Хотя шум вокруг трагедии быстро сходил на нет, у меня все еще мурашки бежали по коже, когда мой взгляд останавливался на пустой парте Чарли или когда я на велосипеде проезжал мимо его матери, которая, лишившись сына, явно лишилась и ума. Она каждый день бродила по кварталу, заглядывала на задние дворы, обследовала мусорные контейнеры за универмагом, плелась вдоль путей. Горе иссушило ее — одну из самых молодых матерей в нашем квартале: всего за одну ночь она осунулась, светлые волосы стали похожи на проволоку, глаза сделались пустыми.
По вечерам она обходила школьный двор, останавливалась у игровой площадки, звала Чарли. Как-то раз с наступлением темноты мы сели обедать, и мама, выпившая уже несколько стаканов хереса на пути к Бермудам, подняла голову и увидела через окно, выходящее на улицу, миссис Эдисон: та возвращалась домой из Ист-Лейка. Мама замолчала, поднялась и вышла на улицу. Джим, Мэри и я бросились к окну. Мама подошла к миссис Эдисон и что-то сказала, потом подошла к маленькой женщине вплотную и обняла ее. Они так стояли долго-долго, слегка покачиваясь, чуть ли не до самой ночи, и мама порой легонько похлопывала миссис Эдисон по спине.
Джиму пришлось отказаться от утренней доставки газет, потому что для этого нужно было затемно выходить из дома. Принимались и другие меры предосторожности, даже обе входные двери — парадную и заднюю — стали запирать на ночь. Нам разрешали теперь выходить за пределы квартала только с кем-нибудь еще из ребят, а в лес я должен был выбираться вдвоем с Джимом. Но я продолжал в одиночку выгуливать Джорджа по вечерам и теперь чувствовал, что за кустами вместе с Тедди Данденом крадется еще один призрак.
В первый по-настоящему холодный вечер, на исходе сентября, когда ветер гнал по улице мертвые листья, я вышел с Джорджем и завернул за угол, направляясь к школе. У темного дома миссис Гримм я услышал чей-то шепот: «Это ты?» Голос зазвучал так неожиданно, что я подскочил на месте, а Джордж низко зарычал. Я заглянул во двор и увидел, что среди голых розовых кустов стоит миссис Эдисон.
— Чарли, это ты? — сказала она, протягивая ко мне руку.
Внезапное появление миссис Эдисон до смерти меня перепугало. Не в силах выдавить из себя ни слова, я развернулся и стремглав понесся домой. Мама уже спала на диване, а потому я спустился в подвал к Джиму, чтобы не оставаться одному. Он сидел там под солнцем Драного города, устанавливая крышу на дом миссис Рестуччо. По другую сторону лестницы Микки, Санди Грэм и Салли О'Малли до крайности прилежно учились в классе миссис Харкмар.
— Чего тебе надо? — спросил Джим.
Сердце колотилось в моей груди. Я вдруг понял, что меня испугало не столько появление миссис Эдисон (мы уже привыкли к тому, что она может вдруг встретиться в любом месте и почти в любое время), сколько то, что она приняла меня за Чарли. Я не хотел говорить Джиму, что именно меня смутило, словно, облеки я это в слова, и несуществующая связь между мной и исчезнувшим мальчиком превратится в реальность.
— Похоже, бродяга теперь исчез, — сказал я Джиму.
Никаких его следов после исчезновения Чарли не обнаруживалось. Я обвел взглядом фанерную площадку в поисках человека-тени с нарисованными глазами и руками-булавками. Нашел я его за домом Хортонов, вблизи Хаммонд-лейн.
— Он наверняка где-то здесь, — сказал Джим. — Просто затаился, потому что в последние две недели вокруг сплошная полиция.
Он говорил, а я тем временем рассматривал Драный город, который всегда меня притягивал. Нет, я не мельтешил взглядом туда-сюда — неспешно проследовал по Уиллоу-авеню от Хаммонд-лейн, завернул за угол. Добравшись до дома миссис Гримм по правой стороне улицы, я замер. Перед ним стояла глиняная фигурка миссис Эдисон.
— Слушай, — сказал я, наклоняясь над фанерным шитом и показывая на фигурку пальцем. — Это ты ее туда поставил?
— Шел бы ты куда-нибудь, а?
— Ты мне только скажи: это ты ее туда поставил?
По тону моего голоса он явно понял, что я говорю серьезно.
— Нет, — сказал он. — А что?
— А то, что я сейчас выгуливал Джорджа и видел ее на этом самом месте всего пару минут назад.
— Может, она перешла туда, после того как я выключил свет вчера вечером.
— Да брось ты. Ты ее переставлял?
— Клянусь, я ее не трогал. Я целую неделю никого никуда не переставлял.
Мы уставились друг на друга и в наступившей тишине услышали из другой части подвала голос миссис Харкмар:
— Микки, за контрольную по английскому ставлю тебе сто баллов.
Прошло несколько секунд, и наконец я позвал:
— Эй, Мэри, иди-ка сюда.
Послышался голос Салли О'Малли:
— Придется и мне в следующий раз постараться.
Джимми поднялся и шагнул к лестнице.
