кажется, что жизнь здесь, особенно в Голливуде — просто сказка. А если ты не сумел здесь зацепиться, то все кому не лень будут тыкать в тебя пальцами и смеяться.
Челси: Это очень обидно.
Джулс: Жизнь вообще часто несправедлива.
Челси: А ты хочешь остаться здесь? В Америке?
Джулс: Я не знаю. Здесь всё чужое. Но я не скажу, что сильно скучаю по дому. Мне бывает одиноко. Но тогда я захожу сюда, разговариваю с вами, и мне становится легче. Или переписываюсь с друзьями из Москвы. Это не то же самое, что быть рядом с ними. Но это хоть что-то. Я ещё не привыкла. Не поняла, смогла бы я здесь жить или нет. Прошло мало времени.
Челси: Я понимаю.
Джулс: Но я всё ещё планирую остаться здесь до середины сентября. А дальше будет видно.
Челси: От встречи со мной и Аделин ты не отмажешься! Я прилечу 26 числа. Купила билеты.
Джулс: Ура! Как я рада! Это отличная новость.
Челси: Так что не скучай и жди нас!
***
Наверно, мне пора прекращать вести ночной образ жизни. Снова засиделась допоздна, и теперь это нельзя объяснить никакой разницей в часовых поясах — я вполне адаптировалась к местному времени.
Тони, как обычно, был уже на работе, и я решила, что мне пора начать осваивать город более активно. Машину я водить не умела, так что вызвала такси и отправилась гулять в центр.
Даунтаун Лос-Анджелеса меня привлекал в первую очередь небоскрёбами. А ещё тем, что неподалёку располагался исторический центр города — так что я рассчитывала полюбоваться архитектурой. Читая про достопримечательности Лос-Анджелеса, я узнала, что в мэрии есть смотровая площадка, доступ к которой совершенно открыт для всех желающих, — разве можно упустить такую возможность?
У меня было ощущение, что я оказалась на съёмочной площадке какого-то фильма. Только сейчас я осознала, что башню Банка США, ту самую, куда мы ходили с Тони в ресторан в первый вечер, я видела, и не один раз, в разных голливудских фильмах. У меня даже появилось жгучее желание пересмотреть «Трансформеров». Архитектура Америки 20-х годов — это неоклассика и ар-деко. Меня завораживали строгие геометрические линии, узоры и лепнина, приглушённые тона.
Подниматься по ступеням Сити Холла было волнительно — не могла поверить, что вот так запросто можно зайти в правительственное здание. Но оказалось, что это так — я заполнила карточку посетителя, мне выдали бейдж, — и всё. Как и в башне Банка США, мне пришлось «пересесть» из одного лифта в другой. «Mayor Tom Bradley Room» — гласила надпись на двадцать седьмом этаже прямо над бюстом того самого Бредли — первого и единственного афроамериканца, который правил городом аж двадцать лет.
Вид со смотровой площадки открывался невероятный! Я медленно шла по кругу, наткнувшись только на пару из немецкоговорящей страны, которые попросили меня их сфотографировать. Город простирался бесконечно далеко. Я никогда не считала, что Лос-Анджелес — это сплошные небоскрёбы, как представляла себе Нью-Йорк. И всё равно, только увидев своими глазами, насколько одноэтажна Америка, поняла, как сильно в нас укоренились некоторые стереотипы. С какой бы стороны башни Тома Бредли я ни смотрела, видела лишь крыши домов и линии дорог до самого горизонта, который очерчивали горы.
Спустившись вниз, я взяла кофе в небольшой палатке и пошла изучать небольшой парк, раскинувшийся прямо под стенами мэрии. То там, то тут я натыкалась на группы людей. Дети, играющие возле фонтана; молодые люди, которые сидели или лежали прямо на траве; туристы с телефонами на вытянутых руках — они, почти как и я, вертели головами, пытаясь рассмотреть каждую мелочь. Найдя пятачок на газоне, с которого был виден Сити Холл, я присела и достала скетчбук.
Я работала около часа, зарисовывая всё, что видела, — мэрию, фонтан, пальмы, влюблённую парочку в нескольких метрах от меня. Мне нравилось видеть, что книги по художественному мастерству, которые я не очень-то усердно читала, всё же давали результат — мои рисунки стали выглядеть натуралистичнее. Я пожалела, что не взяла с собой уголь и другой блокнот. Наверняка тогда вышло бы ещё лучше. Рисуя, я вспоминала Сашу с его уверенным «ты художник» и пыталась представить, каково это — выйти за рамки привычных фан-артов и заняться настоящим искусством.
Я поднялась, разминая затёкшие ноги, полная вдохновения. А почему бы и не попробовать? Тони — актёр, а я буду его девушкой-художницей, которая представляет свои работы в какой-нибудь частной галерее. Мы будем очень хорошо смотреться на снимках. Он смуглый и уверенный в себе. И я, его хрупкая фея из России.
Домой я вернулась в приподнятом настроении.
На кухне лежали новые газеты, где строились предположения о том, кто я такая. Очень странное ощущение — видеть свою фотографию на печатной странице, зная, что она продаётся многотысячным тиражом.
— Привет, Джулс! Как твой день сегодня?
Я обернулась. Тони стоял в одних шортах, явно только что из душа. Капельки воды блестели на его волосах.
— Неплохо. Смотри, — я достала из сумки скетчбук и показала ему зарисовки.
— М-м, интересно. Как тебе даунтаун?
— Очень деловой.
— Видела? — Тони кивнул на стопки газет, отходя от меня.
— Мельком. И что там?
— Ничего интересного. Марк говорит, что это даже на руку нам сейчас. Больше огласки не повредит.
То есть вот так. Важно, чтобы было больше огласки.
— Ясно.
Я собиралась уйти, но он поймал
