзаров мысленно передал привет древнему богу от современного тезки-криминалиста и стал осматривать поверхность мраморных плит. После зимы храм еще не убрали и не вычистили. Разнообразный мусор щедро покрывал подножие. Со своего места Ванзарову была видна вся поверхность памятника. Никаких следов на ней не обнаружилось. Вероятно, предположение было ошибочным.
– Ваше благородие! – Никитин замахал от ближних кустов.
Ванзаров спустил протоптанной дорогой.
Городовой стоял рядом с густым кустом, название которого известно только садовникам. На ветках проклюнулись липкие листочки. Ничего особенно в этом насаждении не было. За исключением того, что часть веток были срезаны под острым углом. Ванзаров не поленился их посчитать. По сравнению с количеством тех, что были воткнуты в тело, расхождение составило три ветки. Видно, отрезали с запасом. Сыровяткин рассматривал находку с суровым вниманием.
– Вот, значит, как… – проговорил он со значением.
– Видите что-то важное? – спросил Ванзаров.
– Что уж… И так понятно, откуда ветер дует.
– И откуда? Поделитесь, полицмейстер, ваши соображения могут быть чрезвычайно важными для розыска.
– Оттуда все… – ответил Сыровяткин, сопровождая выразительным кивком. В стороне, куда указывал подбородок полицмейстера, виделись флигели Большого дворца.
– Вы искренно так полагаете?
Сыровяткин тяжко вздохнул.
– Да вы сами уже все поняли, Родион Георгиевич, – сказал он. – Только вслух об этом говорить не позволительно. Как только убийцу искать будем, ума не приложу…
– Кто из императорской фамилии сейчас пребывает во дворце?
Такими сведениями полицмейстер Павловска должен владеть по долгу службы, а не узнавать с языков сплетников.
– Великий князь Андрей Владимирович[2], – перейдя на шепот, сообщил Сыровяткин. – Молодой человек, сами знаете. Готовится к поступлению в Александровскую военно-юридическую академию. Далее – умолкаю. Причины вам известны.
Произнесенное имя было слишком значительным, чтобы обсуждать его. Особенно в присутствии городового.
– Ваша рассудительность делает вам честь, – заметил Ванзаров. – Но вы правы, убийц искать надо. Кроме нас с вами, сделать это некому.