— Микки, ты нам нужен здесь, — сказал он.
Секунду спустя из-за занавески появилась Мэри и подошла к нам.
— Я ничуть на тебя не буду сердиться, если это ты. Только скажи: ты трогала что-нибудь в Драном городе? — спросил Джим, улыбаясь.
— А не пойти ли тебе?.. — сказала она голосом Микки.
— Это ты переставила сюда миссис Эдисон? — спросил я, показывая на глиняную фигурку.
Мэри подошла к фанерному щиту и обвела город взглядом.
— Ну? — Джим легонько прикоснулся ладонью к ее плечу.
Она еще несколько секунд внимательно разглядывала макет, а потом кивнула.
Система Макгина
На следующий день на игровой площадке у школы я услышал, как Питер Хортон говорит Крису Хаккету, что прошлым вечером кто-то заглядывал в окно его матери.
— И кто же это был? — спросил Крис. — Бэтмен?
Питер задумался, потом рассмеялся, и все его громадное тело затряслось.
— Да нет, конечно, — сказал он. — Она думала, что перед ней луна, но потом оказалось, что это лицо.
— Ну и дура.
Питер снова надолго задумался, а потом проговорил:
— Вот я тебя.
Своими здоровенными ручищами он потянулся к горлу Криса, но тот понесся прочь через поле, крича:
— У твоей матери не голова, а задница!
Хортон пробежал шага четыре, но потом то ли забыл, зачем бежит, то ли запыхался.
Стоило мне услышать слова Питера, как я вспомнил прошлый вечер: фанерный щит, булавки человека-тени, царапающие заднюю стену дома Хортонов. Вернувшись домой, я поделился своими мыслями с Джимом, и мы отправились на поиски Мэри. Поначалу найти ее никак не удавалось, но потом мы увидели облачка дыма, подымающиеся над кустами форзиции в уголке садика с задней стороны дома. Мы прошли по траве, усеянной опавшими листьями, вползли под кусты и уселись по бокам от нее.
— Откуда ты знаешь, куда нужно ставить людей в Драном городе? — спросил Джим.
Мэри стряхнула пепел с сигареты точно так же, как делала мама, и сказала:
— Вычисление по системе Макгина.
— Ты пытаешься им помешать? — спросил я.
— Из твоего утреннего рассказа, — ответила она.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты сам мне о них прочел.
— Это ты о моей тетради?
Она кивнула.
— Город, полный лошадей, — сказал Джим.
— Это же не скачки, — возразил я.
— Нет, скачки. В цифрах, — сказала Мэри, глядя прямо перед собой.
— Ты это рассчитываешь в уме или на бумаге? — спросил я.
— Иногда.
Мэри загасила сигарету. Мы тихо посидели, слушая, как ветер свистит в ветках вокруг нас. Наверху шуршали умирающие дубовые листья. Я попытался представить, что Мэри делает с полученными от меня сведениями, но мое воображение не простиралось так далеко.
— Где Чарли Эдисон? — спросил у нее Джим.
— Исчез.
— Но где он должен быть в Драном городе? — не отступал мой брат.
— Не знаю. Ты мне о нем ничего не читал, — сказала Мэри, посмотрев на меня.
— Я тебе и про его мать ничего не читал.
— Я ее видела. Видела ее на улице и видела ее с нашей мамочкой.
За следующие пятнадцать минут мы рассказали ей все, что знали о Чарли Эдисоне: о выпавших на его долю испытаниях и невзгодах, о том, какого цвета был у него велосипед, о том, знак какой команды Чарли носил на бейсбольной кепочке («Кливлендские индейцы»), и все в таком роде. Мэри кивала нам, выслушивая все это. Когда мы закончили, она сказала:
— Ну а теперь — до свидания.
Затем встала и вышла из-под форзиции.
Джим расхохотался.
— Это все случайность, — сказал он. — В Драном городе слишком мало места, и фигурки просто нужно куда-то ставить. Так что всегда есть шанс угадать.
— Не уверен, — сказал я.
— Ты что, думаешь — она доктор Стрейндж?[28] — И Джим громко рассмеялся, глядя на меня.
Я решил, что выставил себя дураком. Мало того, он так меня ущипнул за мышцу правой руки, что та онемела на целых пять минут. Уходя из кустов, он крикнул:
— Ты во что угодно готов поверить!
Чтобы хоть чем-то отомстить Джиму, пусть даже молча и про себя, я припомнил тот вечер несколько лет назад, когда родители сказали мне с братом, что никакого Санта-Клауса нет. Чуть раньше, днем, мы с Джимом валялись на животе в снегу, пытаясь заглянуть в подвал, который был для нас недоступен со Дня благодарения. «Я вижу велик, — сказал Джим. — Ничего себе! Кажется, там роботы-спецназовцы». Но когда мама ошарашила нас, сказав, что никакого Санта-Клауса нет, я только кивнул, а вот Джим… с ним случилась настоящая истерика. Он сел в кресло-качалку перед окном. Снаружи, в темноте, падал громадными хлопьями снег, а Джим качался и долго-долго рыдал, закрыв лицо руками.
