Душил Ночного дэва[79] неустанно.
Небесный Чародей[80], схватив свой лук,
Стрельнул падучею звездою вдруг.
И Козерог, обросши черной шерстью,
Покрыл страницы книги неба перстью.
Ведром, пронзенным тысячью скорбей,
На мир лил капли света Водолей.
Иону-солнце Рыба проглотила,
И молния все небо осветила.
Ахбаш повсюду разложил товар,
А Джабха - свет чела давала в дар.
В своем сиянье Хака красовалась.
Венцом алмазным Хана любовалась,
Шартейн, Бутейн, Самак, Аклил - чредой
Вручали небу свет свой золотой
Для Вариды, Садира, Нааима -
Чтоб тратили они неутомимо.
Жемчужный приготовили наряд,
Альдебаран и звездочки Плеяд.
Горели среди звездного пожара
Законы Мукаддама - Муаххара.
Меджнун расстроен был и потрясен, -
Делам небесным поражался он.
На небо глядя жадными глазами,
Он полнил землю звездами-слезами.
Просил совета он у алых роз,
Ему являлись сотни странных грез.
Сперва он к Утариду обратился
И все поведал, чем он тяготился:
"Владыка мощный преданных сердец,
Вождь разума, мышления венец!
Ты, книгу мысли пишущий глубокой,
Стоящий у небесных тайн истока!
Желанья, цели ты установил,
Царей, владык на власть благословил.
Как много тяжких бед меня тревожит!
Их счесть твое искусство только может!
В письме к царице плач мой изложи,
Вручив письмо, мне милость окажи.
Пусть твой калам низвергнет все напасти
И исцелит безумного от страсти".
Когда Меджнун увидел: Утарид
Не может горьких исцелить обид.
От Утарида взор отвел упрямо,
Стал ожидать удачи от Бахрама:
"О славный на просторе боевом!
Ты, одолевший мир своим мечом.
Ты, в стольких славных битвах победитель
И в мире совершеннейший воитель!
Я слаб, а враг мой - крепок и силен,
Я одинок, а враг - души лишен!
Будь милостив, несчастным помогая,
От одиноких горе устраняя!
Моих врагов безжалостно рази,
Чтоб от любимой мог я быть вблизи".
Но Утарид с Бахрамом не внимали -
Им были чужды беды п печали.
Он верить перестал в перо и в меч -
И к богу обратил смиренно речь,
Вперив свой взор в небесную обитель:
"Меча владыка и пера властитель!
Бахрам - твой раб, а Утарид - гонец.
Лишь ты один - создания венец.
О хлеба нам насущного податель.
Ты сжалься над измученным, создатель!
Прошу я: сострадай моим слезам,
Дай сердцу гной живительный бальзам!
Лейли ты создал гурией прекрасной -
И вот ее красой сожжен несчастный,
Ты миру сотворил ее на плач, -
Она - и мой безжалостный палач.
Хотел ты, чтоб она мирам светила,
Она - огнем всю землю охватила!
Ты тяжким горем истерзал меня,
Лейли вонзает злой кинжал в меня.
Из за Лейли меня объяло горе,
Я погрузился в беспокойства море.
Но у нее нет чары колдовской,
Чтоб мне вернуть утраченный покой. .
Лишь ты, небесного владыка царства,
От ран моих мне можешь дать лекарство.
Лишь твой бальзам унес бы всю беду,
Целителя другого не найду.
О скорбью полонящий повелитель,
Где у меня другой есть попечитель?
О горе мудрецам поведал я,
Никто не знает, в чем болезнь моя!
И лишь в одном тебе я вижу друга,
Один лишь ты излечишь от недуга.
Болезнью поразив, ты лечишь сам;
Ты дал недуг, так дай теперь бальзам.
Мое блаженство совершенным сделай
И страсть мою навек лиши предела.
Чтоб мог я видеть лал небесный твой[81] -
И чистым стать, как этот лал, душой . . .
И пусть во мне Лейли увидит всякий -
Твой отблеск в нас пусть не блестит двояко[82].
Пусть вечно возрастает скорбь моя,
Питая вечно горечь бытия.
Пусть больше всех томят меня страданья:
Большая честь - такие испытанья.
