Никакая войсковая часть в сомкнутом строю, никакой отдельный и во весь рост стоящий человек не может устоять под дождем пуль. Уже при Марс-ля-Туре [245] , где применялось оружие, с нашей точки зрения, несовершенное и теперь уже устаревшее, один прусский полк, шедший в атаку сомкнутым строем, потерял в течение менее чем получаса 68 % своего состава. Три года назад японская бригада Намбу оплатила свою смелость в гораздо более краткий срок потерями в 90 % своего состава. В Южной Африке расположенный в укрытии одиночный стрелок легко выводил из строя 14 атаковавших его бойцов [246] .
Техника вооружения празднует сейчас блистательный триумф. Но того, к чему стремятся Германия и Франция и чего хотят все остальные державы, т. е. облегчения боевых действий, превосходства над противником, она никому не дала. Распределяя равномерно и беспристрастно свои драгоценные дары между всеми, она причинила всем величайшие затруднения и создала большие неудобства. Нетрудно сказать, каким образом можно повергнуть ниц и уничтожить своего противника с помощью такого эффективного вооружения. Но нелегко разрешить проблему, как самому избежать при этом гибели. Оказалось, что необходимо полностью изменить всю тактику. Теперь невозможно, как в XVIII в., наступать друг на друга двумя цепями и на не очень большом расстоянии давать залпы по неприятелю. В течение нескольких минут обе армии оказались бы поверженными в результате действия частого огня. Сейчас немыслимо атаковать позиции противника колоннами, подобными наполеоновским, у которых ширина равна глубине. Они были бы рассеяны градом шрапнели. Нельзя также, как предполагалось еще недавно, разбить противника с помощью огня плотных масс стрелков. Эти стрелки были бы очень скоро рассеяны. Только используя укрытия, деревья и дома, стены и канавы, возвышения и углубления на местности, пехотинец может приблизиться к неприятелю; то ложась, то становясь на колени, то стоя, сам оставаясь невидимым, он должен стараться попадать в те маленькие, ничтожные цели, которые он замечает, подавить своим огнем огонь противника, затем быстро продвинуться вперед, чтобы достичь нового прикрытия и оттуда снова продолжать борьбу. Как ни многочисленны укрытия, предоставляемые полем боя, раньше или позже все же наступит момент, когда перед неприятелем окажется свободное пространство, не дающее никакой защиты. Если это пространство неглубоко, то наступающий стремительным броском атакует обороняющегося, потрясенного продолжительным обстрелом. Если это пространство глубоко, то остается лишь создавать себе прикрытия с помощью лопаты и так же, как и в борьбе за овладение крепостью, передвигаться от окопа к окопу, используя в случае необходимости ночную темноту.
Обязанность артиллерии – содействовать и помогать пехоте при таком продвижении. Артиллерия должна своим огнем мешать неприятельской артиллерии вести обстрел с трудом подвигающейся вперед пехоты, своими снарядами она должна настигать неприятельскую пехоту в ее укрытиях и разрушать те защитные сооружения, за которыми она прячется. Чтобы успешно действовать, артиллерия должна уметь уберечься от разрушительного неприятельского огня. Но так как орудие труднее сделать невидимым, чем человека, то пришлось вернуться к защитному оружию прежних времен и пытаться обезвредить с помощью броневых щитов хотя бы ружейный и шрапнельный огонь противника.
Для того чтобы пехотинец мог найти достаточное прикрытие, вести меткий огонь по плохо видимой цели и быстрыми перебежками продвигаться вперед, ему нужно обладать некоторым простором для своих действий. Пехота может теперь успешно бороться не в сомкнутом, а в рассыпном строю, примерно один человек на метр, и притом не в нескольких тесно сомкнутых шеренгах, а лишь в одной. Остальные шеренги следуют на довольно большом расстоянии друг от друга. Они стягиваются в более плотные построения, когда это допускают имеющиеся укрытия. Они должны возмещать потери, заполнять бреши, быть всегда готовыми ко всяким неожиданностям и служить резервом. Если не хотят сократить число бойцов по сравнению с прежним, то рассыпной строй приводит к расширению фронта. Это расширение станет еще более значительным, если будут стремиться ввести в дело как можно большее количество действующих винтовок. Такая задача осуществима без ущерба для способности данной части к наступлению и сопротивлению, так как малое число стрелков может достигнуть сейчас большего, чем прежде значительное их число. Только для конечной штыковой атаки следует ввести в передовую цепь следующие за ней резервы.
