Мистер Принс:
- Как всегда откровенно, Гарри. И ты полагаешь, из Дороти выйдет хорошая крестьянская жена?
Гарри Плющ:
- Я полагаю, сэр, она до того хорошая, до того умная, до того работящая, что подойдет в жены хоть кому, хоть лорду, к примеру. Но для нее ж для самой лучше остаться в том сословии, где она родилась.
Мистер Принс:
- И она ведь особенной красотою не блещет, знаешь ли.
Гарри Плющ:
- Не блещет! Ну, если она не красавица, то я уж не знаю, кто тогда и красавица, сэр.
Мистер Принс:
- Да, конечно, она недурна собой.
Гарри Плющ:
- Что значит недурна, сэр? Она писаная красотка.
Мистер Принс:
- Ладно, Гарри, она красотка, если тебе угодно.
Гарри Плющ:
- А то не угодно, сэр! Мне б сразу сообразить, что вы просто смеетесь, когда вы сказали, будто она красотой не блещет.
Мистер Принс:
- Но, знаешь ли, у нее нет приданого.
Гарри Плющ:
- Не надо мне никакого приданого. Мне ее надо, и больше ничего и больше никого.
Мистер Принс:
- Но я не могу согласиться, чтоб она вышла замуж, не имея собственных средств.
Гарри Плющ:
- Ой, да я их дам ей заранее. Отец поднакопил денег, и мы их как это? - запишем на ее имя.
Мистер Принс:
- Ты молодец, Гарри, и я действительно рад за Дороти; но ты не вполне понял меня. Она должна принести тебе средства, а не взять их у тебя. И ты не смей увертываться.
Гарри твердил, что ему не нужны никакие средства; мистер Принс твердил, что не допустит, чтобы Дороти их не имела. Без особых трудов однако, они пришли к соглашению.
Когда дело Гарри и Дороти благополучно уладилось, сразу устроились и шесть остальных судеб; и мистер Принс с легким сердцем вернулся в Усадьбу, где явился к обеду на двадцать седьмой день своего испытания.
Там застал он все тех же; ибо, хоть иные и отлучались на время, они не могли противиться уговорам мистера Грилла и приезжали опять. Все сердечно приветствовали мистера Принса, а Моргана мило ему улыбнулась.
1. ГЛАВА XXXIV
РОЖДЕСТВЕНСКИЕ РАССКАЗЫ.
ЧУДЕСНЫЕ РАССКАЗЫ У ДРЕВНИХ. ДУХ ХОЗЯИНА.
РАССКАЗ О ТЕНИ. РАССКАЗ О ЛЕШЕМ. ЛЕГЕНДА О СВЯТОЙ ЛАУРЕ
Джейн: … Теперь мы сядем
К камину, и нам бабушка расскажет
Поинтересней что-нибудь.
Гарри: И правда!
Поинтересней! Страшное б послушать
Про разные убийства.
Джейн: Или духов.
Саути. Бабушкин рассказ
Вечером мисс Грилл сказала его преподобию:
- На рождестве у нас пока не было ни одной истории с привидениями. Так не годится. Хоть один рождественский вечерок должен быть посвящен merveilleuses histoires racontees autour du foyer {таинственным историям, рассказанным у камина (фр.).}, которые Шатобриан {254} числит среди особенных удовольствий тех, qui n’ont pas quitte leur pays natal {которые не покинули отчизну (фр.).}. А греки и римляне оставили нам бездну разных духов, верно ведь, ваше преподобие?
Преподобный отец Опимиан:
- Безусловно. Литература классическая кишит духами. Но редко какой тамошний дух подойдет для рождественской истории с привидениями, как у нас ее принято понимать. Дух Патрокла у Гомера, Дария у Эсхила, Полидора у Эврипида - все полны поэзии, но для истории с привидениями никто из них не подходит. Я только один и могу припомнить рассказ по-гречески, но и тот, Пересказанный Гете в “Коринфской невесте” и Льюисом в “Веселом золотом кольце”, ни для кого здесь не может быть новостью {Льюис {255} сам пишет о “Веселом золотом кольце”: “Я как-то читал у одного греческого автора, имя его запамятовал, историю, которая мне навеяла сюжет этой баллады. История такова: юноша, приехав в дом к другу, с дочерью которого он обручен, узнает, что уже несколько недель назад смерть отняла у него невесту. Но он ни разу в жизни ее не видел и скоро утешается, особенно еще и потому, что во все время пребывания его в доме у друга некая юная дама любезно приходит каждую ночь к нему в спальню и уходит на рассвете, неизменно унося от своего любовника какой-нибудь дорогой подарок. Так продолжалось до тех пор, покуда юноша вдруг не увидел портрет умершей невесты и с ужасом в нем узнал черты ночной своей гостьи. Открыли гроб умершей и там нашли все те подарки, какими он щедро одарял неведомую innamorata [возлюбленная (ит.)]”. - М. Г. Льюис. Волшебные повести. Т, 1, с. 99,
Греческий автор, о котором идет речь, - это Флегон, которого иные относят к эпохе Августа, а иные - белее правильно - к эпохе Гадриана. Он написал трактат Περί Θαυμασίων (“О чудесном”). Уцелевшая часть трактата начинается с этой самой истории, но самое начало ее утрачено. О портрете ничего не говорится. Юноша и его ночная гостья обменивались подарками, и родители опознали вещи своей дочери: золотое кольцо и косынку. На третью ночь они застигли свою дочь в спальне у любовника, и она ям сказала:
- Ох, мать с отцом! Что я вам сделала! Жаль вам, что ли, что я три ночи спала с вашим гостем в моем отчем доме! Пожалеете вы о своем любопытстве! Я вернусь туда, где мне должно быть. Ибо сюда я являлась по воле богов.
