Глава 30
Тимофей
Меня заказали. Глупость, конечно! И полкан наш решил перестраховаться. Но весь последующий день меня не покидает дурацкая мысль.
Меня. Заказали.
Словно со стороны смотрю на Леру и детей. Я уже не здесь. Одной ногой там. Дело решенное. А как они? Справятся ли?
Поздно вечером перебираю все договоры, документы. Нужно Лере все рассказать. Расписки, инвестиции. Вся неофициальная часть. Главное, кто и сколько торчит мне. Жена должна знать. А Богдан стребует.
Прикрываю глаза. Вот что я чувствую, зная о готовящемся покушении? Страх?
Да ни фига!
Просто полное разочарование. Пожил мало. Не успел насладиться жизнью с женой и дочками. Не увижу, как они повзрослеют. Не узнаю, за кого замуж выйдут. Не буду ворчать на этих придурков, их мужей. А еще Лера…
Леру жалко!
Делаю глубокий вздох, полный скорби и жалости. И задыхаюсь от негодования.
«Да фиг вам, жеваный крот! — усмехаюсь я ощерившись. — Я не сдамся. Даже не надейтесь!»
Закинув обратно в стол папку с документами, звоню верному Сорокину.
— Андрюха, к моим лучше девушек приставь. Таких, чтобы и в будку всечь могли бы, и подозрения не вызывали. Но надежных мне найди, слышишь?
— А тебе кого? Я предлагаю Теплицкого. Он мужик хоть и в возрасте, но любому молодняку фору даст.
— Николай Палыч который? — уточняю я лениво. — Давай.
Покончив с делами, устало смотрю в окно. По полутемному двору мой придурашливый пес таскает какую-то тряпку.
«Вот же зараза», — думаю я, подхватившись с места. Пеленка или полотенце упало, а этот гад уж прискакал.
Выйдя на крыльцо, свистом подзываю собаку. И Барбос, только заслышав, со всех лап несется ко мне. Трется об ноги и снова отбегает прочь. Лениво опустившись на ротанговый диванчик, треплю его за холку. А заодно пытаюсь выхватить тряпку из пасти. Кажется, моя футболка. От Армани. Была…
Но пес не дается. Игриво отбегает в сторону. Носится по двору, повизгивая от счастья.
Хоть смейся, хоть плачь.
Эх, Лера, Лера… Ты зачем же вывесила брендовые шмотки на веревку? Почему не разложила на сушилке?
Ну что говорить? Поздно пить боржоми.
«Полчаса назад ты помирать собирался, — улыбаясь, останавливаю я сам себя. — А теперь жалко подранную майку?»
Закинув руки на затылок, вытягиваю ноги к перилам. Чуть прикрыв веки, наблюдаю, как дурачится мой пес. Закидывает тряпку себе на морду. Рыча отпрыгивает в сторону.
Тоже ребенок. Только шерстяной.
Щелкает дверной замок, открывается дверь. Поворачиваюсь на автомате.
Лера.
Взгляд жадно бежит от тонких щиколоток к округлым коленкам и дальше по бедрам… под шорты. Стянуть бы их! Кошусь на бултыхающиеся под тонким топом сиськи.
Майка тоже лишняя!
— Ты чего здесь один сидишь? — спрашивает жена, отвлекая меня от созерцания собственной красоты.
— Иди ко мне! — прошу я глухо.
И как только Лера садится рядом, притягиваю к себе.
— Давай здесь, — прошу я хрипло. И даже сам задыхаюсь от собственной внезапности.
— А что это у Байка в зубах? — напрочь игнорируя мое предложение, подозрительно щурится Лера.
Вот тут у нас с ней разброд и шатание. Я зову нашу собаку Барбосом, а Лере нравится больше — Байком.
Пса я подобрал тощим. И хоть кормим его нормально, этот гад все равно худой как велосипед.
— Моя майка, — роняю я как можно спокойнее.
— О божечки, это же Армани! Тима-а! — испуганно тянет жена, обхватив лицо ладонями. — Нужно забрать…
— Поздно, милая, — забравшись под майку, провожу я рукой по ребрам. Лера хихикает. Боится щекотки. Отмахивается лапкой как девчонка.
«Нужно ее кое-каким приемам научить. Должна уметь за себя постоять», — проскакивает в голове дельная мысль.
— Как же так, — охает жена. — Вещь дорогая…
— Забей, Лерочка! Посмотри, сколько счастья у животины. Но с тебя должок! — смеясь поднимаю я вверх указательный палец.
