была согласиться пѣть. Въ этотъ разъ ей подтягивали не только два бурлака, находившіеся на палубѣ, но и тотъ, что ѣхалъ верхомъ: онъ не имѣлъ возможности принимать непосредственное участіе въ забавахъ товарищей и поэтому только оралъ, когда тѣ орали, оглашая воздухъ своимъ громовымъ голосомъ. Такимъ-то образомъ, не переставая пѣть одну пѣсню за другой и часто повторяя однѣ и ти же пѣсни, измученная, изнемогавшая отъ усталости дѣвочка достигла того, что грубые, пьяные бурлаки всю ночь провели мирно и въ добромъ расположеніи духа, и не одинъ изъ прибрежныхъ обывателей, разбуженный въ эту ночь пьянымъ хоромъ, гремѣвшимъ на рѣкѣ, пряталъ голову подъ одѣяло, дрожа отъ страха.
Съ наступленіемъ утра пошелъ дождь, и такъ какъ дѣвочка не могла выносить душной каюты, бурлаки, въ благодарность за ея пѣніе, прикрыли ее парусиной и брезентомъ, который хотя немного предохранялъ и ее, и старика отъ непогоды. Дождь все усиливался и наконецъ полилъ какъ изъ ведра. Тучи обложили все небо и нельзя было разсчитывать, чтобы оно прояснилось во весь день.
А они, между тѣмъ, замѣтно приближались къ мѣсту своего назначенія. Вода въ рѣкѣ уже становилась гуще и грязнѣе; часто навстрѣчу имъ шли такія же нагруженныя баржи, какъ и ихъ, а дорожки, усыпанныя каменноугольнымъ пепломъ, и лачуги, изъ краснаго, бросающагося въ глаза кирпича, говорили о близости большого мануфактурнаго города. Вотъ ужъ они огибаютъ его предмѣстъе съ узкими, кривыми улицами и неправильно разбросанными домами; съ многочисленными фабриками, внутри которыхъ пыхтятъ машины, потрясая зданіе чуть не до самаго фундамента, стучатѣ молоты, выбивая желѣзо. Высокія трубы безостановочно изрыгаютъ черную копоть, которая такъ и виситъ густой тучей надъ человѣческимъ жильемъ, затемняя собою дневной свѣтъ и наполняя воздухъ удушливымъ газомъ. По мѣрѣ того, какъ они подходятъ къ гавани, улицы становятся все люднѣе и люднѣе, шумъ, крикъ увеличивается и, наконецъ, все сливается въ одинъ неясный гулъ, въ которомъ ровно ничего нельзя разобрать.
Лодка подъѣзжаетъ къ пристани и бурлаки тотчасъ же принимаются за работу. Напрасно прождавъ нѣсколько минутъ, — она хотѣла поблагодарить лодочниковъ за ихъ гостепріимство и спросить ихъ, въ какую сторону имъ надо идти, — Нелли съ дѣдушкой вышла на пристань и, пройдя какимъ-то грязнымъ переулкомъ, очутилась на людной, шумной улицѣ. Вотъ они стоять подъ проливнымъ дождемъ, совершенно одинокіе среди этого адскаго шума и суеты, словно пришельцы съ того свѣта, лѣтъ 1000 назадъ похороненные и какимъ-то чудомъ попавшіе въ совершенно чуждую имъ среду, и не знають, что предпринять, куда направить свои шаги.
VII
Толпа неслась быстрымъ потокомъ въ двухъ противоположныхъ направленіяхъ. Она, казалось, никогда не остановится, никогда не утомится. Ее не смущаетъ ни стукъ повозокъ, нагруженныхъ бренчащимъ, звенящимъ товаромъ, ни шлепанье лошадиныхъ копытъ по мокрой, грязной мостовой, ни шумъ дождя, барабанящаго по окнамъ и дождевымъ зонтикамъ, ни толчки особенно торопливыхъ прохожихъ; словомъ, весь этотъ адъ людей торговой улицы, въ самый разгаръ дневныхъ занятій, не мѣшаетъ ей думать и дѣлать разныя вычисленія и нестись, нестись безъ конца.
