Возражение 2. Далее, силы познаются через их акты. Но выбор, который является актом свободной воли, отличается от акта воли, поскольку «если акт воли направлен на цель, то выбор имеет дело со средствами к цели»[199]. Следовательно, свободная воля является силой, отличной от воли.
Возражение 3. Далее, воля – это умственное желание. Но в уме наличествует две силы – активная и пассивная. Следовательно, и со стороны умственного желания должна иметься еще одна сила помимо воли. А это, по-видимому, и есть свободная воля. Следовательно, свободная воля является отличной от воли силой.
Этому противоречит сказанное Дамаскином о том, что свободная воля есть то же, что и воля[200].
Отвечаю: желающие способности, как уже было сказано (64, 2), должны быть адекватны способностям восприятия. Затем, как со стороны умственного восприятия мы обладаем умом и разумом, точно так же и со стороны умственного желания мы обладаем волей и свободной волей, которая суть не что иное, как избирающая способность. Это со всей очевидностью явствует из их отношения к их объектам и действиям. В самом деле, акт «мышления» подразумевает простое приятие, в связи с чем мы говорим, что мыслим первые начала, которые познаются сами по себе без какого-либо соотнесения. А вот «рассуждать» в собственном смысле слова означает переходить от одной [познанной] вещи к познанию другой, поскольку наши рассуждения относятся, собственно, к заключениям, которые известны нам на основании [первых] начал. Подобным же образом и со стороны желания акт «воли» подразумевает простое стремление к чему-либо, поскольку под волей понимается то, что относится [непосредственно] к желаемой цели. Но «выбирать» означает желать нечто ради обретения чего-то еще, поскольку в собственном смысле слова выбор относится к средствам достижения цели. Далее, как в вопросах познания начало соотносится с заключением, к которому мы приходим, отталкиваясь от начала, точно так же в вопросах желания цель соотносится со средством, которое желается ради достижения цели. Из сказанного очевидно, что как ум относится к разуму точно так же и воля – к избирающей способности, каковая суть свободная воля. Но уже было доказано (79, 8), что мышление и рассуждение принадлежат одной и той же силе подобно тому, как одна и та же сила может пребывать в движении или покое. Поэтому акт воли и выбор также принадлежат одной силе, и значит воля и свободная воля – это не две силы, а только одна.
Ответ на возражение 1. «Bulesis» отличается от «thelesis» не согласно различию сил, а согласно различию действий.
Ответ на возражение 2. Хотя выбор и воля, то есть акт волеизъявления, являются различными действиями, тем не менее, они принадлежат одной и той же силе подобно тому, как и мышление и рассуждение, о чем уже было сказано.
Ответ на возражение 3. Ум в отношении воли есть [нечто] движущее, а потому нет никакой нужды разделять волю на активную и пассивную.
Вопрос 84. Каким образом душа, будучи соединенной с телом, мыслит низлежащие телесные вещи
Теперь нам надлежит исследовать те действия души, которые связаны с умственными и желающими силами, а что касается всех остальных душевных сил, то они непосредственно не являются объектом изучения теологии. Более того, коль скоро действия желающей части души изучают этические науки, то мы рассмотрим их во второй части настоящей работы, посвященной исследованию морали. Таким образом, сейчас мы сосредоточимся на действиях умственной части.
Рассмотрение этих действий мы упорядочим так: во-первых, мы выясним, как мыслит душа, будучи соединенной с телом; во-вторых, как она мыслит после отделения.
Первый из упомянутых вопросов будет трояким [а именно]: 1) как душа мыслит низлежащие тела; 2) как она мыслит себя и то, что она содержит в себе; 3) как она мыслит превосходящие ее бестелесные субстанции.
Рассмотрение познания телесных вещей состоит из трех пунктов: 1) через посредство чего познает их душа; 2) как и в каком порядке происходит познание; 3) что именно познается.
