Шагов не было долго, почти целую вечность. Ей казалось, что прошла уйма времени, что звезды в рукавах Галактики сдвинулись и поменяли свое положение. Ей казалось, что мир успел обветшать, пока она ждала, сидя, напряженная, как сжатая пружина, чувствуя, что неизвестность и ожидание способны взорвать весь ее внутренний мир. Женщина хотела сорваться с места и хотя бы пройти – из угла в угол, от кресла к окну, постоять, вдыхая воздух, и вновь пройти по комнате, по мягкому ковру, что глушил шум шагов. Движения уняло б бешеное биение пульса. Оно было бы к месту. А вместо этого приходилось сидеть неподвижно, полностью владея собой, стараясь, что б не отразилась на лице та гамма чувств, которые она испытывала.
И, несмотря на ожидание, шаги прозвучали как небесный гром. Вошли трое. Она узнала Юфнаресса, узнала того, кого Юфнаресс называл Лордом. Женщина, что шла рядом, была ей неизвестна. Женщина, что была изумительно – прекрасна и хороша собой. У нее были мягкие глаза, небесной сини, такие яркие, такие мягкие, как глаза лани. У нее были слегка неправильные черты лица и серебро волос, стекавшее с головы, падавшее на плечи плащом.
А еще, вокруг ее рук и лица тихонечко мерцал воздух, словно с рук и головы непрестанно слетали слабые искры разрядов. И если присмотреться, то было видно, как играет на воздухе свет – то блеснет червонным золотом, то пробьет неистовой синью, затмевающей синь взгляда.
Элейдж подошел совсем близко, заглянул в глаза Гресс.
– Что вы хотите мне сказать? – спросил он.
Женщина подошла и мягко положила свою ладонь ему на плечо. Все ее движения были полны грацией, отточенного, воздушного совершенства. Ее глаза встретились с взглядом Гресс, и неожиданно пришло ощущение того, что незнакомка видит ее мысли, видит так, как видел Имрэн, словно и мысли и сомнения и надежды, как открытый книжный лист, лежали перед ней. И было ощущение тепла. Тепла и сочувствия. Поддержки. Чего-то доброго. Очень доброго.
Незнакомка опустилась в кресло напротив, и отвела взгляд, сразу избавив от напряжения и неловкости, от избытка чувств. Словно в голове образовалась дырка, через которую вытеки мысли и чувства, оставив пустоту, странную после такого кипения. Легкость разливалась по телу, унимая дрожь.
Вспомнился Имри. Его лицо, его улыбка. Он и эта женщина были неуловимо похожи. Общей была улыбка, осторожно распускающаяся из уголков губ, улыбка, что дрожала в уголках глаз и изломе бровей. Незнакомка легко повела плечами и чуть заметно, слегка кивнула. Переведя взгляд на Элейджа, улыбнулась ему.
– Значит, – проговорила она, – вы готовы рассказать, что же случилось с «Раяни», что вы видели в районе тройной и на Рэне. Я думаю, что Лорду будет небезынтересно это узнать.
Незнакомка улыбнулась вновь, и в ее улыбке Гресс увидела и слезы волнения и нечаянную радость. Оттенки чувств, игру эмоций, что-то, что заставило саму Гресс проникнуться к ней симпатией.
– Меня зовут Лиит, – откликнулась на немой вопрос незнакомка, – и это так же верно, что я вижу перед собой Гресси Кохиллу, капитана космического флота Лиги, у которой и вправду есть что сказать Лорду.
– И Леди, – тихо добавил Юфнаресс.
Глядя на камни Аюми, лежавшие на ладонях, Гресси тихонечко вздохнула. Вновь. Вновь эти камни были в ее руках. Рядом стоял Рокше, смотрел, затаив дыхание, словно ослепленный глубиной их сини, очарованный, словно поддавшись не людским, сильным чарам, неведомому колдовству. Камни на ее руках не только играли. Да, по их поверхности проносились сполохи, похожие на синие, холодные зарницы.
Казалось, будто камни пели, рождая тихий, неверный, чарующий отзвук, похожий на далекое пение хорала, на звон колоколов, на песни ветра и песни звезд. Звук был едва слышен и чист, как родник. Звук рождал ощущение тихого ликования в душе, даря надежду? счастье? от которых хотелось плакать.
Она взглянула на Гайдуни, что стоял же здесь, рядом, в двух шагах, и глядел на нее, смущенный, ошеломленный. Огромный, похожий на грузного медведя он не сочетался с собственным смущением. Рядом с ним стоял Пайше, одетый вольно и свободно, как любой контрабандист, не признававший дисциплины, но со знаками отличия Стратега.