А наши бѣдные странники стоять, оглушенные всѣмъ этимъ грохотомъ, и печально взираютъ на суету людскую, въ которой они не принимаютъ никакого участія. Они чувствуютъ себя такими одинокими, заброшенными въ этой громадной толпѣ, что ихъ положеніе можно было бы сравнить только съ положеніемъ человѣка, смытаго бурей съ корабля: могучія волны перебрасывають его съ одного гребня на другой, онъ чуть не слѣпнетъ отъ сверкающей вокругъ него воды, а между тѣмъ ему нечѣмъ смочить свой пылающій языкъ, нѣтъ ни капли, чтобы утолить мучительную жажду.
Вотъ они стали подъ ворота, чтобы укрыться отъ дождя, и смотрятъ на прохожихъ, въ надеждѣ, что хоть кто нибудь откликнется на ихъ горе, приметь въ нихъ участіе. Вглядываясь въ эти мелькающія мимо нихъ лица, они видятъ все, что дѣлается у каждаго на душѣ. Одинъ хмурится, другой улыбается, иной что-то бормочетъ про себя, иной жестикулируетъ, словно уже вступилъ въ разговоръ, который ему сейчасъ придется вести. Вотъ у этого взглядъ лукавый, живой, видно, что онъ придумываетъ какую-то комбинацію, чтобы обмануть ближняго, а у того, напротивъ, видъ тупой, движенія неповоротливыя. У одного на лицѣ написано: выигралъ, у другого: проигралъ. Въ большихъ торговыхъ центрахъ, гдѣ каждый человѣкъ занятъ своимъ собственнымъ дѣломъ, — у каждаго свое особенное выраженіе: его характеръ и намѣренія написаны крупными буквами на его лицѣ. На бульварахъ же и въ публичныхъ собраніяхъ, куда люди стекаются, чтобы себя показать и на другихъ посмотрѣть, вы встрѣтите сотни лицъ почти съ однимъ и тѣмъ же выраженіемъ. Будничныя лица не носятъ никакихъ личинъ, поэтому и выраженіе у нихъ не поддѣльное.
Дѣвочка такъ увлеклась, всматриваясь въ эти разнообразныя лица, что на-время забыла о своемъ ужасномъ положеніи. Однако, холодъ, голодъ, мокрое платье, прилипавшее къ тѣлу, и ноющая отъ боли голова, настойчиво требовавшая отдыха, котораго они такъ тщетно искали, вскорѣ же возвратили ее къ дѣйствительнымъ нуждамъ. Никто изъ проходившихъ даже и не взглянулъ на нихъ, ни къ кому она не осмѣлилась бы обратиться за помощью. Постоявъ еще нѣсколько минутъ, они вышли изъ-подъ воротъ и смѣшались съ толпой.
Смерклось. Толпа уже значительно порѣдѣла, а они все скитались отъ одного угла улицы до другого, безпріютные, несчастные. На улицахъ зажгли фонари; магазины ярко освѣтились огнями и весь этотъ сразу разлившійся вокругъ нихъ свѣтъ еще больше напомнилъ имъ о приближающейся ночи. Дѣвочка дрожала отъ холода и сырости. Больная, измученная и душой, и тѣломъ, она должна была дѣлать неимовѣрныя усилія, должна была призвать на помощь всю твердость духа, чтобы держаться на ногахъ.
И зачѣмъ они пришли въ этотъ шумный городъ, когда такъ много есть тихихъ, уединенныхъ мѣстъ? Имъ было бы несравненно легче переносить и голодъ, и жажду гдѣ нибудь въ полѣ или въ лѣсу, чѣмъ въ этомъ грязномъ скопищѣ всякой нищеты, въ которомъ они затерялись, какъ самый ничтожный атомъ, и при одномъ взглядѣ на который становится еще тяжелѣе на душѣ.
Не говоря уже о физическихъ страданіяхъ, дѣвочкѣ приходилось терпѣть и нравственную муку. Старикъ началъ упрекать ее въ томъ, что она увела его изъ хорошаго дома, и требовалъ, чтобы они вернулись назадъ. Теперь ужъ ясно было, что на улицѣ ничего не добьются; они пошли назадъ къ пристани; можетъ быть имъ позволятъ переночеватъ на той баркѣ, которая ихъ привезла. Но и въ этомъ пришлось разочароваться. Ворота были заперты и спущенныя на цѣпь собаки своимъ яростнымъ лаемъ заставили ихъ вернуться опять въ городъ.
— Сегодня, милый дѣдушка, мы ужъ какъ нибудь проведемъ ночь подъ открытымъ
