В разделе контактов Майкл нашел телефонный номер и адрес электронной почты. Он записал номер на обратной стороне конверта — единственном клочке бумаги, оказавшемся под рукой, сунул в карман и тут же забыл об этом. Но он не забыл снова позвонить Дафни, и на этот раз она ответила.
Джон Уинвуд никогда не был склонен к излишним переживаниям. Если он чувствовал, что что-то доставляет ему неудобства, то тут же выбрасывал из головы и прекращал об этом думать. Но вот что касается его статуса женатого (или неженатого) мужчины, то от этих мыслей избавиться не удавалось. Давным-давно, в конце сороковых, это беспокоило его если не все время, то по крайней мере несколько минут в день. А иногда и больше. Его жена Анита была мертва, и он сказал всем, что она умерла. Он стал вдовцом. Однако у него не было свидетельства о смерти, и получить его он так и не смог.
Ему снова захотелось жениться. Особых видов на кого-нибудь у него не было, но несколько кандидатур он рассмотрел. Во время войны многие жены овдовели. Была некая Маргарет Льюис, муж которой погиб где-то в египетской пустыне. Другую звали Берилл Николс; она осталась одна, когда ее муж Гэри так и не вернулся домой из Дюнкерка. Третья, Рита, официантка в баре в Холлибуше, сняла свое обручальное кольцо после поражения союзных войск под Арнемом. Из этих трех, за которыми Вуди в той или иной мере ухаживал, деньги водились лишь у миссис Льюис. Причем не какая-то горстка фунтов, а действительно много денег.
Он продал Эндерби и снял небольшую квартирку над магазином в Лейтоне. Это было не такое место, куда можно было бы пригласить даму. И уж конечно, не Маргарет Льюис, которая жила в большом доме в Чигвелле. Его собственные деньги уже подходили к концу, но он по-прежнему придерживался принятого решения никогда не работать. Несколько лет тяжелого труда на фабрике и на скотобойне навсегда отбили у него желание искать работу. Еще один вынесенный им урок заключался в том, что ревность женщины заставляет ее вести себя опрометчиво и совершать необдуманные поступки. Мужская ревность, насколько он понял, была похожего свойства. Хотя сам он никогда не был ревнив. Рита была симпатичнее Берилл, а Маргарет по своим внешним данным уступала им обеим. Когда был жив ее муж, она слишком много времени провела на пляжах Ниццы и Корсики, и ее лицо и плечи были покрыты складками и пятнами от загара. Ей было уже за сорок, и она была явно не худышкой. Зато у нее водились деньги. У нее был просторный дом, прекрасный автомобиль и большой доход. Источник этого дохода Вуди узнал только после того, как испытал на себе ревность.
Их отношения нельзя было назвать интимными — в отличие от отношений с той же Берилл или Ритой. Он сказал Маргарет, что она просто заставила его проводить ночи с этими двумя женщинами, потому что, как он выразился, «у мужчины есть определенные потребности». Ее целиком поглотила ревность. Ей хватило глупости встать перед зеркалом, подозвать его поближе и, указав на складки и пятна, спросить, не это ли заставило его искать утешения в объятиях других. Возможно, получилось глупо, но на Вуди все-таки подействовало. Он решил закрыть глаза на изъяны ее внешности и попросил выйти за него замуж. Пообещал, что если она согласится, то у него не будет больше никаких женщин, что он даже не посмотрит в их сторону. Естественно, Маргарет ответила согласием, оставив Вуди в состоянии, ранее ему неведомом: в крайнем беспокойстве. А если священник или регистратор попросят предъявить свидетельство о смерти его первой жены? Он продолжал волноваться на протяжении всего срока помолвки, которая, к счастью для него, продлилась всего шесть недель. Их брак регистрировал священник. Он ни о чем не спрашивал.
У Маргарет всегда были деньги, она как будто родилась вместе с ними — как и майор Роури Льюис. Ни один из них никогда не работал. Поэтому Маргарет не спрашивала Вуди, почему у него не было работы или какого-то личного дохода. Она предполагала, что у всех представителей ее круга в той или иной степени водятся деньги. В конце концов, он рассказал, что у него ничего нет, поскольку деньги, вырученные за дом и за драгоценности, закончились. Маргарет, все еще влюбленная в него, сказала, чтобы тот не волновался, поскольку ее денег хватит обоим. Так было лишь на первых порах.
Она довольно быстро разлюбила мужа и начала потихоньку урезать его расходы. В его распоряжении были дом в Чигвелле и автомобиль «Лагонда», и она выдавала ему десять фунтов в неделю. Разве это все, на что он рассчитывал? Доступа к ее личному банковскому счету у него не было. Иногда он вспоминал, как задушил хорошенькую Аниту и продал все ее кольца, но те дни ушли в прошлое. Он боялся, что, если попробует нечто подобное провернуть с Маргарет, полиция быстро его заподозрит — они ведь всегда сначала подозревают мужа — и начнет раскапывать его прошлое. Они спросили бы, где и когда умерла Анита, и потребовали бы у него свидетельство о смерти. Тогда к нему снова вернулись бы все прошлые неприятности. Ведь ответить было нечего. Единственное, что оставалось, это терпеть все как есть: Маргарет — спокойная и счастливая, а он имеет свои десять фунтов в неделю. В голове у него промелькнула мысль о том, чтобы украсть кое-что из драгоценностей супруги и продать. Однако он сам отбросил эту идею как неосуществимую, поскольку жена за время их брака научилась с подозрением относиться ко всем его поступкам.