Коль милой не увижу я моей,
Пусть гаснет свет измученных очей.
Коль не смогу я наслаждаться, мучась,
Пусть горькая меня постигнет участь . . .
Газель печального Меджнуна
Боже мой, ради правды, открытой великим пророком,
Ради светлых пророков, живущих на небе высоком;
Ради тех, что послал ты, чтоб истины свет возвестили,
Ради мира, что ты озираешь недремлющим оком;
Ради храма, в который чужие не смеют проникнуть,
Ради тех, что приходят подсводы в волненье глубоком;
Ради страха благого пред гневом господним ужасным,
Ради той благодати, что ты изливаешь потоком;
Ради гнета безжалостных дев, что терзают влюбленных,
Ради верности юношей, даже в страданье жестоком;
Ради той красоты, что вложил ты в Лейли благодатно,
Ради горя, терзаний Меджнуна, согбенного роком;
Награди Физули счастьем бедной и горестной жизни,
За несчастья тебе он хвалою воздаст - не упреком!"
Продолжение главы
Так скорбно он молитвы возносил,
За муки воздаяния просил . . .
Раскрылась роза утреннего сада,
Явилось солнце, для людей отрада.
Запели птицы утренний напев,
И ворон мрака сгинул, улетев.
Сначала на востоке заалело,
Потом страница мира стала белой
И небо, взяв зерцало из огня,
Метало жемчуг на дорогу дня.
Об искренности утро говорило,
И роза радости - бутон раскрыла.
От щедрой чаши солнца в краткий миг
Джамшида пиром стал небес цветник.
Меджнун тюльпаном поднялся на горы
И, горько плача, оглядел просторы:
И видит - Зейд подходит, давний друг, -
Поверенный его сердечных мук.
Улыбка на лице была такая,
Что красотой он озарял, сверкая,
Лицо изображало торжество,
И удивил Меджнуна вид его.
Сказал Меджнун: "Ты весел безгранично,
Но для тебя веселье необычно.
Или конец мучениям твоим?
С любимой дышишь воздухом одним?
Скажи, какую ты изведал сладость,
Откуда у тебя такая радость?"
Рассыпал жемчуг Зейд: "Внемли, Меджнун,
О счастье всем несущий гамаюн!
Вчера пошел я в дом твоей любимой -
Увидеть кипарис, судьбой хранимый.
Сказал, молитву надо передать,
А сам успел кумир твой повидать.
Увидел я ланиты без сиянья
И красоты зерцало без сверканья.
Нет влаги на рубиновых устах,
Нет лунного блистания в чертах,
Жемчужинами лалы украшает[83].
Росою розы лика орошает.
Меня узрев, заплакала сильней
И мне сказала: "О венец друзей!
Быть может, ты пройдешь пустыней Неджда,
Того увидишь, в ком моя надежда.
И, если с ним ты встретишься в пути, -
Страдалицу о том оповести!
Как жизнь его печальная проходит,
Здоров ли он, и с кем он дружбу водит?
И если только будешь в тех краях,
То помоги измученной в скорбях!
Скажи ему, как я живу, рыдая,
Спроси про все, что знать хочу, страдая.
Спроси, как сносит он несчастий спор,
Гнет жизни и мучений заговор.
Он по отцу скорбит? И я немало -
Меджнуну передай - о нем рыдала.
Скажи ему: "Покинув этот луг,
Тот кипарис меня покинул, друг!
Мечтал отец твой, не смыкая веки,
Чтоб мне твоей подругой быть навеки.
И небо отняло у нас его -
Средь вражьих тысяч друга одного.
Насилье это страшно и жестоко,
Но можем ли сломить мы волю рока?
И как ни тяжела бывает скорбь, -
Терпи, спины в отчаянье не горбь.
Ты знаешь - я томлюсь в глухой темнице
Моя же честь велит мне так томиться.
Когда свече открою тайну я,
То мне страшна бывает тень моя.
А если тени сердце я открою,
Боюсь, что буду предана свечою
Предлога для письма я не найду, -
Подруге не могу раскрыть беду.
Я - что бутон, уста мои закрыты,
Кровь бьет из сердца. Нет нигде защиты.
