А потом мне ответила маленькая девочка.
— Алё. Никого нет дома, — громко сказала она забавным голосом, который часто бывает у малышей.
— А мама где?
— На работе.
«Наверное, лучше попозже еще раз перезвонить», — подумал я.
— Гэн-кун сегодня кашляет, и мы не можем играть. Я дома. С бабушкой.
— С бабушкой? — я как ненормальный вцепился в трубку.
— У бабушки уши плохие. Она по телефону не может… А вы кто? — спросила она вдруг. Наверное, вспомнила, что так нужно говорить по телефону с незнакомым человеком.
— Я дружу с твоей бабушкой, — слова выскочили из меня сами собой. Я даже сам удивился.
— С бабушкой? — удивилась девочка. — А что, у бабушки есть друзья?
— А скажи, как твою бабушку зовут? Бабушка Яёи? Я-ё-и? — Я едва сдерживался от волнения, но старался говорить очень медленно, по слогам.
— Нет, — сказала девочка, — Ханаэ. Бабушка Ханаэ.
Снова разочарование. Я посмотрел на Кавабэ и Ямашту и отрицательно покачал пальцем из стороны в сторону.
— А ты правда бабушкин друг?
Я хотел было сказать, что это неправда, извиниться перед ней и повесить трубку, как вдруг услышал:
— Или ты друг бабушки Яёи?
— Бабушки Яёи?
— Бабушки Яёи нет дома.
— Слушай, твою бабушку зовут Ханаэ. Разве нет? — не понял я.
— Бабушка Яёи, она еще больше бабушка, чем бабушка Ханаэ. Мой папа — сын бабушки Ханаэ. А я и брат — дети папы. А бабушка Яёи — сестра бабушки Ханаэ. Бабушка Яёи уже совсем-совсем бабушка, и ее теперь нет дома.
Я перестал понимать вообще что бы то ни было.
— А где она? Где бабушка Яёи?
— Она была тут. Но теперь тут комната брата. Он уже большой. У него скоро эк-за-мен. Надо сидеть тихо.
— То есть бабушка Яёи раньше с тобой жила?
— Меня зовут Маю-тян.
— Маю-тян, ты раньше вместе с бабушкой Яёи жила?
— Как это «жила»? — растерянно спросила девочка.
— Бабушка Яёи раньше была дома у Маю-тян, да? — я тоже вдруг заговорил вкрадчиво, как тот с автоответчика. Первый раз в жизни.
— Да. Была.
— А теперь она где?
— В То-дзю-эн, — радостно сказал девочка, — там есть еще бабушки. И дедушки. Мама говорит, там очень хорошо!
Дом престарелых был похож на маленькую больницу. В белых коробках комнат под звук работающих кондиционеров старички и старушки занимались своими делами. Кто-то играл в го, кто-то смотрел телевизор, кто-то танцевал гавайские народные танцы. Здесь было очень спокойно. Местные обитатели беседовали под звуки гавайской гитары и телевизионной рекламы, прогуливались взад-вперед по коридорам. Было в этой прогулке что-то подводное. Мы ходили и заглядывали во все комнаты, пока к нам не подошла, слегка причмокивая резиновыми подошвами по линолеуму, женщина в светло-розовом халате. По виду медсестра.
— Что вам здесь надо, мальчики?
— Мы ищем Яёи Коко-сан, — сказал я. — Она здесь?
— Она сегодня не ждет гостей, — скользнув взглядом по каким-то бумажкам, приколотым к стенной доске, сказала медсестра. — А вы встретиться с ней хотели?
Я кивнул. А она сказала:
— Молодцы, не поленились издалека приехать.
А ехать и правда было далеко. Мы два часа тряслись на электричке, а потом еще какое-то время на автобусе.
— Она будет очень рада, — сестра улыбнулась. — Вы ее внуки?
Кавабэ и Ямашта дружно ткнули меня в спину.
— Я внук ее сестры, Ханаэ-сан. — Какой я неимоверный врун…
— Идите за мной. — Сестра развернулась и пошла. Снова послышалось тихое чмоканье.
— Извините.
— Да? — она посмотрела на нас.
— Мы сами найдем. Спасибо! Вы нам только скажите, где ее комната. — Я понимал, что если она нас отведет к бабушке в комнату, то та сразу догадается, что я ей наврал.
— Ничего страшного. Я вас провожу, — сказала она, и нам пришлось покорно идти вслед за ней по длинному коридору. Из окон было видно поле. В поле стояла стальная вышка. И сама вышка, и электропровода, которые тянулись по обе стороны от нее, неподвижно застыли, замерли под жаркими летними лучами.
— Коко-сан, к вам гости! — Сестра открыла дверь комнаты в самом конце коридора. Мы сгрудились у двери, стараясь быть как можно более незаметными. — Внук вашей сестры. Вы раньше с ним вместе жили. Он и друзей своих к вам привел, — сестра похлопала меня по плечу. — Ну заходите же, — сказала она и затащила нас в комнату.