Когда она умерла, ему было почти шестьдесят, а ей приблизительно на пять лет больше. У нее нашли рак, и в те времена эта болезнь считалась неизлечимой. На похоронах его ждала неожиданность. Какая-то таинственная женщина (так ее для себя назвал Вуди) уселась прямо на передней скамье, предназначенной для родственников и близких друзей. На вид ей было лет пятьдесят, и она кого-то ему напомнила. Только он никак не мог вспомнить, кого именно. Она приезжала как-то на вечеринку с сандвичами и вином, устроенную одной из подруг Маргарет в Чигвелле, но так как не представилась Вуди, он с тех пор о ней и не вспоминал.
Однажды среди ночи он вдруг проснулся и понял, о ком напоминала ему эта таинственная женщина. О Маргарет! Племянница, что ли? Возможно. Он снова заснул, с удовольствием думая об акциях Маргарет, ее банковских счетах, об этом доме и о «Ягуаре», который пришел на смену «Лагонде». По-видимому, она составила завещание, но это было не важно. Все должно было перейти к нему.
Завещание было оглашено нотариусом, и здесь его ждал неприятный сюрприз. Да, Вуди получил дом, с этим было все в порядке, но почти все деньги (за исключением несчастных десяти фунтов в неделю, которые причитались ему), а также акции, автомобиль и вся мебель отошли к женщине, которую Маргарет не видела с тех пор (говорилось в завещании), «как ее забрали у меня в возрасте трех месяцев и передали на воспитание супружеской паре, неким Джеймсу и Стеле Бродертон».
Еще на похоронах присутствовала Шейла Фрейзер, еще более состоятельная, чем Маргарет. Вуди — с присущим ему в этом деле рвением — навел кое-какие справки и выяснил размеры ее состояния. Женщина не отличалась ни внешностью, ни умом и была увлечена естествознанием. У них не было почти ничего общего, но именно она указала ему на высокий уровень смертности среди ежей, погибших под колесами машин, и заставила его пообещать внести в завещание какой-то благотворительный фонд. Предполагалось ведь, что он умрет первым, поскольку он был почти на тридцать лет ее старше.
Но он не умер, снова овдовев. Она прожила с ним довольно безликую и во многом несчастную жизнь. Однако так ни разу ему об этом не сказала. А он и не заметил…
Глава двенадцатая
Фенелла струсила. Внучке, сказала она, не подобает говорить такие вещи бабушке.
— Ну хорошо, а если дочь расскажет матери?
— Это вопрос возраста.
— Хорошо, спасибо за то, что вернула мне юность.
— Ты же знаешь, что я имею в виду, мама, — сказала Фенелла.
По крайней мере Джудит не нужно было беспокоиться о внуках, и, возможно, она не станет говорить матери. Возможно, такого повода не представится. Ей нужно подождать подходящего момента, например, упоминания о том, каким счастливым выдался брак Алана и Розмари по сравнению с теми, кто просто сожительствовал друг с другом. Это была одна из частых тем для бесед. Но нет, так не пойдет. А если ее мать скажет, что волнуется за отца, намекая на то, что он стар? Получится неуклюже и не даст никакого эффекта. Нет, она решила просто ждать удобного момента…
Стоило также задуматься о том, как поступит Розмари. Впадет в истерику, заплачет, промолчит или даже прогонит из дома, разгневанная тем, как Дочь посмела говорить подобные вещи о своем отце. От Чисвика до Лоутона было довольно далеко, и Джудит с Морисом часто ворчали, недовольные, что приходится так долго ехать. Но на этот раз время пролетело незаметно. Через полчаса они увидели знакомые, радующие глаз холмы и зеленые рощи и вскоре выехали на Хай-роуд. Она проделывала этот путь уже много раз с тех пор, как в возрасте семнадцати лет научилась водить машину, и все здесь было знакомо, поскольку эта часть Лоутона не слишком изменилась: Лоппинг-холл и старое отделение полиции, затем поворот на Стейшн-роуд, и вот впереди уже маячила церковь Пресвятой Девы Марии. Она вдруг начала рассматривать свою миссию как нечто серьезное, а не как довольно отвратительную шутку, как казалось вначале; настолько серьезное, что способно было бы разрушить брак ее родителей. Бабушки и дедушки ее детей! Ну разве такое возможно? Она проехала мимо своей старой школы, в которую ходила каждый день — в те дни, когда ходьбу на длинные расстояния любой подросток считал сущим пустяком. В дождливую погоду мать забирала ее из школы на машине. Иногда по утрам отец отправлялся на работу позже, чем обычно, и тогда они шли вместе, расставаясь у самых школьных ворот, после чего он продолжал свой путь к железнодорожной станции. Она заехала на Олдертон-хилл, затем повернула налево, на дорогу, ведущую к дому родителей. Она припарковала машину на том месте, где раньше стоял автомобиль родителей, и подняла голову, всматриваясь в окна многоквартирного дома. Но мать уже заранее вышла на балкон и махнула ей рукой.
