площадку в понедельник утром.
— Почему он ударил Финна? — настаивает мама.
Миссис Рэтклифф смотрит на меня, прежде чем ответить.
— Сегодня утром на детской площадке произошел инцидент, Финн обругал этого мальчика и других учеников.
Мама хмуро смотрит на меня.
— Это правда, Финн?
Я киваю.
— Почему ты на него ругался?
— Он говорил мне гадости.
— Какие?
— Что я девочка и маменькин сынок.
Мама качает головой и снова смотрит на миссис Рэтклифф.
— С этим тоже будут разбираться или так будет продолжаться до конца учебного года?
— С мальчиком поговорили, и, насколько я понимаю, на этом вопрос исчерпан.
— Не для Финна, — говорит мама. — Он — пострадавшая сторона.
— Мы поговорили с Финном, осмотрели его, — отвечает миссис Рэтклифф, — травм нет, поэтому мы вам и не позвонили. Ваш сын в полном порядке, правда, Финн?
Она смотрит на меня сверху вниз. Мама тоже на меня глядит. Я не знаю, что делать, потому что если кивну, то миссис Рэтклифф выиграла, а если нет, вроде как поведу себя грубо. Я начинаю жужжать. Надеюсь, не вслух.
— Думаю, мне судить об этом, — говорит мама. Она поворачивается и выходит из офиса миссис Рэтклифф. Думаю, мама тоже заслужила свое очко, так что, возможно, вышла ничья, я не уверен.
— Ты не спросила, что будет со мной в понедельник, — напоминаю я, догоняя маму в коридоре.
— Я пытаюсь решать по одной проблеме за раз.
— Что будет в понедельник?
— Не знаю, Финн, — немного резко отвечает мама. Она никогда такой не бывает.
Возвращаемся на улицу. Остальные дети уже разошлись по домам, поэтому на площадке тихо. В школе теперь так хорошо. Однажды мама сказала мне, что домашнее образование немного похоже на школу, только без других детей. Так было бы веселее. Наверное, мы бы выпекали много кексов, но должны были бы есть все сами, без ребят, кому нужно продать сладости, или учителей, что покупали бы их из жалости. Мне нравится домашнее обучение. Но папа думает, что это вообще не образование, поэтому никогда такого не допустит.
По дороге домой мама почти не говорит. У нее встревоженное лицо. Папа однажды сказал мне, что в школе я должен давать сдачи, и мама очень на него рассердилась. Она заявила, что если кто-нибудь ударит меня, я должен пойти и рассказать об этом учителю, но, кажется, только что поняла, что этот способ не очень хорошо работает.
Когда мы приходим домой, на кухонном столе лежит еще одно письмо. Похоже, от маминого адвоката.
— Что там? — спрашиваю я.
— Ничего важного, — говорит мама, спешно кладя его в сумку. Значит, письмо важное, и она пытается это скрыть. Не знаю, почему взрослые думают, будто мы не понимаем таких вещей.
Мама наполняет чайник и щелкает выключателем. Она стоит ко мне спиной, пока вода не закипит, а затем оборачивается.
— Сколько раз тебя били с тех пор, как я в последний раз ходила к директору?
Я не знаю, что сказать, потому что не хочу ей лгать, но и не хочу ее сердить и расстраивать.
— Несколько раз.
— Почему ты мне не сказал?
— Я не хотел тебя огорчать. В любом случае нет смысла что-либо говорить, ничего не изменится. Это просто школа.
— Других мальчиков тоже бьют или только тебя?
— Кое-кого еще, но в основном меня.
Мама на миг прикрывает глаза.
— Как по-твоему, почему?
— Потому что я странный и не даю сдачи.
— Кто говорит, что ты странный?
— Да все, кроме Лотти.
Мама качает головой:
— Ты не странный, Финн. Ты просто другой, уникальный.
— То же самое, — пожимаю я плечами.
— Неправда, — возражает мама, подходит и обхватывает ладонями мое лицо. — Мне нравится, что ты можешь перечислить буквально все сорта роз. Что ты мыслишь глубже, чем остальные ребята. Что можешь сыграть более сотни различных мелодий на укулеле. Ничего из этого не странно — это прекрасно.
— Ага, ты так говоришь, потому что моя мама. А для других ребят это все странно, поэтому они меня и задевают.
Мама вздыхает.
— Я пошлю письмо миссис Рэтклифф, скажу, что больше мы этих издевательств не потерпим.
— Но меня не оставят в покое. Единственный способ все исправить — перестать быть другим.
Мама на секунду закрывает глаза, прежде чем схватить меня за плечи. Когда она говорит, ее голос дрожит:
— Пообещай мне, что никогда этого не сделаешь, Финн. Никогда не переставай быть собой. Ты стоишь миллиона обычных детей.
Я хмурюсь. Вряд ли она всерьез, но меня так и подмывает выставиться на eBay и посмотреть, сколько предложат. Может, у того, кто меня купит, будет большой сад, и я смогу отдать деньги маме на оплату писем адвоката.
— Обещай мне, — говорит она, крепче сжимая мои плечи.
— Обещаю.
Мама притягивает меня к себе и снова начинает плакать.
Когда папа возвращается домой, я сижу в туалете на первом этаже. Не собирался там торчать, просто так вышло. Родители меня не заметили, поэтому я просто сижу и слушаю.
Тут гораздо удобнее, чем на лестнице, и, оказывается, мне повезло, что я застрял в туалете, потому что сегодня они не кричат. Просто тихо и грустно спорят.
— Сегодня в школе Финна ударили кулаком по лицу, — рассказывает мама папе.
— Господи. С ним все в порядке?
Папа кажется обеспокоенным. Я понятия не имел, что он будет так волноваться обо мне.
— Никаких физических повреждений. Но он явно расстроен.
— Что говорят в школе?
— Ни слова мне не сказали. Я узнала только от Лотти. А когда я пошла к миссис Рэтклифф, та попыталась отмахнуться, еще пошутила: у них там шоу Джереми Кайла.
— Это плохо.
— Сам можешь ее спросить, когда в понедельник увидишь.
— Вы с Финном тоже идете.
— Ага, отличная мысль. Устроить