И как только она это сказала, она тотчас упала мертвая. Тогда открыли гроб, и там нашли железное кольцо и золотой кубок, подаренный ей возлюбленным. Тот от горя и ужаса немедля покончил с собой. Видимо, рассказом предполагается, что, сойди третья ночь так же благополучно, как и две предшествующие, невеста вернулась бы к жизни, к родителям и жениху. (Примеч. автора).}.
У древних есть много волшебных рассказов, не собственно историй о привидениях, но они весьма подходят для Рождества. Их два таких у Петрония, и в свое время я для забавы перевел их, стараясь держаться как можно ближе к подлиннику. Если угодно, я могу воспроизвесть их по памяти. Ибо я полагаю вместе с Чосером:
Ведь, знаю я, что, взявшись рассказать
Чужой рассказ, не надо выпускать
Ни слова из того, что ты запомнил,
Будь те слова пространны иль нескромны,
Иначе все неправдой обратишь… {*} {256}
{* “Кентерберийские рассказы”, 733-738. (Примеч. автора).}
Предложение отца Опимиана встретило единодушное “Ах, ну конечно, мы ждем, ваше преподобие!”, и он начал:
- Истории эти рассказали на пиру у Тримальхиона, первую - Никарот, вольноотпущенник, вторую - один из гостей.
“Пока я еще служил, мы жили на узкой улочке, где теперь дом Габинны. И богам было угодно, чтобы я влюбился в жену Теренция, хозяина харчевни, Мелиссу Теренциану, да вы почти все ее знаете, раскрасавица - метательница поцелуев”.
Мисс Грилл:
- Странное какое название. Преподобный отец Опимиан:
- Думаю, имеется в виду какой-то изящный жест в пантомиме; ибо красавицы хозяйки часто бывали умелыми танцовщицами. Вергиливва Копа, кстати сказать, не лишенная недостатков, тем не менее - прекрасный тому пример. Верно, тем-то и были привлекательны римские харчевни. И всякий хозяин стремился к тому, чтобы его жена умела танцевать. Танцы были, видимо, такого стиля, какой нынче мы называем характерным, и исполнялись в живописных костюмах…
Его преподобие чуть не пустился в диссертацию о хозяйках-танцовщицах; но мисс Грилл вовремя напомнила ему, о чем шла речь, и он продолжал рассказ Ницера:
- Клянусь Гераклом, я любил ее чистой любовью; меня пленял ее нрав, ее нежность. Когда мне нужны были деньги, она мне их давала. Когда у меня они были, я отдавал их ей на хранение. Ни одной женщине я так не доверялся. Отец ее, фермер, умер тогда. Я шел на любые трудности, чтоб ее увидеть. Ибо друзья познаются в беде. Хозяин мой как раз уехал в Капую, распорядиться какой-то заброшенной плавильней. Я воспользовался случаем и упросил одного нашего гостя проводить меня до пятого верстового столба. Он был солдат, силою равный Плутону. Мы вышли до первых петухов. Месяц светил как солнце мы прошли мимо ряда гробов. Спутник мой исполнял какие-то церемонии. Я сидел и, напевая, считал звезды. Потом я глянул на него и увидел что он разделся донага и сложил одежду у дороги. Сердце у меня ушло в пятки, я застыл, как мертвец. Но он трижды обошел вокруг своей одежды и обернулся волком. Не думайте, я не шучу. Ни за какие деньги меня не заставишь солгать. И вот, едва он, стало быть, обернулся волком, он тотчас завыл и бросился в лес. Я не сразу оправился, но потом решил собрать его одежду, но она превратилась в камень. Кому, как не мне, довелось изведать великий страх? Но я схватился за меч и всю дорогу до фермы я рубил тени. Я был едва жив; пот струился со лба потоками; глаза ничего не видели. Я никак не мог прийти в себя Моя Мелисса подивилась, куда я ходил в такой поздний час. “Пришел бы пораньше она сказала, - и ты нам помог бы. Волк приходил в овчарню и задрал всех овец до единой. Он убежал. Но он нас попомнит; один из наших парней всадил ему в шею копье”. Ясно, что я не сомкнул уже глаз на рассвете я ушел домой. Но когда я дошел до того места, где одежда превратилась в камень, камня там никакого не оказалось, а была только кровь. Придя домой, я увидел солдата, он лежал неподвижно в постели и врач хлопотал над его шеей. Я понял, что это оборотень, и потом, хоть убей, не мог больше с ним есть за одним столом. Пусть задумаются все кто не верит в такие вещи. А если я лгу, пусть обрушится на меня гнев богов.
