— Эрвин?.. Эрвин, милый, ты?
— Иона!..
— Скажи, что я не ошиблась! Умоляю, только скажи: ты?!
— Кто же еще?! — воскликнул он, подходя к сестре. — Я, во плоти! Пощупай и убедись.
Эрвин протянул ей руки ироничным жестом. Иона схватила их, с судорожной горячностью ощупала ладони, плечи, шею, провела пальцами по щекам.
— Да что с тобою?! — воскликнул Эрвин. — Это я, твой брат! Я жив и здоров!
— Я чувствовала… — сдавленно прошептала Иона, — знала, что с тобою беда… Ветер принес, небо рассказало. Чувствовала, что тебе очень плохо… боялась, что ты…
— Умер?.. — Эрвин обнял ее. — Ты не слишком ошиблась, дорогая сестрица. Но, тем не менее, я жив.
Кажется, теперь она поверила — и всхлипнула.
Эрвин заметил странное одеяние сестры и попробовал пошутить:
— Теперь здесь такая мода — ходить босиком в ночных сорочках? Я сильно отстал от светской жизни.
— Мне не спалось, — ответила Иона. — Много ночей так: ложусь, но сон уходит. Слушаю шаги, голоса, жду… Сегодня был шум… и я поняла, что ты вернулся. Милый Эрвин, что же с вами было?..
— Не сейчас. Довольно тревог для этого вечера. Лучше скажи, что у вас происходит? Все как-то странно.
Он успокоился, едва увидел Иону. Она свободна — значит, нет ни мятежа, ни переворота. Нечто поменялось в укладе жизни — только и всего.
— Странно?.. — повторила Иона. — Все странно. Жизнь повернулась с тех пор, как ты уехал. Все не на месте. Кривое отражение…
— Как отец?
— Отец?.. — переспросила сестра, и снова: — Отец?..
Раздались шаги. Артур Хайрок — кастелян Первой Зимы — подошел к Эрвину.
— Милорд, желаю здравия. Прошу пройти со мной. Отец вас ждет.
— Джемис, за мною, — махнул Эрвин и пошел за кастеляном.
— Отец ждет?.. — воскликнула Иона вослед брату. — Тебе не сказали? Тебе ничего не сказали!
Каблуки стучали о камни. Скрипнула калитка внутреннего двора, затем — дверь герцогских покоев. Оказавшись внутри, Артур взял факел из кольца на стене. Во дворе он обходился без света.
— Что с отцом? — спросил Эрвин.
— Милорд… вы сейчас узнаете.
— Что произошло?! Отец погиб? Отвечайте!
— Нет, милорд, его светлость жив… — голос кайра звучал нетвердо — впервые на памяти Эрвина.
— Тогда в чем беда? Что происходит, наконец?
Артур не ответил. Двое часовых отшатнулись с дороги, пропуская их к дверям отцовской спальни. Герцог примет нас в спальне?!
Кастелян распахнул дверь, шагнул внутрь.
— Ваша светлость, лорд Эрвин София здесь.
Он отступил в сторону, давая Эрвину увидеть внутренность комнаты.
Обильно горели свечи — не меньше дюжины. В комнате были люди: граф Лиллидей, барон Стэтхем, полковники Хортон и Блэкберри — первые военачальники земли Ориджин. Герцогиня София Джессика сидела на постели рядом с мужем. При виде сына она схватилась ему навстречу и обняла, но как-то несмело, осторожно, молча.
Герцог лежал, не поднимая головы.
Эрвин двинулся к нему:
— Милорд, я приветствую…
И оцепенел. Замер на полпути, едва смог рассмотреть. Лицо отца имело цвет булыжной мостовой. Кожа — шероховатая, сухая — покрылась сетью трещин. В огромной герцогской кровати под алым балдахином лежала гранитная статуя.
— Это… матушка, милорды, это… — Эрвин крутанулся на месте, обводя глазами всех, ища того, кто опровергнет, отрицательно качнет головой.
