затылок и глядя в сторону ворот.
– Капитан, лошади… – вновь завел Вент.
– Свободен, старший конюх. Капрал Ялад!
– Да, капитан?
– Займись Лаханис и выбери ей лошадь. А я пойду к себе, чтобы написать письмо. Пусть не уезжает, пока я не вернусь. Лаханис, сможешь хотя бы доставить своим мое послание?
Девушка кивнула.
– Так ты мне веришь?
– В момент нападения я была в одном из селений, – сказала она. – И видела знамена Обители Драконс. Но ни у кого из солдат не было таких доспехов, как у ваших, и никто не ездил на боевых конях. Да и тех кривых мечей тоже ни у кого не было. Вы нас не убивали, капитан.
На мгновение ей показалось, будто Ивис готов расплакаться.
– Вплоть до сегодняшнего дня, – ответил он и, повернувшись, пошел прочь, спотыкаясь и опустив плечи.
Молодой капрал присел рядом с Лаханис.
– Есть хочешь? – спросил он. – Или, может, пить?
– Просто приведи лошадь, – бросила девушка.
Но Ялад не сдвинулся с места.
– Наш капитан… не отличается особым проворством, когда речь заходит о письме. Так что у нас есть время, пограничница. Ну, что скажешь?
Она пожала плечами:
– Ладно, тогда принеси воды.
Когда капрал ушел, Лаханис закрыла глаза.
«А ведь это меня все послушались. Я видела знамена. Надо было хорошенько прочитать следы. Выходит, вся эта каша заварилась из-за меня. Вы не убивали нас, капитан. Это я убийца».
Ее разоружили – в кожаной сумке не оказалось даже ножа для еды. Будь у Лаханис под рукой хотя бы такое оружие, она бы немедленно покончила с собой.
«Ничего, я сделаю это позже. Сначала доставлю послание от капитана. А потом перережу себе горло на глазах у своих. Пусть мое имя станет для них проклятием. – Она увидела капрала, возвращавшегося с бурдюком с водой. – Небось сейчас вновь спросит, хочу ли я есть? Или, может, еще предложит за ушком почесать?»
Лаханис забрала у него бурдюк.
– А теперь приведи лошадь.
Семь тяжело нагруженных повозок, каждую из которых тянула пара быков, начала свое путешествие у кузницы Хуста, отправившись на юг в пограничные земли, где их ждали в лагере легиона Хуста. Они двигались медленно, иногда останавливаясь из-за поломанной оси или ободранного на неровных камнях дороги обода колеса.
Галар Барас, который вез приказ своего повелителя готовиться к войне, нагнал обоз в половине дня пути от лагеря. Он скакал во весь опор, его лошадь выбилась из сил, и после долгого утомительного одиночества Барас был рад обществу погонщиков, возчиков, плотников, кузнецов, поваров и охранников, многих из которых знал по селению при кузнице, где он родился и вырос. Радость, однако, омрачало известие о страшной резне, учиненной накануне свадебного торжества, висевшее над всеми, словно саван. Галар знал, что для многих причина подобного настроения кроется не во внезапной смерти повелителя Джайна и его дочери, но в том, что предвещали эти убийства.
В Куральд Галейн вернулась война. На этот раз, однако, враг явился не из-за границ королевства. Галар не мог представить, что творится в голове у тисте за мгновение до того, как убить соплеменника. Ему самому сложно было воспринимать любого другого тисте иначе как собрата. Но теперь казалось, будто каждое лицо с давно знакомыми чертами стало лишь маской и за некоторыми из этих масок притаился враг, чужак с враждебными мыслями и намерениями.
И на этот раз не было никаких очевидных признаков, позволявших отличить своих от врагов, – вроде белой как мел кожи форулканов или зверского облика джелеков. Естественно, всегда существовали разбойники и прочие злоумышленники, сделавшие своей профессией охоту на себе подобных, но их Галар тоже не понимал. Ведь эти глупцы лишались доверия окружающих, обрекая себя на жизнь в одиночестве и страхе. Даже если среди них и возникало нечто вроде братства, оно было пронизано коварством и изменой. Избравший стезю преступника вел жалкое существование, несмотря на все богатство, которое он мог скопить, и на всю ту власть, которую мог получить.
В мире, где не осталось добродетелей, злом становилось все, включая богатство и даже семью, и каждый день выглядел еще более унылым, чем предыдущий.
«Боюсь, эта война пробудит преступников во всех нас», – подумал Барас.
Двигаясь вместе с обозом, он чувствовал, как буквально над всеми нависает зловещее будущее, подобно густой удушающей пелене под затянутым бескрайними тучами небом.
Однако в последний день пути судьба, похоже, решила над ними посмеяться: над головой простиралось лазурное небо, а с юга дул ласковый теплый ветерок. Среди низких холмов по краям дроги виднелись оспины заброшенных рудников, от которых вели извилистые, покрытые выбоинами тракты; временами встречались старые, раскопанные еще столетия назад ямы, где собиралась нечистая вода, а затем, высыхая, оставляла после себя бесцветный отравленный песок. Галар видел остатки деревянных строений, но леса, когда-то росшие на этих холмах и в широких долинах вокруг, давно уже исчезли.
Пожалуй, можно было взглянуть на всю эту разруху и под другим углом, увидев в ней определенное наследие, впоследствии даже ставшее поводом для триумфа, но все равно подобное зрелище причиняло Галару острую боль и ранило его до самых костей.
Он ехал во главе колонны, избегая пыли. Воспоминания о том, как Хенаральд вручил меч повелителю Аномандеру, и о благословении, имевшем место в Зале Ночи (или то не было благословением?), до сих пор не давали ему покоя. Достаточно было взглянуть на собственную руку, державшую поводья, и увидеть отливающую черным кожу… Мысленно возвращаясь в тот судьбоносный день в Цитадели, он то и дело качал головой, отчасти удивленно, но по большей части недоверчиво. Каждое произнесенное тогда слово, казалось, пылало огнем: даже те слова, которые исходили из уст самого Галара, казались ему некими заклинаниями или фрагментами какой-то запутанной, неземной поэмы, странным образом известной всем присутствовавшим.
Если таков был один из даров, которым вознаграждался стоявший рядом с богиней, то Галар Барас наконец уразумел, в чем может заключаться польза от веры. В этих пылких словах, полных множества смыслов, в признаниях и разочарованиях, в тайнах и ярости крылось пугающее могущество. Он понял, что в такие мгновения слова могут меняться, разбиваться на части, переплавляться и собираться заново.
Барас не мог представить, в каком состоянии пребывает сейчас провозглашенный защитником и Первым Сыном Матери-Тьмы повелитель Аномандер, который, несмотря на высокое положение и все свое могущество, не сумел предотвратить резню. Ходили слухи, будто он порвал со своим братом Андаристом, что просто невозможно было вообразить еще месяц тому назад.
По прибытии в лагерь Галару предстояло явиться к командиру Торас Редон
