— Ты говоришь, как профессор-правовед, — улыбнулся Млад.
— А как я, по-твоему, должна говорить? Как баба из Сычевки? — она засмеялась, — я надеюсь, ты меня послушаешь и никуда не поедешь. Кроме ректора, в университете довольно законников, чтоб ты чувствовал себя спокойно. И это вовсе не чужие спины, как ты говоришь. Расскажи лучше, как себя чувствует твой Миша.
— Ты знаешь — лучше, — Млад улыбнулся, — только… мне кажется, он будет темным шаманом. Придется искать ему другого наставника. Жаль, конечно. Я за эти четыре дня к нему привязался. Уже думал, как мы станем подниматься наверх вчетвером. Никогда не поднимал наверх сразу троих.
— Как думаешь, он выживет? — Дана посмотрела на него испытующе.
— Думаю, да, — Млад сжал губы и торопливо добавил, — он очень поздоровел, поправился, и вообще — воспрянул.
— А ты не обманываешься?
— Я не хочу это обсуждать. Неужели ты не понимаешь? Ну как я могу об этом говорить?
— Если он умрет, ты представляешь, что начнется?
— Да я даже думать об этом не буду! — Млад откинулся назад и обиженно поднял брови, — мне совершенно все равно, что после этого начнется! Он же… он живой человек, он мой ученик! Знаешь, он Пифагорыча так жалел сегодня… Будто родного деда. Я не думал, что он такой… чувствительный. У него припадок случился.
— А что с Пифагорычем?
Млад рассказал о выходке пьяных студентов, на что Дана покачала головой:
— Не нравится мне это что-то… Я сегодня возвращалась из Сычевки и тоже встретила ватагу… Знаешь, стыдно признаться — я испугалась. Никогда ничего не боялась в университете, сколько лет тут живу. А тут чуть не бегом до дома бежала. Дикие они какие-то, словно ненормальные, глаза невидящие… Думала — дожила, студентов буду теперь бояться! Может, показалось? Темно было.
Млад очень пожалел, что его в это время не оказалось рядом — с ней он выдумывал несуществующие опасности и мечтал о подвигах, словно шестнадцатилетний юнец. Ему захотелось обнять ее узкие приподнятые плечи, но в это время закипел самовар, и вместо объятий пришлось тащить его на стол.
— Ты так на меня смотришь, — Дана улыбнулась, наливая кипяток в чайник, — как будто жалеешь, что сел слишком далеко…
Млад кивнул и придвинулся ближе.
— Я соскучился. И я так устал сегодня…
Она притянула его голову к себе на грудь — тонкими, гибкими руками — взлохматила ему волосы и шепнула в самое ухо:
— Младик, чудушко мое… Ну отчего же ты такой, а?
— Какой?
— Нелепый…
— Я и сам не знаю. Студенты меня ни во что не ставят… И шаманята мои.
— Ты сам это придумал? Студенты тебя обожают. Дай им возможность, они б тебя на капище поставили рядом с богами и поклонялись, как кумиру. И я вместе с ними.
— Что бы ты делала вместе с ними? — Млад обнял ее, и прижался щекой к тонкой шелковой ткани на ее груди.
— Поклонялась тебе, как кумиру.
— Почему?
— Потому что таких как ты не бывает. Потому что тебя совершенно невозможно любить, тебе можно только поклоняться.
Млад снова не понял, что она хотела этим сказать: подобными двусмысленными словами она морочила ему голову десять лет! Он потянулся к ее губам, но как только коснулся их, за окном раздался громкий крик:
— Вперед! Смерть татарам!
И призыву ответил вопль сотни глоток.
Дана дернулась и бросилась к окну, Млад вскочил вслед за ней: к профессорской слободе с факелами в руках неслась толпа студентов.
— Вычислили… — сказала Дана, всплеснув руками, — татарчат вычислили! Не спится же им!
Млад, только выглянув в окно, кинулся к выходу, на ходу натягивая полушубок.
— Ты куда? Куда собрался? — Дана оторвалась от окна.
— Туда… — Млад пожал плечами — с ней ему всегда казалось, что он делает что-то не то.
— С ума сошел? Против пьяной толпы? Посмотри, их там не меньше сотни!
— Да что ты… Это же студенты… Кто-то же должен их остановить? Да сейчас все профессора сбегутся!
— Да? Что-то я ни одного не вижу!
— Спят все, сейчас проснутся, — Млад надел валенки.
— Младик, ты с ума сошел… Не ходи… Ты слышал, что они сегодня вытворяли? Ты просто их не видел сегодня!
Крики становились все громче, мелькали черные тени и оранжевый огонь факелов.
— Да это же студенты, это же наши студенты! Они завтра прощения будут просить, они завтра пожалеют о том, что сегодня вытворяли!
— Младик, завтра будет завтра!
— Дана, они сейчас натворят черт знает чего! И завтра, к сожалению, этого будет не исправить! Как ты не понимаешь, для них это игра!
— Игра? Они, похоже, решили сжечь профессорскую слободу!
— Вот именно! — Млад открыл дверь, — Закройся покрепче.
— Да они убьют тебя!
Млад не стал больше спорить и захлопнул дверь. Он ни секунды не верил в то, что студенты захотят его убить. Он думал, стоит ему появиться перед ними, и они остановятся, стоит сказать несколько слов, и все встанет на свои места!
Разрозненная толпа приближалась к терему выпускников, крича и размахивая факелами, Млад бежал им наперерез, и немного не успевал оказаться перед крыльцом раньше их.
— Бей татар!
— Смерть за смерть!
— Постоим за землю русскую!
— Смерть татарам!
Конечно, не обошлось без верховода: первым на крыльцо вскочил здоровый парень в долгополой расстегнутой шубе, повернулся к прибывающей толпе и низким, зычным голосом отдал команду:
— Обкладывайте терем сеном! Поджарим татарву!
Толпа отозвалась восторженными криками, откуда-то на самом деле появилось сено. А они подготовились… Это не стихийный набег, они слишком слажено окружали терем. Не только сено, у них и масло было припасено!
Либо это была не та ватага, с которой встретился Пифагорыч, либо тот чего-то не доглядел: в лицах студентов, бегущих рядом, Млад не увидел ничего звериного, напротив, это были одухотворенные лица, лица людей, одержимых высокой идеей, словно у воинов, идущих в бой за правое дело, и от этого Младу стало не по себе еще больше.
В пятнадцать лет он действительно участвовал в походе на крымчан, и отлично помнил воодушевление, с которым шел вперед, на копья и сабли врагов. Войско перед боем охватывало небывалое возбуждение, восторг, жажда победы. И страх, и здравый смысл меркли, терялись; глаза слепли, и воины бежали вперед, презирая опасность и смерть. И побеждали. Возможно, князь Борис умел воодушевить войско силой своего слова, соединить сотни людей в единое целое, как это утром сделал Белояр с сорока волхвами. Возможно, князь прибегал для этого к помощи волхвов, но Младу казалось, что волхвы князю для этого не нужны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