— Должо-о-ок! — повторяет Лера с интонацией Милляра. И мы оба смеемся, будто заговорщики. Нет ничего лучше, когда тебя понимают с полуслова. Друзья. А жена особенно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А как же футболка? — охает Лера, порываясь встать.
Вот еще придумала! Плевать на майку. Обняв, прижимаю к себе. Прокладываю дорожку из поцелуев. От виска к шее, а дальше к ключице. Тяну вниз тонкую лямочку… И морщусь от досады, когда в кармане штанов вибрирует сотовый.
— Кому я там понадобился в первом часу ночи? — вздыхаю я тяжко.
А когда на экране высвечивается «Аркелиди», порываюсь встать.
— Сиди, — коротко бросает Лера, крепенько ухватившись за мою руку.
«Начальник мой. Генерал», — хмыкаю я довольно.
Не выпускает. Неужели ревнует?
Но с места не двигаюсь. Начальник приказал.
— Да, Ань, — тяну я устало. Точно знаю, что Лере слышно каждое слово.
— Тима, я уезжаю, — нервно причитает Аркилиди. — Меня отец вызвал. Срочно. Даже дела не успеваю передать. Голосовые надиктовала Андрею Сорокину. Сейчас их и тебе перешлю.
— Почему такая спешка? — интересуюсь я вроде бы спокойно.
Но блин! Кажется, мои худшие подозрения подтверждаются.
— Я не могу остаться! Иначе будет еще хуже. Понимаешь? — всхлипывает Аня. Железобетонный адвокат. А тут совсем расклеилась.
— Ты уезжаешь из-за Богдана?
— Да. Папа категорически против. Он поставил условие…
— Ань, ты его любишь? — делаю я ударение на последнем слове. И конечно, имею в виду Столетова, а не гребаного Педагога.
— Да! — выкрикивает она. — Поэтому и уезжаю, Тима. Ты же умный. Ты все понимаешь… Помнишь, как говорил Плевако…
«Могло быть и хуже, господа!» — тут же вспоминается любимая присказка гениального адвоката.
— Ясный пень, — отрезаю я устало. — Умею пазлы складывать.
Попрощавшись, откидываю трубку в сторону. Что может быть хуже в нынешней ситуации? Только смерть. В следующий раз грохнут Богдана. И все из-за Аньки. Уезжай, Аркелиди, куда подальше. Переживем.
— Что случилось, Тимочка? — интересуется Лера.
— Мутная история, Лерочка, — морщусь я как от боли. — Но хоть ясно, кто напал на Столетова. И Аня уезжает, чтобы заказ не довели до конца. Пугают, твари. Но я на всякий случай к нему охрану приставлю. И к вам тоже…
— Да кому мы нужны! — отмахивается Лера.
— Как это кому? — рыкаю я негодующе. — Мне!
Глава 31
Тимофей
— У нас Надя уходит, — заявляет мне в понедельник за завтраком Лера. — Говорит, чтобы искали замену. Еще месяц поработает максимум.
— С какого лешего, Щербинина? — перевожу я взгляд на расстроенную одноклассницу. — Ты можешь объяснить, что происходит?
Надежда виновато пожимает плечами. Отставляет в сторону банку с детским питанием и, усевшись напротив, вздыхает горестно.
— Мне надо уехать, Тима. Не могу тут оставаться. У Торганова новая любовь. Только ленивый не сообщил.
— А ты? — спрашиваю я, скрепя сердце. Мне искренне жалко Надюху.
Торганов, блин, конь с яйцами! Как в раж входит, ни о чем не думает.
— Мне больно, Тима, — всхлипывая, признается расстроенная и бледная Щербинина. Интересно, которые сутки не спит? — Я ему уже один раз поверила. А зря.
— Да козел он, — признаюсь я честно. — Как друг обалденный, а вот к женщинам своим относится как козлина последняя…
— Да к каким женщинам? — вспыхивает Надя. — Он только об меня ноги вытирает…
Беспомощно разводит руками и смотрит умоляюще:
— Только ему ничего не говори, пожалуйста!
— Ладно, — вздыхаю я тяжко. Взглянув на часы, быстро откусываю полбутера, на ходу запиваю чаем. — Я сейчас опаздываю, Надь. Вечером поговорим…
— Да тут и так все понятно, — мотает она головой. — Я решила ехать.
— Когда? Куда? — роняю я отрывисто.
Сейчас не время за Торгановым разбирать. Через десять минут совещание с коммунальщиками. А мне еще доехать надо.
Ищу взглядом портфель. Вроде стоял на диванчике.
