– Как ты думаешь, что там? – спрашивал один из них.
– Судя по размерам коробки, там может быть даже стереосистема, – хмыкнул другой, запутавшись в завязках. – Ну, вот это лишнее, пап! Что мы, девчонки, что ли, любить всякие бантики и обертки?
Наконец на полу скопилась куча разноцветного мусора, а две коробки высотой более чем в метр, были извлечены на божий свет.
– Что это? – раздался возмущенный вопль двух молодых глоток, и отец превратился в соляной столб. Две красивые куклы с шелковыми ресницами и длинными белокурыми волосами стояли на полу рядышком, как две родные сестры.
Жена, конечно, тут же. Издевательски улыбаясь, она взяла в руки одну из сказочных принцесс и пощупала подол ее шелкового платья. Кружевная шляпка упала на пол.
– Это что-то из Фрейда, – сказала она, многозначительно глядя на супруга. – Ваш отец переводит мысленные образы в реальность.
– Причем тут Фрейд, мам? – завопил один из братьев. – Нам были обещаны новые плееры. Куда они, черт возьми, делись? Не запихал же он их им под юбки в качестве сюрприза!
– Вопросы задавайте отцу, – ушла от ответа мать.
Все уставились на Романа, а он как ни в чем не бывало пожал плечами. На лице возникла какая-то странная улыбка, противоречивая смесь вины и детской невинности.
– Я тут решил, что вам неплохо задуматься о вашей роли в жизни, – сказал он внушительно. – Вам почти двадцать три. Значит, не за горами то время, когда вы станете мужьями, а потом и отцами. Кончился период игры в стрелялки и машинки. Становитесь, наконец, взрослыми. Это подарки со смыслом!
Сыновья потупили головы и поплелись прочь, оставив кукол на полу в гостиной.
– Папа хочет, чтобы мы качали на руках этих крошек, – бросил один из них. – Тогда бы уж лучше приобрел кукол из секс-шопа. От них хоть какая-нибудь польза!
– Нет, он просто зажилил деньги, – проговорил другой. – Не понимаю, зачем тогда было обещать?
Жена насмешливо взглянула на Романа.
– По-моему, тебе опять пора показаться доктору Левицкому, – сказала она, и в этот раз Роман Александрович не стал с ней спорить…
– Я запутался в своей жизни, – говорил Роман Александрович, лежа на кушетке в кабинете доктора. – Иногда я не понимаю значение своих поступков. Вот, например, вчера, я подарил своим пацанам по огромной кукле. Зачем я это сделал? Ведь им уже по двадцать три.
– Ну что же, люди делают иногда неожиданные подарки, – заметил Левицкий. – Так, чиновнику преподносят набор оловянных солдатиков, а престарелой матроне фарфоровую куклу. В этом нет ничего странного. Даже взрослые любят играть. Детство каждого из нас приходилось не на самые лучшие времена: голод, война, разруха, а потом еще период застоя, жуткий дефицит и пустые полки. Можно ли упрекать пожилого мужчину, если, становясь на коленки, он гоняет по полу яркие машинки, которых у него никогда не было? А женщина, вспоминая о целлулоидном пупсе, у которого руки и ноги было намертво прикреплены к телу, с восторгом рассматривает одежки своей внучки и играет с ней в куклы. Все объяснимо…
– Примерно такую же чепуху я нес им вчера утром, – довольно невежливо перебил Роман Александрович. – Но дело в другом, доктор. У меня действительно было ощущение, что я покупал куклы для дочерей, которые якобы у меня где-то есть. Сыновья же мечтали о плеерах, которые я собирался им приобрести.
– А еще какие-то необычные вещи с вами происходили? – поинтересовался доктор.
– Конечно! – с жаром ответил пациент. – Еще у меня чувство, что мою жену каким-то непостижимым образом подменили. У меня всегда была тяга к красивым, стройным женщинам с роскошными рыжими волосами и точеными ножками. Но вместо этого на пороге дома меня встречает странное злобное существо в замызганном фартуке. Фигурой она напоминает баллистическую ракету, а волосы ее похожи на ржавую проволоку. Доктор, я сошел с ума?
– Это не сумасшествие, – усмехнулся Левицкий. – А если даже и так, то подобной напастью страдает большая часть мужского населения после сорока. Увы, все мы стареем, но только женщины это делают в несколько раз быстрее.
– Да, еще о возрасте… – задумался он. – Понимаете, иногда кажется, что мне нет еще и тридцати. Лет двадцать семь, не больше. Я молод, привлекателен, люблю спорт. Физически я ощущаю себя в чужом теле, подвижном и быстром. Но когда я подхожу к зеркалу… Ну, вы понимаете, о чем я…
– Да, интересный комплекс иллюзий, – произнес Левицкий. – Молодой человек, красивая молодая женщина рядом с ним, другие дети. Я бы сказал, совершенно иная жизнь.