А еще, рядом стояла Лиит. И здесь, в темной, едва освещенной комнате, как никогда было заметно исходившее от нее сияние. И здесь же был Элейдж. И такое же, слабое, хорошо различимое лишь в темноте, дрожавшее пламя, окружало и его. Он смотрел с грустью, с надеждой. Он смотрел, кусая губы, словно не хотел никого из них отпускать.
Гресс молча положила камни назад, в углубления обитой мягким бархатом коробочки, которую спрятала в обычную сумку, висевшую на боку. И посмотрев на Лиит, заметила, как узкая ладонь, словно сотканная из лунного серебра, из ниоткуда, из воздуха, собирает небесную синь, кладя ее туда, где несколько минут назад покоилось сокровище Аюми. Настоящее сокровище, которое не имело цены.
Гресси хлопнула рукой по сумке, отряхивая невидимую пыль. Никто не знал, никто не должен был догадаться, что сокровище Странников вновь покидает Софро, отправляясь в странствие. В путь, ведущий к дому.
Она посмотрела на Рокше. Лицо контрабандиста, еще несколько мгновений назад восхищенное, с отпечатавшимся на нем чистым, светлым удивлением, что присуще детям, стало вновь строгим и собранным. Словно он уже сидел за пультом корабля, рассчитывая трассу.
Именно ему, ему, вместе с ней, предстояло уйти в полет. В сложный полет. Туда, назад, к тройной. К флоту, что был надежно укрыт вуалями плазмы и возмущениями гравитационных полей. Туда, где они были так недавно, откуда ушли. В этот сказочный мир им предстояло вернуться. Прикрыв глаза, Гресс воскресила в памяти странный мир, сад, где на ветках располагался ароматный цвет, соседствуя со спелыми плодами, где замок рос в небо, где огненные шары, превращались в золотокрылых птиц.
Гресс посмотрела в глаза Лиит, словно спрашивая совета. Но другого пути не было. Она, вздохнув, вспомнила ночь, разговор, тихий голос Лиит, немного завораживающий, ее волнение. Ощущение мыслей, текущих параллельно и в ее мозгу, как слабое эхо, что возникало чуть раньше, чем губы Лиит успевали произнести слова. В голосе Лиит звучала грусть.
"За те тысячелетия, что утекли с той поры, как исчезла раса Аюми, – говорила она, – многое было утеряно. Кто знает, что тому причиной? Но информатории Аюми уже не связаны в единую сеть, что было когда-то. Каждый из информаториев существует отдельно, исполняя лишь часть функций. Я не знаю, каким образом вам удалось вернуться на Рэну, не понимаю, как удалось рэанам попасть на корабль. Эти возможности давно были утеряны. Впрочем, может, где-то и существует такая возможность. Да, где-то, еще возможна связь между отдельными информаториями, но эта связь не полна.
Технологии Аюми позволяли осуществлять то, что всем иным могло казаться колдовством. Но и у Аюми был враг, враг более беспощадный, нежели Империя. Время. Время, которое не ходит вспять. Река, по течению которой мы могли плыть с произвольно выбранной скоростью – быстро или медленно, не суть. Но воды реки времени не дано обернуть вспять и нам.
Я не спорю, на древе мироздания существуют миры, где ток темпоральных полей противонаправлен и полярен. Но ничто не может воспользоваться этим процессом. Стоит любой материи мира этого попасть в такой мир, как происходит ее уничтожение. Аннигиляция. Быть может кто-нибудь, когда-нибудь и найдет ключ к возможности использовать и этот портал, возможность подняться, а не спуститься по реке времени. Но мы не успели, мы не смогли.
Мы многого не успели. Мы не успели даже толком исследовать близлежащие галактики, не смея надолго уйти оттуда, где впервые появились на этот свет. Да, мы бывали в сопредельных вселенных, спокойно переходя из одной в другую, перенося свои Дома и корабли. Но с этой Вселенной мы связаны накрепко. Мы нужны были необходимы людям, (впрочем, известны нам были и совершенно иные цивилизации, отличные от людей). Мы появились в этом мире, как противовес силе, которая породила нас. Мы нужны здесь. Именно здесь.
Когда-то, когда мы сами были юны, переживая рассвет нашей расы, мы шли к людям, чувствуя их боль как свою, и, пытаясь унять часть людской боли. Мы несли знание. И сталкивались с тем, что наша суть сильнее нас. Мы все же были оружием, созданным Империей для покорения иных. И когда мы это поняли, то создали маски. То, что мы называли масками.
Маска – это не кокон, не личина, это – второе тело, которое повинуется тебе так же, как и то, которое ты получил в наследство от родителей. Оболочка, в которой существует твой разум, пока твое, настоящее тело спит, или если оно уничтожено. Но, впрочем, разницы нет. Маска может быть любой, копируя то, что есть, или, будучи порождением воображения. Без маски мы не могли существовать рядом с людьми. Но даже маска не всегда была способна скрыть нашу иность. Наш дар, что был одновременно и проклятием.
