– Ты что, – усмехнулся старик, – решил за один день всему научиться?
– Ну, не всему…
– Вот и правильно. Приноравливайся потихоньку. То тут, то там. Даже в избе так смотреть можно.
– Дед Зарян, а правда, что за морем есть такая наука, ногами биться? Говаривали, в Киев два бойца таких приезжали, бились меж собой за деньги. Кто видел, говорит что дух захватывает. Прыгают, ногами в лицо бьются и орут как коты мартовские. А у самих лица желтые и глаза словно щелочки.
– Есть. А тебе что за интерес? Опять на заморское потянуло?
– А отчего не перенять науку, ежели хороша? Хоть и заморскую… Я вообще биться хочу научиться. На Руси без этого никуда. Вот если б я с ромеями ушел, там биться ни к чему, там никто не бьется. Все лежат, виноград кушают и вином запивают. А раз остался… Только где сыскать воина, который будет с сопливым мальчишкой возиться?
– Не сыскать… – вздохнул старик. – Раньше были веси за городом, где пахарей в ратников переучивали. Сейчас нет. А зачем тебе биться? Хочешь братьев своих проучить, коль вернешься?
– А если и их? Да только не для того мне наука такая. Никак не забуду я того печенега, что саблей мне промеж ушей угадал. Стыдно быть слабым, стыдно в лесу хорониться при первой опасности. Знал бы я тогда боевую науку, поубивал бы супостатов… Их всего пятеро было.
– Кхе… Всего. – качнул головой Зарян. – С одним бы справился, уже героем бы был. Хоть и мертвым.
– А я хочу быть живым! Говорят, что человека одним ударом зашибить можно. Пять ударов… Эка невидаль! Знать бы такой удар. – мечтательно произнес Микулка.
– Это уж точно, – спускаясь с крутого пригорка сказал Зарян, – зашибить легче легкого. А попробуй ты его роди, выкорми да воспитай. Вот то наука, так наука.
Они прошли по узкой тенистой тропке, иногда хватаясь за тонкие древесные стволы для устойчивости. С деревьев капала поздняя роса, падали жучки и мелкая труха. Пахло земным паром, прошлогодними прелыми листьями и жизнью.
– Лечить бы сначала научился, а то сразу биться… – добавил в сердцах Зарян.
– Так я же умею! Вот Вы мне сколько всего рассказали. Я в травах ведаю!
– Ага. Как коза в еловой шишке. – в глазах старика снова блеснули задорные искры. – Но ты прав, хоть и лентяй. Военной науке учится надобно. Русичам ни силы не хватает, а уверенности в своих силах. Силушки-то предостаточно. Только она вместе с нами в лесах хоронится.
– Так по Вашему и учиться не надо, раз силушка есть. Военная наука она ведь что, она силу как раз и дает.
– Молод ты, Микулка, судишь опрометчиво. Военная наука сил не прибавит, коли их нет, а вот ежели есть, то направит их куда нужно и самому тебе покажет сколько силы в тебе и где ей предел. Это и есть уверенность, когда знаешь, скольких противников сможешь сдюжить один, а сколько с соратниками.
– Тогда мне учиться без толку… – склонил голову Микулка. – Силы во мне, как у воробья посреди зимы.
– А сколько по твоему силы нужно? – хитро прищурился Зарян.
– Чем больше, тем лучше! – уверено ответил паренек.
– Кхе… Слыхал ли ты сказ про Святогора? Может до сих пор жив он, может помер, люди разное говорят, да только сила в нем была лишняя, чуть не погубила его.
– Это тот, что в сыру землю ушел? В твоих грамотах писано. Вранье небось… Где это видано, что бы сила лишней была?
– Язык у тебя длинный, а ум короткий. – нахмурился старик. – Вот в ком из нас с тобой силы больше?
– Да я хоть и не полянин, – усмехнулся паренек, – а Вас точно сдюжу.
– Ой ли?
Микулка приметил, что в глазах у старика появилось что-то новое, холодное, может даже злое.
– С голыми руками? – Зарян расправил старческие плечи. – Ты бы взял дубину, сам говоришь, что сила лишняя не бывает.
– Так я о вороге! Не с Вами же драться…
– Так у ворога силы поболее, чем у старика. – не унимался Зарян. – Как ворога одолеешь, если меня одолеть не попробуешь?
– Так ведь зашибу ненароком… – не на шутку перепугался паренек.
Они сошли с пыльной тропинки на густую траву, место ровное, деревья кончились, вон уже и изба видна.
– Бери дубину, говорят тебе! – рыкнул на мальчишку Зарян. – И стукни меня в плечо.
Микулка перехватил посох, размахнулся не сильно и полоснул старика в руку. Да только удара не вышло. Старик и отходить не стал, повел плечом немножко, палка мимо прошелестела. И тут Микулка так получил стариковской клюкой пониже спины, что аж в глазах потемнело.
– Будет Вам драться! – захныкал паренек. – Чай не провинился, чтоб дубиной по срамным местам.
