сил.
Сама я согласилась на эту поездку в глушь, в деревню, терзаемая чувством вины. Дело в том, что Петрик решил отправиться на дачу после тренинга, который придумала я.
Очередное заседание нашего клуба проходило под девизом «Должна быть в женщине какая-то загадка», и я как штатный копирайтер сочинила для Феодоры нашей Михалны весьма убедительную речь. Там было что-то про необходимость удивлять окружающих резкой переменой взглядов и позиций и великую пользу внезапного ухода от повседневной суеты, перезагрузки и сонастройки со струнами Вселенной. Сама я большую часть этой лучезарной чуши благополучно забыла, а вот дарлинг наш ею неожиданно проникся.
Бурная жизнь в мегаполисе ему внезапно опостылела, он возжаждал созерцать звезды, не обесцвеченные огнями бессонного города, обнимать замшелые стволы вековых деревьев и всеми иными способами сливаться с первозданной природой.
Покровский, жаждущий сливаться с самим Петриком, нашел для любимого подходящую точку на карте, и мы отправились на пасторальный отдых в местечко с выразительным названием: хутор Тухлый.
Покровский, а он мужчина состоятельный и со связями, снял для нас дом, который как нельзя лучше соответствовал новым представлениям Петрика об идеальном отдыхе в режиме перезагрузки. В хате-мазанке с плотно утрамбованным глиняным полом стояла огромная дровяная печь, но не было и намека на санузел. Водопровода, канализации, газоснабжения тоже не имелось, от чего я, признаться, пришла в тихий ужас. Петрик же был в восторге, что совершенно нетипично для него, сибарита и неженки.
Я впервые пожалела, что отчасти владею магией слова, способной так сильно влиять на слушателя и читателя. Что мне стоило написать в той злополучной речи о необходимости периодической перезагрузки в условиях комфортабельного отеля «пять звезд» или хотя бы в бунгало на Мальдивах? Небось их тамошние звезды не мельче и не тусклее наших.
Но причитать и роптать было поздно. Петрик уже страстно оплетал руками кривые ветви старой яблони с каменными недозрелыми плодами и падал на спину в бузину, чтобы полюбоваться снующими над зарослями насекомыми. Те проявляли к нему ответный интерес, но мудрый дарлинг запасся репеллентом.
- Дора, - сказала я виновато, - если тебе тут так сильно не нравится, возвращайся в город.
- Как? На попутной телеге?
- Ой, не драматизируй, не такая тут глушь, чтобы рассчитывать исключительно на гужевой транспорт, - обиделся Петрик.
Критики в адрес милого его сердцу хутора он не выносит. Даже не позволяет нам жаловаться на отсутствие элементарных удобств. Оскорбляется в лучших чувствах, дуется и куксится… А надутый и скуксившийся Петрик - это, я вам скажу, беда посерьезней, чем отсутствие благ цивилизации. Его плохое настроение заразно и убийственно, как чума.
- Все равно, не могу я уехать. - Доронина встала и поплелась к себе, явно не желая продолжать разговор.
- Тогда давайте попробуем поспать, - предложила я миролюбиво и присмотрелась к щели между закрытыми ставнями. - Ночь еще, темно, даже петухи не проснулись.
- Спать иль не спать? Вот в чем вопрос, - с истинно гамлетовским драматизмом вопросил нарочитый бас с чердака. - Достойно ли терпеть безропотно позор судьбы? Иль нужно оказать сопротивленье? Восстать, вооружиться, победить? Или погибнуть, умереть, уснуть?
- Ради бога, не надо восставать! - взмолилась я. - Спать, Эмма, спать!
- Окей, - нормальным голосом согласился мой братец Витя, он же Эмма - студент актерского факультета и четвертое колесо в телеге нашего бизнеса. - Но с условием! - Он коротко откашлялся и мелодично напел: - На заре ты меня не буди… На заре ведь я сладко так сплю…
- Хо-с-с-споди, и зачем только я с вами поехала! - простонала Доронина за дощатой стеночкой справа от меня.
- Дайте уже спать, противные! - капризно потребовал Петрик из-за стеночки слева.
Как будто это не он всех разбудил!
Эмма, оценив иронию ситуации, демонстративно взоржал, но его демонический хохот быстро перешел в храп.
Вопрос «Спать иль не спать?» решился положительно.
- А где завтрак?! - возмутился брат мой Эмма поутру, окинув взором печь и ее окрестности.
- А где Дора? - Я тоже огляделась. - Сегодня ее очередь готовить.
Вахты на условной кухне мы методом жеребьевки определили сразу по приезде. Отдежурить успели я и Петрик. Это не сильно нас напрягло. С учетом того огорчительного факта, что опытных спецов по выживанию, знакомых с устройством и правилами эксплуатации русской печи, среди нас не оказалось, в первый день мы питались преимущественно печеньем, консервами и зеленью с грядки под забором. Причем лопали, как мне кажется, съедобную траву вперемешку с сорняками - знатоков ботаники в наших рядах тоже не нашлось.
На второй день Петрик, наш ярый приверженец чистоты стиля, устав от сухомятки, сам подключил электрическую плитку. Просто поместил этот современный прибор на приступок русской печки, постановив его считать ее частью. Таким образом, мы фактически готовили на печи - вполне аутентичненько.
- Дора куда-то ушла, - доложил Петрик из сеней. - Под лавкой нет ее кроссовок «Адидас».
- Значит, в люди вышла, - поняла я.
В пределах нашего двора Доронина щеголяет в галошах, найденных в тех же сенях: бережет свою фирменную обувь. Она ужасно экономная.
- Надеюсь, она принесет еды, - пробурчал Эмма и пошел во двор - мыть руки перед ожидаемым приемом пищи.
Пока он там звякал пимпочкой допотопного рукомойника и крякал, выражая недовольство температурой воды, бодрый румяный Петрик с аккуратно зачесанным влажным чубчиком красиво раскладывал на блюде собственноручно собранную подзаборную зелень.
В составе оригинальной икебаны я уверенно опознала крапиву и лопух, относительно укропа у меня были сомнения - его легко перепутать с ромашкой.
- После завтрака у нас с тобой фотосессия в лесу, бусинка, ты не забыла? - напомнил мне дружище. - Надень льняное платье в стиле бохо и к нему, пожалуй, коралловые бусы. Или бирюзовые? Нет, все-таки коралловые. Они будут гармонировать с моими красными петухами.
- Где петухи, почему красные - тушенные в томатном соусе? - обнадежился вернувшийся со двора Эмма и с порога искательно огляделся.
- Не тушеные, а вышитые, - сухо объяснил ему дарлинг. - Петухи - это этнический узор на моей рубахе.
- Да ну? Сам вышил? - братца Эмму прохладным тоном не проймешь, он толстокож, как молодой гиппопотам.
- Кто вышел? Куда вышел? - В хату ворвалась запыхавшаяся Доронина. - Я принесла домашний хлеб и молоко, тут одна бабка коз держит, обещала оставлять для нас литр в день.
- А жизнь-то налаживается! -
