она надеялась, что ей как минимум разрешат их доработать уже в закрытом магазине. Там будет что делать: подсчитывать остатки, подбивать итоги, паковать и отправлять возвраты, освобождать торговую площадь от товара. А как максимум она будет работать хоть до самых родов, потому что надеяться ей больше не на кого.
В эту праздничную первомайскую субботу Оксана сидела на рабочем месте, как и предыдущие пять дней.
Влада не было, и она даже вздохнула с облегчением. Он дал ей время подумать. Серьёзно, спокойно, без надрыва. И даже обещал на неё не давить. Но видеть его несчастное лицо ей приходилось каждый день.
Она не знала, что ей делать. Кайрат ещё был в больнице. Данка пыталась её уговорить съездить к нему. И Оксанка всё больше склонялась к тому, что это наверно единственный выход, потому что её «гениальный» план летел ко всем чертям. Он больше не будет искать с ней встречи, не будет разыскивать её по городу, не будет ночевать под окнами. Он вырвет её из своего сердца как занозу — она всё ещё наивно надеялась, что когда-то там была.
Но и Влад не будет ждать бесконечно. И её «нет» будет категоричное «нет», а после «да» уже не повернуть назад — Влад будет считать её своей собственностью, и её и ребёнка, и не отдаст ни при каких условиях. И ей бы даже не думать о нём, но попробуйте не думать о красивом умном богатом мужчине, который души в ней не чает и готов безоговорочно любить чужое дитя.
Помня странное предупреждение Кайрата, Оксанка перерыла весь интернет ещё до того, как пойти проситься к Владу на работу. Её интересовали любые слухи, ходящие вокруг его имени. Высказывания его жён, предположения праздных пользователей, сплетни, сомнительные интервью — всё, что угодно. Но ничего порочащего его имя со времён школы не наблюдалось.
В свои тридцать один он один раз избил одноклассника, три раза женился и три раза развёлся, причём по собственной инициативе. И все три его брака считались скандальными, потому что его будущие жёны бросали своих прежних мужей–толстосумов и уходили к нему практически нагишом. Так же нагишом они и оставались после развода с ним. Как и в договорах на поставку товара, в его брачных контрактах словно всегда был прописан пункт «возврат».
Оксанка перечитывала факты его биографии и так, и эдак. В Лондонском университете он учился на специалиста по текстильному дизайну. Его отец умер очень давно, и мать одна управлялась с созданной мужем компанией и растила сына, так больше и не выйдя замуж. Теперь эта компания принадлежала Владу, хотя большую часть дел по-прежнему вела его мать.
И в эту тяжёлую субботу, именно Елена Сергеевна Назарова нарисовалась собственной персоной в салоне, охваченном распродажной лихорадкой как в «чёрную пятницу».
Её зычный голос был слышен даже из-за закрытой двери. И она вошла в неё без стука, топая каблуками как «каменный гость».
— Лизавета, — кивнула она Оксанкиной коллеге.
А потом её сбритые и нарисованные тонкой дугой брови, вышедшие из моды ещё во времена Марлен Дитрих, поползли вверх по широкому лбу.
— Ты?
— Здравствуйте, Елена Сергеевна, — кивнула Оксанка.
— Какого хера ты тут делаешь? — она никогда не следила за выражениями, хлопая своими полными как вареники ярко накрашенными губами.
Как торговка с рынка грубая, как борец сумо широкоплечая, эта, вломившаяся в бизнес во времена «малиновых пиджаков» тётка, сейчас бы одевалась в Gucci и Versace, если бы они шили одежду семидесятого размера.
— Работаю, — пожала плечами Оксана.
— И давно она тут работает? — обратилась она к Лизе.
Оксанке трудно было сказать каким тоном она это спросила, но зная её прямоту, надеялась, что она выскажет своё отношение к Оксане яснее и совсем скоро.
— Месяц, — коротко ответила Лиза.
«Почти» — хотела добавить Оксана, но промолчала.
Назарова грузно бухнулась в стоящее в углу кресло и растеклась по нему как дрожжевое тесто.
— Значит, не успел развестись и взялся за старое? — спрашивала она сама у себя, глядя в окно. — Вот же засранец.
Она достала из сумки сигарету и никого не спрашиваясь, закурила.
— Ты-то какого чёрта соглашалась? — этот вопрос она адресовала Оксанке.
— Мне очень работа была нужна, — проблеяла Оксанка и сама себя возненавидела за эти звуки. — Я сама пришла, сама напросилась.
— Сама?!
— И она беременная, — наябедничала Лиза. — Вы бы не курили.
— Ну так открой окно, беременная, — скомандовала мадам Назарова.
И хоть окно и так стояло на проветривании, Оксана встала и под внимательным взглядом женщины, распахнула его настежь.
Шум города, первомайское настроение и весенний воздух ворвались в маленький офис, вызывая сильное желание бежать на улицу.
— Совсем беда, — покачала головой Елена Сергеевна и проследила как Оксанка отошла в уголок, чтобы не стоять на сквозняке.
— Оксан! — вломился в дверь менеджер с очередной дорогой тряпкой в руках. Подхваченные ветром листы бумаги разлетелись по кабинету.
— Здрасьте! — он кивнул матери хозяина и принялся их подбирать. — Оксан, можно ещё хоть пять процентов? — положил он на стол листы и протянул Оксане бирку с артикулом.
— Нельзя! Иди отсюда, — махнула женщина мощной рукой в перстне.
Парню ничего не осталось как стушеваться и поднять в кабинете новый смерч из бумаги. Теперь её поднимала Оксана.
В раздумьях Елена Сергеевна докурила, встала, выбросила окурок прямо в окно, плотно закрыла его и повернулась к Оксанке.
— Собирайся!
— Зачем? — растерялась она.
— Надо! — отрезала женщина. — Тебе ж вроде работа нужна, а тут всё, нет больше работы. Так что бери свои вещички, жду тебя внизу.
— Но я… — пыталась возразить Оксана.
— Вот по дороге и расскажешь.
Она вышла, хлопнув дверью и не попрощавшись с Лизой.
— Хм, тоже мне Золушка, — возмутилась Лиза, выводя из ступора застывшую как истукан с острова Пасхи Оксанку.
— Золушка?!
— Ну, она же хозяйка всей этой сети, — хмыкнула Лиза. — Вот её Золушка и называют. Правда, говорят, она хоть и выглядит как слон, и ругается как грузчик, а тётка очень мудрая. Так что ты не бойся!
Но Оксанка боялась. Она помнила в каком страхе Назарова держала весь свой персонал. Лично Оксанке общаться с ней приходилось не часто, но весь коллектив сети супермаркетов «Золушка» искренне её ненавидел.
И, спихивая в