Все, как один, отвели взгляды. Никто не встретился с ним глазами, даже мать.
— Каменная хворь, милорд, — глухо, будто из бочки, сказал кастелян. — Его светлость захворал вскоре после вашего отъезда. Хворь уже достигла полного развития.
Вместе с матерью Эрвин подошел к постели.
Каменная хворь. Боги.
Если есть что-то хуже смерти в бесчестии и смерти в нищете, то это — каменная хворь.
Самые страшные моры убивают человека за неделю или месяц. Но каменная хворь — не мор. Она не несет с собою смерть, по крайней мере — быструю. Она лишь превращает кожу в камень. Медленно, день за днем, кожа теряет гибкость, отвердевает, запечатывает человека в саркофаге. Если напряжением мускулов человеку удается согнуть ногу или руку, то кожа на сгибе хрустит и ломается, как древесная кора. Трещины никогда не заживают, но и кровоточат слишком слабо, чтобы хворый истек кровью.
А с какого-то момента мышечных усилий уже не хватает, чтобы пошевелиться. Человек обращается в неподвижный предмет — бревно, каменного истукана. Трещины на коже, возникшие раньше, позволяют груди подниматься, впуская в легкие воздух. Трещины на скулах оставляют крохотную свободу челюсти. Человек может приоткрыть рот и выдавить несколько слов.
— Здравствуй, сын, — процедил герцог Десмонд Ориджин.
— Милорд, я…
Не знаю, что говорить. Я думал рассказать о бедах, что случились со мною. О, боги! На столике рядом с подушкой — миска жидкой каши и чаша с водой, ложка и влажная губка. Мать вливает кашу в рот отцу и увлажняет глаза, чтобы не пересохли. Каменные веки не способны ни моргать, ни закрываться. За головою лежит черная повязка — на случай, если отец захочет поспать… Рассказать ему о смерти отряда? О замученных пленниках, о свалке трупов, о проклятом Даре?
— Милорд, я сочувствую вам. От всей души.
Эрвин сел возле матери, низко склонил голову, положил ладонь на руку отца. На ощупь кожа не отличилась от кирпича.
— Милорд, я… мне… мне горько, и… простите за то, каким я был в нашу прошлую встречу, милорд.
— Отец… — поправил его герцог.
— Отец, — согласился Эрвин. — Я понял, зачем вы отправили меня в эксплораду. Хотели испытать. Не знаю, прошел ли я испытание… и боюсь, что это уже не важно.
— Важно, — скрипнул Десмонд, скользя взглядом по фигуре сыне.
Каменное лицо было неподвижно, но глаза смотрели столь цепко и остро, что слезились от напряжения. Он оценивал Эрвина, искал в его внешности признаки чего-то. Тянулась пауза.
Эрвин увидел у кровати приспособление, вроде журавля над колодцем. Длинная лапа зажимала раскрытую книгу. С ее помощью отец может читать, служанка перелистывает страницы. Над кроватью наклонно укреплено зеркало — через него герцог может выглянуть в окно. Это все предметы, попадающие в поле его зрения: книга, зеркало, балдахин. А ученые мужи еще говорят, что мир безграничен. Да уж.
— Ты… стал другим, — заговорил Десмонд. Слова давались ему с большим трудом, выходили рваными. — Ты изме…нился.
Больше чем вы можете представить, — подумал Эрвин. И ответил вслух:
— Меньше, чем вы хотели бы, отец.
— Сын, мы… ждали тебя. Оч…чень.
Скрипнула дверь, вошел белолицый граф Шейланд, за ним — Иона. На графе — костюм с иголочки, Иона же не тратила времени на наряды, лишь надела сандалии и закуталась в плащ. Эрвин обменялся кивками с графом. Джемис занял место рядом с Лиллидеем — своим отцом. Овчарке пришлось дожидаться в коридоре.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
