Он умер, мой друг и брат, но «умер» не то слово: Жизнь никогда не умирает, а лишь вечно меняет формы. Мой друг жив, и после так называемой смерти, вернее «ухода», всеми силами старался дать знать об этом своим близким и друзьям. Я знаю — ему хотелось кричать об этом.
Нижеприведенное — запись его дочери.
* * *
5.11.1960 г. ушел от нас мой папа. Когда я его увидела умершим, меня охватило необыкновенное чувство торжественности и возвышенности.
Вскоре после ухода, когда я, наконец, умом постигла всю скорбь великой потери, я стала упрекать себя и считать виновной в том, что была недостаточно чутка к нему и в какой-то степени тоже виновата в его внезапном и быстром уходе.
Он пришел ко мне во сне, чтобы успокоить. Пришел энергичный, активный, в спортивного типа синей блузе (такая была у него) и многое мне сказал, учил меня. Помню, он сказал, чтобы мы не беспокоились, не скорбили о нем, что ему теперь очень, очень хорошо.
С 29.11 на 30.11. В это время я уже начала чувствовать отсутствие папы — начала страдать. И он опять пришел ко мне во сне.
Как будто были похороны. Его тело положили в гроб, обсыпали цветами. Хотелось подойти ближе к этому «телу», лежащему в розах. Вдруг поднимаю голову и вижу, что стоит папа — другой, настоящий — невдалеке от своего гроба с телом. Папа стоит молодой, красивый, стройный, в том темно-синем костюме и белой сорочке, в каких он выступил на торжественном собрании в Обществе имени Рериха, когда стал его председателем. Он был именно таким, каким был в самое счастливое время своей жизни, когда Елена Ивановна написала о благословении его Великим Учителем М. на пост председателя Общества имени Рериха.
На лице папы торжественная, сияющая улыбка. Он по-настоящему счастлив.
Когда я увидела его улыбку, он прикрыл рот рукой — «чтобы другие, посторонние, не увидели, что он «мертвый» улыбается», — взял мои руки в свои и крепко, тепло и ободряюще сжал, давая мне свое благословение и силу духа…
* * *
15-16.12.1960 г., рано утром.
Куда-то лечу, спешу к какому-то сроку.
Во сне осознаю, что прошло 40 дней со дня смерти папы, и теперь он может вернуться обратно в нашу жизнь и жить вместе с нами, в нашей большой комнате. Но я чувствую его теперь таким настоящим, реальным, близким и живым и, если так можно сказать, «существенным», каким почти никогда не могла его почувствовать при жизни. Я почувствовала именно присутствие его духа, независимого от физического и астрального тел. Эта встреча была неописуема; она превышала все встречи земные, настолько реальным, близким, настоящим, живым был папа. Почувствовав его таким, я от счастья ликую и кричу во весь голос: «Жив! Жив! Папа жив! Смерти нет! Смерти нет! Смерти нет!» Тогда папа подходит к буфету, где хранятся наши документы, достает из ящичка справку о своей смерти и уничтожает.
Проснулась и долго не могла понять, где я нахожусь; сознание было необыкновенно ясное, бодрое, переполненное счастьем; энергии много, как после утренней прогулки, но долго не могла войти в свое тело, и, когда витала, долго не работал центр равновесия, пол показался не на месте, очень кружилась голова.
Рано утром 5.11.1960 г. видела сон: Юрий Николаевич дает всем нам большие билеты, на которых написано большими буквами «Билет Жизни». Папа отказывается от своего билета и отдает его нам с Леопольдом.
В это же утро папа ушел из жизни.
6.11.1960 г. вечером в день смерти папы одна его знакомая слушала у себя в комнате хорошие пластинки (исполнение Клайберна). Вдруг она видит, что ее собака соскакивает с места и начинает вилять хвостом, как будто кто-то хорошо знакомый вошел в комнату; потом смотрит на тот стул, где обычно сидел папа, когда приходил к ней; потом собака положила свою морду как бы на колени кого-то невидимого нами и смотрела вверх, будто в глаза этого невидимого гостя.
Петина история
Отпевание подходило к концу. Хотя гроб не «утопал в цветах», все же букетики первых весенних цветов украшали изголовье молодого покойника — ему не было даже полных 16 лет!
Среди набившихся в избу соседей немало было подростков — товарищей покойного по детским играм. Какими-то ошалелыми глазами глядели они на лицо своего непонятно спокойного друга в гробу, на убитое горем лицо Арины, его матери… Вот уж скоро отпевание кончится, начнется прощание, потом глухо застучит молоток по забиваемым в крышку гвоздям, и никто уже больше не увидит Петю, как и сам он не увидит голубого неба и ликующего весеннего дня…
Священник пропел последние формулы обряда, замолчал, взглянул на лицо покойника и уже собрался произнести: «Прими последнее целование», как вдруг заметил, что кисть руки покойного явно зашевелилась. «Летаргия! Сейчас встанет!» — мелькнуло в голове священника, он тут же сообразил, как это отразится на слабонервных плачущих женщинах — какая паника может подняться, и поэтому дрогнувшим голосом произнес:
— Слабонервные, уходите!
Но таких не нашлось ни одного: шелест крыльев Редкого События сковал всех: как зачарованные, с вытаращенными глазами они смотрели на юношу, который медленно приподнялся в гробу и, сидя, обвел всех глазами, потом слабым голосом спросил:
— Где я? Что со мной?
Арина так и рухнула на него:
— Сынок мой! — и забилась в нервном припадке.
И загудела изба:
— Жив! Жив! Ожил!
И когда все успокоилось, посыпались на Петю вопросы про Тот Свет, откуда он вернулся.
— Ну, как там? Что видел? Что чувствовал? Расскажи, Петя! И рассказал Петя историю своего сна бесхитростно, ненадуманно, а так, как он ее пережил и воспринял. А было, по его словам, так.
Лег он вечером спать, и приснился ему сон. Сон-то сон, но настолько всамделишный, что и от яви не отличишь. Пришла к нему женщина и сказала: «Пойдем». И должен он был пойти за нею, сам не зная, почему. Шли, шли и подошли к широкой реке. Женщина, как шла по суше, так и пошла по воде на другой берег, только обернулась и сказала, чтоб он за ней следовал. И заметался Петя туда-сюда, выискивая, как бы и ему переправиться. И тут, откуда ни возьмись, перед ним его старый пес — верный друг Шарик, который околел в прошлом году. Этого пса Петя принес от соседей еще щенком и, можно сказать, вместе с ним и вырос. Щенок у маленького Пети в ногах под одеялом спал, и за это мать Петю часто ругала. Так они вместе и выросли, только собачий-то век короче человеческого…
И говорит Шарик Пете человеческим голосом:
— Садись на меня верхом — я тебя через реку перенесу.
Сел Петя на старого друга и поехал. А на том берегу женщина ждала. И повела она Петю еще дальше, к большому дому, где их встретил какой-то мужчина. А тот, как только увидел Петю, сказал женщине:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
