отраслях. Несмотря на то что в теории сталинская Конституция 1936 года гарантировала утратившему трудоспособность работнику право на государственную поддержку, специалисты Комиссариата социального обеспечения продвигали «применение инвалидного труда» как в реабилитации, так и в экономике в целом. К 1937 году чиновники Комиссариата социального обеспечения отвоевали у Комиссариата здравоохранения контроль над врачебно-трудовыми экспертными комиссиями (ВТЭКами), которые проводили осмотр инвалидов и назначали им группу инвалидности. Финансовые ограничения, накладываемые пятилетним планом, перевешивали в этих комиссиях гиппократовские или гуманитарные ценности[145]. Врачи ВТЭК Комиссариата социального обеспечения разрабатывали упражнения, процедуры и «трудотерапию» (с короткими периодами работы и адаптивной физической подготовкой) для реабилитации больных туберкулезом и инвалидов, способных трудиться в облегченном режиме [Коробов, Дубинина, Карпов 2008: 5–11]. Еще до 1941 года официально предполагалось, что большинство гражданских инвалидов, многие из которых были жертвами несчастных случаев на производстве, должны продолжать трудиться, и врачей ВТЭК принуждали ограничивать присуждение первой группы, предполагающей назначение пенсии[146].
Во время войны нагрузка на ВТЭКи возросла, только в 1944 году они обследовали почти 1,7 млн инвалидов. К 1948 году в СССР было 1 521 000 официально признанных инвалидов войны. Система назначения групп инвалидности участникам войны была суровой: только 29 000, или 1,9 %, имели первую группу, т. е. получали пенсию; 321 000 (22 %) человек имели вторую группу и не получали пособия, хотя в наиболее тяжелых случаях их могли определять в интернаты. Эти интернаты были настолько убогими и непопулярными, что в 1948–1952 годах этот комплекс был частично закрыт, а бездомных инвалидов войны еще больше удалили от общества, чтобы они не бросались в глаза [Коробов, Дубинина, Карпов 2008: 11–12; Fieseler 2008; Dale 2013]. Государство относилось к своим заслуживающим наибольшего внимания гражданам-инвалидам, как рабочим, так и участникам войны, с поразительной суровостью, и об этом надо помнить при исследовании особых обстоятельств, в которых находились инвалиды-заключенные.
В ГУЛАГе инвалидность быстро приобрела статистическую значимость, так как тяжелый каторжный труд в экстремальных условиях и при скудном рационе вел к недоеданию, истощению и болезням, вызванным голодом, которые во время Второй мировой войны советская медицинская система стала называть алиментарной дистрофией [Manley 2015: 206–264]. Из-за однообразного питания у ошеломляюще больших групп развился поддающийся профилактике авитаминоз (в особенности цинга и пеллагра). За время существования ГУЛАГа степень недоедания и голодания то уменьшалась, то возрастала; были и хорошие годы, и несколько плохих (в особенности во время периодов голода, охватывавших всю страну, и в военные годы). Множество заключенных стали слишком больны, чтобы работать, и их приходилось освобождать от неквалифицированного физического труда, т. е. от основной экономической деятельности любого отдельно взятого лагеря (в основном от работы в шахтах, на лесоповалах и стройках). Нетрудоспособность также возникала вследствие несчастных случаев на производстве, от ран, которые заключенные наносили себе, чтобы избежать общих работ, а также из-за драк[147].