– Как же ты собираешься военной науке учиться, ежели боль не выносишь?
– Так я думал, что сам буду бить. Я же учусь.
– Вот теперь ты поймешь, что прежде чем бить, надо уметь защищаться, прежде чем ранить, надо научиться лечить. А прежде чем задумаешь оземь кого кинуть, сам поначалу падать научись.
– Не нужна мне такая наука, если потом кости будут болеть!
– Ну а мне что, не нужна, так не нужна. Ежели баба с воза, то кобыле вроде как легче ехать.
Микулка насупился и да самой избы шел молча, потирая ушибленное место. Дома помог деду стол накрыть, разлил густую похлебку по чашкам, хлеба наломал. А когда сели, вознесли хвалу Сваргу за добрую еду, паренек подождал пока старик первую ложку отведает и уж только после этого свою взял.
Ох и впрямь добрая вышла еда! Мало видать в стариковой жизни радостей, вот он из еды радость и делает. Напек в углях оленины ломтями, чтоб румяной корочкой покрылась, да сок внутри оставила, опосля залил ключевой водой и в горшке тушиться оставил, сдобрив кореньями и ароматными травами. А как начала поспевать похлебка, так натер грибов сушеных и высыпал в варево для густоты, вкуса и питательности. Похлебка получилась аки сметана густая, а от духа можно слюной изойти. Микулка взял ломоть хлеба и принялся за еду. Оленина во рту таяла, да еще половинки не тертых грибов попадались. Выхлюпав похлебку, Микулка еще и подливку хлебом со дна чашки вымакал. Хорошо!
После еды старик пошел к сундуку грамоты свои перебирать, а может начертать что-то новое. А Микулка взял недочитанное и пошел из избы, бока красну солнышку подставлять. Но чтение не пошло. Хоть и болел зад от дедова удара, а любопытство так и гложило. Как же старый ведун увернулся? Вроде и сил в нем как у мухи осенней, а перепоясал посохом так, что чуть хребет в лапти не высыпался. Резвый он для старика. Не иначе, как хитрую боевую науку ведает. А уж если он, слабосильный, с этой наукой знает как меня побить, так и я смогу бивать более сильных… Да только пока обучишься, старый Зарян мне так бока намнет, что не захочется ни с кем биться.
Но любопытство не оставляло молодого Микулку, он пытался вспомнить, как шла палка, как дед стоял, как плечом двинул. Не выдержал он, пошел к старику. Открыл дверь тихонько, стараясь не скрипнуть, вошел в сумрачно-прохладные сени, собрался с духом и вошел в комнату.
– Дед Зарян… – негромко позвал он. – Хочу научиться палку мимо себя пропускать! Сил нет, как охота! Если б я так мог…
– Кхе… Созрел, значит. – по доброму улыбнулся старик, отрываясь от письма за столом. – Скоро к тебе правильные мысли приходят. Далеко пойдешь… Ежели не остановят. Тумаков, стало быть, уже не боишься?
– А Вы не бейтесь крепко, тогда и бояться не буду! – Микулка не удержался и потер зад.
– Так боевая наука не только из тумаков состоит. Через боль, через пот пойдешь, через сопли-слюни кровавые. А прежде чем боевой науке учиться, надо силу развить, гибкость да смелость.
– Это как?
– Да вот так. Буду давать тебе разные испытания. С одного раза не пройдешь, второй-третий будешь пробовать. Тьму раз одно и тоже повторять придется. Я тебя не пугаю, не от науки отваживаю. Просто ступая на стезю, ты должен знать через что она тебя поведет. И куда. А ведет сия стезя через трудности, через пот и кровь к УВЕРЕННОСТИ в своих силах. А коль будет уверенность, так сможешь горы своротить, не поморщишься. Как и всякий русич. Ибо в русских жилах кровь Сварога, предка нашего, бурлит силой непобедимой. Непобедимой и доброй. Читал небось, как Сварг на самого Ящера ярмо накинул? Так и всякую силу, даже самую злющую, русич может победить, покорить и на благо использовать. Я ведь не с зазря про Ящера помянул… Недавно сон мне странный приснился, вещий, можно сказать, сон. Снилось мне, что далеко за морем родился страшный Змей, да такой сильный, что за один выдох целый град спалить мог. А то и два.
Бродил он по степям, по пустыням заморским, взревывал своим огнем губительным. А зола от того огня хуже пламени, и человека, и зверя, и птицу губит. Надоело ему по пустыням шастать, перелетел он за море и спалил два града с живыми людьми. Но на Русь он слаб оказался. Родился и на нашей земле такой Змей. Даже сильнее прежнего, заморского. Да только чем один Змей другого краше? Оба злющие, друг на друга смотрят и взревывают.
Но явились тут русские витязи в белоснежных доспехах, заломали Змея возле реки Протва, в сотне верст от Москвы-реки, накинули на него ярмо и заставили своим огнем работать, избы освещать, железо варить…
