Ленин почесал кончик носа:
- Это надо понимать так, что мы "уважаемые", а меньшевики - нет?
Румянцев заразился настроением Ленина (тот умел в самый трудный момент сохранять юмор), рассмеялся, почувствовав какое-то внутреннее освобождение от о ц е п е н е л о с т и, - такое бывает от неведения или после напряженной, изматывающей работы; сейчас было и то и другое, если бы не Ленин, можно было запаниковать, прибыли будто на собственные похороны...
- Кстати, Витте кончился. - Ленин подтолкнул Румянцеву газеты. - Читали уже?
- Да что же вы молчали, Владимир Ильич?! Это ведь все может повернуть!
- Что повернуть? - Ленин поразился. - О чем вы? Один символ будет сменен другим, изменится фасад, камеры будут прежние. Не обольщайтесь, не надо. Готов дать руку на отсечение - Думу отбросят ногою так же, как отшвырнули Витте. Ничего не изменится, - повторил Ленин, - только станет еще труднее работать, репрессии будут повсеместно.
...Румянцев поднялся на трибуну: стол президиума пуст; предстояла драка за п е р с о н а л и и; тишина была полная, настороженная.
- Товарищи! - сказал Румянцев. Голос сел от волнения, повторил еще раз: Товарищи! От имени Объединенного ЦК приветствую собравшихся здесь делегатов РСДРП, а также представителей других социал-демократических партий. Настоящий съезд собрался при исключительных условиях политической жизни России и при исключительных условиях жизни нашей партии. Это делает особенно важной и ответственной ту работу, которую предстоит совершить съезду. От более или менее удачного результата ее зависит, быть может, как судьба РСДРП в ближайшем будущем, так и исход для пролетариата освободительной борьбы народа с самодержавием, справедливо называемой Великой российской революцией...
Ленин смотрел на замершие лица делегатов, на горящие их глаза, видел напряженное, сосредоточенное внимание, и вдруг мелькнуло: "А вдруг проймет?! Вдруг действительно объединимся?! Как же это было бы славно, а?!"
Ленин и его единомышленники приготовили пробный "шар": когда было выбрано бюро съезда - Плеханов, Ленин, Дан, когда. Федор Дан объявил заседание съезда открытым, группа большевиков внесла заявление; Дан зачитал его, стараясь скрыть раздражение:
- "Мы, рабочие, заявляем, что одна часть партии устраивала по дороге свои собрания, а на месте - закрытые собрания, организовываясь фракционно, то есть даже выбрали комиссию из 3 лиц, которую уполномочили входить в переговоры с другой фракцией. Признавая такую тактику грубо-фракционной, а не партийной, ибо она может повести к полной замкнутости и второй части партии и, таким образом, вместо решительного объединения оставить старый раскол, давший свои отрицательные плоды, мы требуем занесения нашего заявления в протоколы съезда и обращаем на это внимание всех партийных работников и в особенности товарищей рабочих и тех, которым дороги интересы не фракции, а единство партии. Это заявление мы делаем из чувства ответственности перед нашими избирателями..."
Дан оглядел не весь зал, а ту сторону, где сидели меньшевики. Сразу же поднялся Александров:
- Товарищи, по поручению Томско-Омской организации, пославшей меня, я должен заявить, что мы заранее предполагали возможность фракционных собраний...
Ленин дальше не слушал, полез за блокнотиком, делать заметки к завтрашнему заседанию, вопрос будет стоять о повестке дня, это - главное. А здесь что ж слушать-то? Все было срепетировано, на каждый разумный довод выдвинуто пять надуманных, лишь бы спасти престижность, лишь бы повздорить, лишь бы не признать очевидное, напрасно мечтал о возможности сговориться, не выйдет. Теперь задача в том, чтобы з а ф и к с и р о в а т ь свою позицию по всем вопросам; в конце концов, человек живет не одним лишь днем нынешним, все определяет день грядущий, он все по своим местам и расставит - было бы что расставлять. 37
Ночью, накануне второго заседания, Ленин встретился с Даном - Плеханов и Аксельрод задерживались, ждали их с часу на час, и пока Дан был лидером фракции меньшинства, принимал решения, резко черкал документы - карандаш рвал бумагу. Разговор с Даном получился трудный, тот уходил от конкретных ответов, а если все же и отвечал, то, словно обиженная девушка, потупившись, разглядывал ногти. Ленин снова предложил Дану перенести вопрос об объединении с национальными партиями на первые же заседания.
- На съезд приехали украинские товарищи, польская социал-демократия, Бунд, латыши - нас просто-таки не поймут, коли мы займем гегемонистскую позицию: "пригласили - радуйтесь", - убеждал Ленин. - Нерусские товарищи должны быть уравнены в правах с нами, мы обязаны подчеркнуть это равенство, это отнюдь не тактика, в ней ошибиться не так страшно, это стратегия социал-демократии, а здесь ошибка превращается в отступничество, сие непоправимо...