С точки зрения хозяйственного управления ГУЛАГа нетрудоспособный заключенный был дорогостоящим бременем, и начиная с 1930-х годов лагерное начальство и врачи стремились пересматривать степень нетрудоспособности заключенных и находить способы снижения связанных с этим издержек. Для обеспечения бесперебойного функционирования экономики ГУЛАГа начальникам требовались учетные списки трудовых ресурсов заключенных. Затем составлялись планы, определявшие задачи каждого лагерного комплекса. По регулярным статистическим отчетам московское начальство ГУЛАГа постоянно отслеживало трудоиспользование в системе. Эта практика выросла на основе принципов, разработанных на Соловецких островах в 1920-е годы. Изначально соловецкие узники освидетельствовались не врачами, а нарядчиками; начиная с января 1927 года в соответствии с указом была создана Постоянная врачебная комиссия для оценки пригодности заключенных к труду, которую возглавлял начальник санчасти[148]. Складывается впечатление, что в течение краткого промежутка, до 1931 года, сортировкой заключенных по степени их трудоспособности занимались только врачи. Но если бы так оно и было, такой полностью медицинский отбор рабочей силы не смог бы выдержать нагрузку в условиях расширения системы, когда началась реализация крупных строительных проектов. В любом случае, учитывая коллективистский и мобилизационный дух, который официально преобладал в советской медицине после 1929 года независимо от контингента, который она обслуживала, – гражданского, военного или отбывающего наказание в заключении, нет оснований считать, что для отдельных заключенных было бы более благоприятным распределение рабочей силы, санкционированное медиками[149].
В 1931 году в каждом лагере были официально созданы врачебно-трудовые комиссии, состоявшие из врачей, часть которых и сами были заключенными, непосредственно подчинявшимися начальнику лагеря и руководителям производства. В этих комиссиях, ярко показывавших взаимосвязь необходимости наказания и производительности труда, определявшую деятельность ГУЛАГа, бок о бок заседали представители государственной, дисциплинарной и биовласти[150]. Все заключенные дважды в год проходили через такие комиссии, определявшие их степень трудоспособности[151]. Как и в гражданских ВТЭКах, медицинские решения подлежали окончательному утверждению чиновниками с учетом финансовой и правовой подоплеки[152]. Заключенные, признанные пригодными к труду, считались включенными в баланс трудовых ресурсов, категорийными заключенными. При прохождении этих комиссий выявлялась (или подтверждалась) стойкая нетрудоспособность. Заключенный, освобожденный от работы постоянно или в течение длительного периода выздоровления, назывался забалансовым, т. е. снятым с баланса трудовых ресурсов. Периодическая категоризация заключенных по их трудоспособности осуществлялась на протяжении всего существования ГУЛАГа и позволяла руководству оценивать физическое состояние заключенных и соответствующим образом распределять их. Комиссии превратились в крупные общественные мероприятия, на которых обычно председательствовали гулаговское начальство и врачи санчасти, восседавшие за покрытым скатертью столом с горой личных дел заключенных; заключенные с горечью вспоминали, как одинаково поверхностно осматривали их и вольнонаемные врачи, и врачи-заключенные[153]. Заключенные, пригодные к тяжелому физическому труду (ТФТ), направлялись на тяжелые общие работы в лесах, шахтах и на стройках; пригодность к труду средней тяжести (СФТ) зачастую означала выполнение тех же задач, но с «пониженной» нормой выработки; легкий физический труд (ЛФТ) обычно означал выполнение вспомогательных работ[154]. Постоянные медицинские комиссии оценивали состояние новоприбывших и недавно пострадавших заключенных и наблюдали за заключенными – пациентами лагерных лазаретов. Медицинское обследование физического состояния отдельного пациента как фактор экономических процессов ГУЛАГа было обычной и динамичной составляющей многочисленных систем учета и контроля, которые регулировали лагерную жизнь[155].
Система распределения инвалидов и ее эволюция
В 1930-е годы в лагерях появились три важные структуры, занимавшиеся нетрудоспособными заключенными: сначала слабосильные команды, потом оздоровительные команды, а затем отдельные лагеря для инвалидов при основных лагерных комплексах. Эти структуры пережили периоды потрясений, обрушившихся на ГУЛАГ, и чиновники государственного и местного уровня их регулярно переориентировали и реформировали. Тем не менее, несмотря на значительное давление сверху, гулаговское начальство никогда не переставало поддерживать эти особые структуры.
Слабосильные и оздоровительные команды
В ноябре 1930 года заместитель начальника ГУЛАГа М. Д.