В комнате на кровати сидела тоненькая старушка. Она улыбалась.
— Вы уже давно его не видели, Коко-сан. Он вырос. Изменился. Узнаете его?
— Да-да, — сказала бабушка, не переставая улыбаться.
— Ну вот и хорошо. Посидите, поговорите не спеша.
Сестра на ходу взбила подушку, подложенную старушке под спину, и ловким жестом усадила нас троих на небольшой диванчик.
— Я пойду, — сказала она и вышла из комнаты.
Мы сидели на диване, застыв, как диванные подушки.
Старушка протянула руку и медленно открыла ящик в тумбочке, стоявшей у кровати. Она достала оттуда завернутые в рисовую бумагу три пирожка-мандзю со сладкой бобовой начинкой. Я взял один пирожок себе, а два других отдал Кавабэ и Ямаште.
— А чай есть в вестибюле, — сказала старушка.
— Спасибо. Мы не хотим чая, — сказал я, хотя в горле у меня все пересохло.
Старушка все так же улыбалась. Кожа у нее была белая-белая. И волосы — белые. Седые. Все ее лицо покрывали глубокие и не очень морщины, но глаза смотрели ласково.
Бумажная обертка от пирожка, которую я сжимал в руке, намокла. О чем нам с ней говорить?
— Извините, я схожу за чаем. Сейчас вернусь, — сказал Кавабэ, вставая с дивана.
— Ия тоже, — поспешно вскочил вслед за ним Ямашта.
Они ушли, а я остался. Как всегда. Я вечно проигрываю.
— Э…
— Да? — старушка мягко кивнула и посмотрела на меня. Цветы на ее летнем кимоно качнулись, будто от мимолетного дуновения ветерка. Она ведь и правда думает, будто я брат маленькой Маю-тян.
— Бабушка.
— Что?
— У вас ничего не болит?
— Нет, — она благодарно кивнула, словно говоря: «Вашими молитвами, вашими молитвами». Разговор не клеился.
— Маю-тян веселенькая и здоровенькая, — сказал я. Надо же было о чем-то говорить, вот мне и пришлось приплести маленькую девочку, которую я в жизни ни разу не видел.
— Что?
— Маю-тян, говорю, здоровенькая.
— Вот и хорошо. Я очень рада слышать. В этом году такая жара. Старикам туго приходится.
Кажется, разговор о Маю-тян не очень-то занимал бабушку Яёи.
Я решился.
— Это старая история, — начал я.
— Да-да, конечно. Я слушаю.
— Давным-давно жил один молодой мужчина. И он ушел на войну У него была жена. Она ждала, но он к ней не вернулся. Даже тогда, когда война уже закончилась. Но это вовсе не значит, что он ее забыл. Он помнил ее все время. И даже сейчас. И все эти годы он жил совсем один… — я выговорил все это на одном дыхании и замолчал.
— Да, во время войны всякое бывало, — сказала старушка и опустила глаза. — И такое тоже случалось.
Она тихонько почесала тыльную сторону ладони. Кожа на ее руках была грубой, темной. Эти руки совсем не сочетались с ее белым лицом и седыми волосами.
Старушка сидела, уставившись на свои руки.
— Во время войны этот мужчина пережил что-то очень страшное. Настолько страшное, что после этого он уже не мог вернуться домой… — я запнулся. Что же мне делать? — Как вы думаете, он правильно поступил?
— Что я думаю? — переспросила старушка. Мне показалось, что она смутилась.
«Лучше бы мы сюда не приезжали», — подумал я. Мы так хотели найти Яёи Коко, что больше ни о чем не думали. И о ней самой тоже не подумали. А что, если ей все это неприятно?
Но она очень быстро справилась со смущением и спросила:
— Ты имеешь в виду, злилась бы я на такого человека, если бы была его женой? — она посмотрела на меня, слегка склонив голову.
— Ну… да.
— Ну, что тебе сказать… — старушка задумалась. Мне даже показалось, что ей понравилось, что я ее об этом спросил.
— Наверное, я бы не злилась. Что толку злиться. Я вообще стараюсь все плохое забывать, — она улыбнулась. — И, кроме того, во время войны — всё по-другому. Люди на войне меняются. Не все, конечно, но меняются.
— А можно я в следующий раз с дедушкой приду? Есть дедушка, который хочет прийти к вам в гости.
— Какой дедушка?
Я назвал имя.
Старушка задумалась. Наверное, она все-таки не захочет его видеть.
— Извини, — сказала она наконец, — а кто он, этот дедушка?
Она казалась такой растерянной…
— Это ваш муж, — сказал я.
Она вдруг рассмеялась:
— Мой муж умер давным-давно.
— У нее склероз — память совсем отшибло. Точно вам говорю, — сказал я, когда мы вышли из дома престарелых на улицу. Солнце уже садилось. Дул прохладный ветерок. Я подумал, что сегодня первый осенний день.