- Я не могу решать единолично, - ответил Дан, - пусть выскажутся делегаты, тогда внесем правку в порядок работы съезда.
- Мы взрослые люди, - усмехнулся Ленин, - мы понимаем, что есть возможность разъяснить делегатам важность этой коррективы не в заседании, когда страсти .накалятся, а заранее.
Ленина удивляла обидчивость Дана, каждое возражение он воспринимал, будто оскорбление. "Обидчивость побежденных обычно слепа и озлобленна, - думал Ленин, - а ведь он сейчас победитель. Каков будет, если проиграет?"
...Когда Ленин, председательствовавший на заседании, зачитал проект порядка дня, меньшевик Миров сразу же выступил за утверждение - без всяких изменений или добавлений.
Поднялся Румянцев:
- Революционная ситуация меняется ежедневно. События в Варшаве, Баку, Риге требуют от нас постановки вопроса об объединении с национальными социал-демократиями на первое место.
Попросил слова "Акимский" - Гольдман.
- Товарищ Акимский, прошу вас, - поторопил его Ленин, потому что тот продолжал о чем-то переговариваться с Дзержинским и Варшавским - сидели неподалеку; правда, младший Гольдман, "Либер", забился в угол, нахохлившийся и грустный.
- Простите, - сказал Акимский, поднявшись на трибуну, - встретил старых друзей... Я против включения национального вопроса вообще, товарищи. Съезд к его обсуждению не подготовлен. Вопрос этот сложный, и не надо вытаскивать его на первое место. Я, конечно, понимаю, как важно объединение всех национальностей России в борьбе с царизмом, я понимаю всю злободневность проблемы, но как бы не вышло так: мы объединимся, поаплодируем, порадуемся, а объединение это окажется фиктивным!
Его поддержал лидер грузинских меньшевиков Ной Жордания, приехавший на съезд под своим старым псевдонимом "Костров".
- Товарищи, мы все понимаем, что национальный вопрос не стоит перед нами в плоскости практической, это чистая тактика.
Дзержинский, бледный до синевы от волнения, обернулся к Варшавскому и сказал громко, так, чтобы слышали все:
- От имени национальных социал-демократических организаций, присутствующих на съезде, мы должны настаивать на обсуждении вопроса об объединении в первую очередь.
Дан уперся взглядом в Кислянского, активного меньшевистского оратора. Тот поднялся, бросил с места:
- Я против предложения товарища. Я считаю нужным поставить на первую очередь вопрос о Государственной думе. Дан обернулся к Ленину:
- Можно слово, Владимир Ильич?
- Слово товарищу Дану, - объявил Ленин.
- Я думаю, что выражу общее мнекие, - сказал Дан, - если предложу закрыть прения. Я просил бы проголосовать мое предложение.
Сработала механика, как и ждал Ленин: прошло предложение Дана.
"Я думал, что он соберет больше, - отметил Ленин, - это уже славно. Против своих голосовали Струмилин, Череванин и - самое странное - Либер. Неужели можно будет хоть что-то повернуть? Неужели подействует логика, неужели верх возьмет ответственность, а не амбиция?"
- Тем не менее, несмотря на результаты голосования, я предлагаю дать высказаться представителям национальных социал-демократий, - сказал Либер глухо. - Я считаю, что товарищи этого заслуживают.
- Товарищ Либер, подчиняйтесь большинству! - воскликнул Дан.
Ленин шепнул ему:
- Но вы же нам не подчиняетесь.
Дан не сразу понял, что Ленин шутит, - был напряжен, постоянно напряжен. Ответил наконец вымученной улыбкой.
Дзержинский снова бросил реплику:
- Я прошу председательствующего поставить на голосование предложение о предоставлении национальным организациям слова вне очереди. В противном случае нам будет трудно понять голосующее большинство: мы приглашены на съезд, но лишены права говорить.
Большинство высказалось за предложение Дзержинского, несмотря на то что Дан первым потянул руку "против".
К трибуне пошел Адольф Варшавский - страсти на заседаниях съезда накалялись.
- Мы, делегаты национальных организаций, находимся в ином положении, чем вы, остальные члены съезда. Это наше особое положение следовало бы обсудить. Мы приглашены на съезд с совещательным голосом. Что ж нам сидеть, как соломенным куклам, в роли неких молчаливых советников?! Пользоваться голосом, но не быть уверенным, что он будет иметь значение при обсуждении важнейших вопросов, в которых и мы заинтересованы кровно, - согласитесь, положение наше не из завидных. Если вы намерены доказать, что у вас есть желание считаться с нашими голосами, что вы нас пригласили не как соломенных кукол, что вы считаете нас товарищами по революционной борьбе, - поставьте в первую очередь вопрос об объединении с нами. Теперь вот о чем...
