будет всего лишь догадкой: бессмысленный вопрос раздражает не меньше, чем беспочвенное предположение. Шону неожиданно пришло в голову, что несколько месяцев назад такой вопрос вызвал бы обсуждение на целый час. Что это означает? Да то, что он изменился. Ответив на собственный вопрос, Шон сардонически улыбнулся.
– Над чем смеешься? – спросил Деннис.
– Думаю о том, как много изменилось за эти месяцы.
– Да, – согласился Деннис, и наступило молчание, нарушаемое только топотом копыт.
– Странно будет без па, – печально сказал Деннис. Мистер Петерсен был при Исандлване. – Очень странно – только ма, девочки и я на ферме.
Они опять помолчали, думая о прошедших месяцах и о том, что произошло в их жизни.
Обоим еще не было двадцати, но оба уже стали главами семей, владельцами земли и скота; оба познакомились с горем и убивали людей. На лице Шона появились морщинки, теперь у него была квадратная борода лопатой. Они были в отряде, который жег и грабил, мстя за Исандлвану.
При Улунди они сидели верхом под жарким солнцем за рядами солдат регулярной армии Челмсфорда и терпеливо ждали, пока Сетевайо соберет своих воинов и отправит их по открытой местности смять хрупкий человеческий квадрат. Они ждали под регулярные, неторопливые выстрелы регулярной армии, наблюдая, как неприступный людской квадрат разрывает на части огромного черного зулусского «быка». Потом ряды пехотинцев расступились, и они, две тысячи сильных, опытных всадников, выехали вперед – чтобы навсегда сокрушить зулусскую империю. Они преследовали бегущих, и убивали, пока их не остановила темнота, и не считали убитых.
– Вон колокольня, – сказал Деннис.
Шон медленно очнулся, вырвавшись из прошлого. Они были в Ледибурге.
– Твоя мачеха в Тёнис-краале? – спросил Деннис.
– Нет, переехала в город, в дом на Протеа-стрит.
– Наверно, не хочет вмешиваться теперь, когда Энн и Гарри поженились, – сказал Деннис.
Шон нахмурился.
– Как тебе понравилась женитьба старины Гарри на Энн? – усмехнулся Деннис и покачал головой. – Я поставил бы двадцать против одного, что у него нет ни единого шанса.
Лицо Шона стало свирепым. Гаррик выставил его чудовищным глупцом. Ведь он еще не покончил с Энн.
– Есть ли от них вести? Когда они возвращаются домой?
– Последний раз они прислали ма телеграмму из Питермарицбурга – сообщили, что поженились. Она получила ее за несколько дней до того, как я вернулся из Исандлваны. Это было два месяца назад. Насколько мне известно, с тех пор от них ничего не было.
– Наверно, Гарри так прочно устроился в гнездышке, что его придется выковыривать оттуда ломом, – сально усмехнулся Деннис.
Шону вдруг живо представилось: Гаррик на Энн – ее колени высоко подняты, голова откинута назад, глаза закрыты, она тихонько постанывает.
– Заткнись, грязный ублюдок! – рявкнул Шон.
Деннис мигнул.
– Прости, я только шутил.
– Не смейся над моей семьей: он мой брат.
– Но ведь Энн была твоей девушкой, – сказал Деннис.
– На колотушки нарываешься?
– Успокойся, парень, я просто шутил.
– Я такие шутки не люблю, понял?
– Хорошо, хорошо, успокойся.
Грязный, грязный разговор. Шон отчаянно пытался прогнать картину Энн: она в бешеном наслаждении сцепила руки за спиной Гаррика.
– Боже, с каких пор ты стал святошей? – спросил Деннис и, пустив лошадь галопом, ускакал от Шона; он поехал по главной улице к гостинице. Шон хотел было окликнуть его, но передумал.
Он свернул в тенистую боковую улицу. Дом третий от угла – Уэйт купил его три года назад, вложив деньги в недвижимость. Очаровательный маленький домик в глубине пышно цветущего сада: тростниковая крыша, выбеленные стены, вокруг – плетень. У ворот Шон привязал лошадь и пошел по дорожке.
Он открыл дверь в гостиную; там сидели две женщины. Обе встали; у обеих удивление сменилось радостью, как только они его узнали. Он почувствовал внутри тепло – приятно возвращаться, когда тебе рады.
– О Шон, мы тебя не ждали!
Ада быстро пошла ему навстречу. Шон поцеловал ее и увидел, что горе оставило на ней свой след. И почувствовал легкие угрызения совести – на нем смерть Уэйта отразилась вовсе не так наглядно. Он отстранил мачеху на расстояние вытянутой руки.
– Ты прекрасно выглядишь, – сказал он.
Она похудела, глаза стали необычайно велики для такого лица, и горе в них было как тень в лесу, но Ада рассмеялась и улыбнулась Шону.
– Мы думали, ты вернешься в пятницу. Я рада, что ты приехал раньше.
Шон посмотрел мимо Ады.
– Привет, Малинка Пай.
Она нетерпеливо ждала его внимания.
– Здравствуй, Шон.
Она чуть покраснела под его взглядом, но глаз не отвела.
– Ты повзрослел, – сказала она, вряд ли замечая его запыленные кожу и волосы и покрасневшие от пыли глаза.
– Ты просто забыла, как я выгляжу, – ответил он и снова повернулся к Аде.
– Нет, и никогда не забывала, – сказала Одри так тихо, что ее никто не услышал. У нее в груди что-то сжалось.
– Садись, Шон. – Ада отвела его к большому креслу у камина. На каминной полке стоял дагерротип Уэйта. – Я налью тебе чаю.
– А как насчет пива, ма?
Шон погрузился в кресло.
– Конечно. Сейчас принесу.
– Нет. – Одри пробежала через комнату в сторону кухни. – Я принесу.
– Пиво в кладовой, Одри, – крикнула ей вслед Ада и сказала Шону: – Такой милый ребенок.
– Посмотри на нее