Таким образом, непосредственным следствием усовершенствования огнестрельного оружия является большее протяжение фронта боя. Благодаря этому, в то время как в сражениях последних двух столетий приходилось в общем, считая всех бойцов и резервы, от 10 до 15 чел. на 1 м фронта, а еще сорок лет назад считалось нормой 10 чел. на 1 шаг, в дальневосточной войне 1904–1905 гг. обычно приходилось 3 чел. на 1 м., при необходимости же эта норма еще снижалась.
Ни один из противников не вступал в войну с твердо установленным принципом относительно пределов растяжения фронта боя и не стремился применять теории, приобретенные в мирное время. Длинные фронты возникли под давлением обстоятельств, под влиянием естественного стремления войск иметь для себя укрытие и все же использовать свое превосходное оружие. Поэтому нельзя сомневаться, что явления, обнаружившиеся на Дальнем Востоке, повторятся также и в европейской войне. В будущем поля сражения будут иметь и должны иметь совершенно другое протяжение, чем это нам известно из прошлого. Армии такой численности, как сражавшиеся у Кёниггрэца и Гравелота – Сен-Прива, будут занимать пространства, превосходящие те, на которых они тогда сражались, не меньше чем в четыре раза. Но что вообще могут значить те 220 000 чел., которые сражались у Кениггреца, и те 186 000 чел., которые сражались у Гравелота, в сравнении с массами, которые будут введены в дело в будущей войне?
Еще сорок лет назад всеобщая воинская повинность была достоянием одной Пруссии, и никто не завидовал в этом идейно ограниченному военному государству. После 1866 и 1870 гг. почти все державы поспешили присвоить себе эту тайну победы. Все здоровые и сильные посылаются отныне в казармы. Для того чтобы расширить контингенты, срок службы под знаменами по возможности сокращается, а срок состояния в кадрах военнообязанных по возможности растягивается. Ни одна держава не могла противостоять стремлению содержать максимальное число батальонов. Отстававший должен был опасаться, что он будет раздавлен.
Так как Германия со своими 62 млн населения ежегодно призывает 250 000 новобранцев со сроком службы в 19 лет, а Франция со своими 40 млн жителей – 220 000 новобранцев со сроком службы в 25 лет, то первая может призвать в случае войны 4750 тыс. чел., а вторая даже 5500 тыс. чел. Но эти цифры, независимо от убыли, образующейся в течение долгих лет, являются в большей или меньшей степени фиктивными. Человек, уходящий из казармы на фабрику или в угольные шахты, не может через 15 лет вспомнить те правила тактики, которым его обучали в его гарнизоне на плацу, предназначенном для парадов. Винтовка, из которой солдат ландвера стрелял в качестве новобранца в тире, давно продана какому-нибудь черному воину в колониях. Получаемое этим солдатом ландвера новое оружие внушает ему такое же недоверие, какое могло бы внушить гренадеру старого Фридриха игольчатое ружье. Фабричный рабочий, привыкший отправляться на велосипеде утром на работу, а вечером домой, едва ли сумеет, нагруженный винтовкой, боевыми припасами и ранцем, совершать ежедневно 30–40 км пеших переходов. Ландвер и ландштурм, территориальная армия и ее запасные части могут быть лишь в весьма ограниченном количестве и условно причислены к вооруженному народу. Из прочего их состава надо еще многих оставить в качестве гарнизонов крепостей и запасных войск. Если взять для сравнения 1870 г., когда ландштурма совсем не существовало, а ландвер можно было принимать в расчет лишь в очень небольшом размере, и все же из 1 200 000 чел. всей армии лишь 500 000 составляли полевую армию, то окажется, что в наше время полевая армия должна насчитывать более (но не намного) 1 млн человек. И все же такая армия велика по сравнению с армиями прежних времен, она велика также и для того, кто должен ею командовать и приводить ее в движение; с другой стороны, она мала, так как не обеспечивает ни превосходства своего оружия, как в 1866 г., ни численного превосходства над противником, как в 1870 г.; она окажется достаточной лишь в том случае, если возможно будет эти массы держать в одном кулаке и заставить их действовать совместно в направлении одной цели. И даже если это удастся, то не обязательно, чтобы вся эта масса войск была сосредоточена на одном поле сражения, которое должно превосходить поле сражения при Кениггреце в 20 раз. Ведь даже маленькое сражение у Дрездена состояло из двух самостоятельных частей. 16 октября у Лейпцига произошло три отдельных сражения. Сражение у Ле-Мана состояло из целого ряда отдельных боев! Речь должна идти не о соприкосновении частей на местности, а об их внутренней связи, необходимой для того, чтобы на одном поле сражения шла борьба за победу на другом. Сейчас несомненно лишь, что как общие сражения, так и частные, как самостоятельные, так и связанные друг с другом будут разыгрываться на полях и пространствах, которые окажутся бесконечно больше театров военных действий прежних времен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