Под первым заглавием будет рассмотрено восемь пунктов: 1) познает ли душа тела через посредство ума; 2) мыслит ли она их через посредство своей сущности или же через посредство каких-либо видов; 3) если видов, то все ли виды умопостигаемых вещей присущи душе естественным образом; 4) извлекает ли душа эти виды из неких отделенных бестелесных форм; 5) видит ли наша душа все мыслимое ею в вечных идеях; 6) приобретает ли она умственное познание через посредство чувств; 7) может ли ум актуально мыслить без помощи каких-либо представлений, а только благодаря схваченным им видам; 8) препятствует ли приостановка деятельности чувственных сил суждениям ума.
Раздел 1. Познает ли душа тело через посредство ума?
С первым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что душа не познает тела через посредство ума. В самом деле, Августин говорит, что «ни тела, ни вообще что-либо телесное не может быть постигнуто умом, если оно не может быть воспринято чувствами»[201]. А еще он говорит, что умственным зрением созерцается только то, что сущностно пребывает в душе[202], а такие вещи никак не могут быть телами. Следовательно, душа не может познавать тела через посредство ума.
Возражение 2. Далее, как чувство относится к умопостигаемому, точно так же и ум – к чувственному. Но душа никоим образом не может мыслить духовные, т. е. умопостигаемые вещи, через посредство чувств. Следовательно, точно так же она никоим образом не может познавать тела, т. е. чувственные вещи, через посредство ума.
Возражение 3. Далее, ум направлен на необходимое и неизменяемое. Но все тела подвижны и изменчивы. Следовательно, душа не может познавать тела через посредство ума.
Этому противоречит то обстоятельство, что наука находится в уме. Если, таким образом, ум не познает тела, то из этого следует, что нет и никакой науки о телах, то есть науки о природе, которая исследует подвижные тела, [попросту] не существует.
Отвечаю: для того, чтобы внести ясность в данный вопрос, следует вспомнить, что ранние философы, исследовавшие природу вещей, полагали, что мир состоит из одних только тел. И так как они видели, что все тела подвижны и, как они считали, беспрерывно текучи, то и составили мнение, что не может быть никакого сколько-нибудь определенного познания истинной природы вещей. В самом деле, как можно хоть сколько-нибудь достоверно схватить то, что непрерывно текуче, – ведь оно изменится прежде, чем ум успеет вынести о нем свое суждение (на сей счет, как указывает Философ[203], Гераклит высказывался так: «Нельзя войти в одну и ту же реку дважды»).
Однако вслед за ними пришел Платон, который, желая утвердить возможность познания истины через посредство ума, заявил, что, кроме телесных вещей, есть и другой род сущностей, свободных от материи и движения (каковые сущности он назвал «видами», или «идеями»), благодаря причастности к которым и возникают те единичные и чувственные вещи, которые называются «человек», «лошадь» и тому подобное. Таким образом, говорил он, науки, дефиниции и вообще все то, чем оперирует ум, относится не к чувственным телам, а к бестелесным и отделенным сущностям, и, значит, душа мыслит не телесные вещи, а их отделенные виды.
Ложность такого представления может быть показана двояко. Во-первых, на том основании, что [если бы все обстояло именно так, то] коль скоро такие виды бестелесны и неподвижны, из области научного ведения надлежало бы исключить всяческое знание о движении и материи (т. е. все то, чему посвящена наука о природе), равно как и любое доказательство, основанное на движении или материальной обусловленности.
Во-вторых, кажется нелепым исследовать явленные нам вещи через посредство других сущностей, которые не могут быть [даже] субстанциями [исследуемых] вещей, так как сущностно от них отличны; таким образом, если бы мы даже и обладали достоверным знанием об отделенных субстанциях, мы все равно не могли бы на основании этого вынести достоверное суждение относительно чувственных вещей.
Платон, похоже, отклонился от истины по следующей причине: он видел, что всякое познание происходит благодаря некоторому подобию, и пришел к выводу, что форма познанной вещи необходимо должна находиться в знающем точно таким же образом, каким [она находится] в познанной вещи. Кроме того, он постиг, что форма мыслимой вещи присутствует в уме в состоянии универсальности, бестелесности и неподвижности, что очевидно следует из самой деятельности ума, чей акт мышления универсален и подчинен некоторой необходимости, поскольку модус действия адекватен модусу формы действователя. На основании этого он заключил, что мыслимые нами вещи должны и сами по себе обладать таким же бестелесным и неподвижным бытием.