– Да-да, доктор, – обрадовался пациент. – Совсем другая жизнь, в которой я ощущаю себя счастливым. Она как сон. Явь для меня ужасна. Нет, конечно, я люблю сыновей и никогда не брошу семью, но мне все чаще не хочется просыпаться. Я бегу от реальности.
– Скажите, а у вас есть связь на стороне?
– Что вы, доктор! Я так дорожу своей семьей, что даже представить не могу, как бы я…
– Вы можете говорить совершенно спокойно, – заверил его Левицкий. – Ваша откровенность поможет мне лучше понять проблему, а сохранность вашей частной жизни я гарантирую. Есть же профессиональная этика и врачебная тайна.
– Но мне не о чем рассказать, – сказал Роман Александрович. – Решительно не о чем. У вас есть соображения по поводу того, что со мной? Такое лечится?
– А вы хотите излечиться? – спросил его Левицкий.
– Что за вопрос?! – воскликнул пациент. – Конечно, хочу.
– Вы хотите, чтобы исчезли те мимолетные видения, в которых видите себя молодым и красивым, – сказал доктор. – Вы хотите, чтобы та красивая женщина, мужем которой вы являетесь, ушла в небытие. Вы хотите, чтобы она забрала туда ваших маленьких дочерей…
– Стоп, стоп! – воскликнул Роман Александрович, скуксившись. Он схватился за голову, а потом испустил крик отчаяния: – Нет, конечно же, я хочу быть молодым. Ах, если бы можно было закрыть реальную жизнь насовсем, а отправить меня туда… – Он махнул рукой. – К молодой жене и детям.
– Но как же ваши мальчишки-близнецы?
– Они уже взрослые и обойдутся без меня, – махнул рукой мужчина. – В конце концов, у них же останется мать.
– Дорогой мой пациент, – мягко сказал доктор. – Давайте все-таки мыслить реальными категориями. Я не волшебник, способный превратить зрелого мужчину в наивного юношу. Я – психотерапевт, который поможет вам победить недуг. Но для этого мне надо ваше твердое согласие на лечение, полную откровенность ну и готовность подвергнуться некоторым методам воздействия.
– Что за воздействие? – облизнул пересохшие губы клиент. – Мне будет больно?
– Нет, что вы, – ободрил его доктор мягкой улыбкой. – Некоторые мои пациенты находят это даже забавным. К вам никогда не применяли гипноз?
– Гипноз?!
– Ну да! Очень эффективный способ проникнуть в те уголки вашей памяти, которые сознание отчаянно держит под контролем.
– То есть вы хотите узнать то, о чем я вам не говорю? – подозрительно спросил Роман Александрович. – Но я же сказал, что я абсолютно откровенен. К чему тогда все эти штуки?
Левицкий вздохнул.
– Видите ли, – произнес он, подумав. – Некоторые описанные вами симптомы навели меня на мысль, что ваше сознание проявляет признаки расщепления. Не делайте такие страшные глаза! – воскликнул он, видя, что лицо пациента становится похожим на маску. – Диагноз весьма спорный и нуждается в уточнении. Если у вас и есть нечто подобное, то в весьма специфичной форме. При таком недуге пациенты, говоря о своей искренности, просто не ведают, какие сюрпризы таит их подсознание, вытесняя некоторые пережитые душевные травмы в дальние тайники памяти. Вы можете быть поражены тем, что удастся узнать о вас и вашей жизни.
– Признаться, это меня и пугает, – пробормотал мужчина. – Я буду лечиться, но только в сознании. Надеюсь, вы не загипнотизируете меня помимо моей воли?
– Это нецелесообразно, а иногда может быть даже опасно, – сказал Левицкий, и пациент был удовлетворен…
– Что вы думаете, о вчерашнем заявлении Агента? – спросил доктор, когда Роман Александрович пришел к нему на очередной прием.
– Об убийстве профессора? – уточнил мужчина, как само собой разумеющееся. – Я думаю, это заявление не лишено смысла. Слишком уж вовремя произошла его смерть. Стоило ему сорвать с себя маску и заявить, что он решительно настроен поменять свою жизнь, как сразу же последовала расплата. Вы знаете, в тот последний вечер он напоминал мне актера, играющего последний акт драмы. Было что-то трагическое в его лице. Я бы сказал даже, скорбная печать, что-то вроде поцелуя смерти.
– Интересные рассуждения, – заметил Левицкий. – Но, думаю, и вы обратили внимание на намек, который Агент сделал в конце своего выступления. Насчет возможных виновников.
– Конечно, он говорил про нас, – усмехнулся он. – Кстати, и в этом заявлении есть своя доля правдоподобности. Судите сами, именно мы на последнем сеансе увидели революционный настрой старика, и спустя час профессор уже испустил дух. Вопрос в том, кого испугало такое поведение профессора?
