Изгнанник, после услышанного, сразу подметил, что подобные откровения были несвойственны Бауманскому генералу. Он отвернулся и напряженно выдохнул, тихо, через нос. Специально, чтобы Гордолин не заметил. Мысли о демоне не давали ему покоя, не позволяли «размякнуть» и показать истинных переживаний, выдать ту благодарность за любовь и оценить то, насколько его отец беспокоится. Поэтому он сделал это так тихо, незаметно. Не хотел раскисать и поддаваться чувствам, не хотел просить прощение за все переживания, что он доставил. Не хотел делать то, что помешало бы ему изгнать тварь, угрожающую городу.
— Мне тоже тяжело. Я каждый день надеюсь, что когда-нибудь все это кончится, и мы будем жить как простые люди. Соседние домики, общий огород, общее дело какое-то. Очень на это надеюсь. Но можешь не переживать, я никуда не испарюсь, даю слово. А что до слухов — мне не привыкать к происходящему. В таком мире живем, — изгнанник все же смог притянуть уголки рта ввысь, сформировав не очень красивую, но все же улыбку.
— Твоя правда, — медведь фыркнул, кивнул головой. — Что там произошло?
— Там?
Иво задумался, вспомнил каждый момент того вечера — и таверну, и взбучку рабочих, и Медного короля Молота, и… прекрасно помнил его чудного сына, мечтающего о приключениях на свою голову. Куда больше он помнил ту проклятую встречу с неизвестным изгнанником, прозвище которому в изгнаннических кругах «Чарующий лик». Помнил каждую секунду, проведенную рядом с ним, помнил каждое сказанное им слово. Но это со временем он забудет, так устроен мозг. Зато никогда не забудет, что тот пытался сделать с его женщиной. Не позволит себе забыть. И покуда он помнит это, каждый треклятый день будет сам себе давать обещание, что найдет урода и отомстит. И за Инелу, и за происшествие в городе.
Пока все вспоминал, не заметил, как случайно обратил глаза черным пламенем, и меч в ножнах также воссиял изгнаннической аурой. Обратил на это внимание лишь тогда, когда Гордолин начал трясти его тело руками.
Бауманец резко пришел в себя, правда, какое-то время еще бил себя ладонями по лицу.
— Иво?
— Ничего страшного. Просто задумался. Ничего. Ничего.
Последствия использования живого оружия — непроизвольное проявление изгнаннических способностей. Такое явление Иво впервые на себе испытал, и о подобном слышал лишь из слухов и баек, которые рассказывали собратья-изгнанники на большаке. Как оказалось, байки были правдой. И это немного напрягало.
— В тот вечер, — Иво быстро переключился на общение, чтобы вновь не погружаться в негативные мысли и не проверять самого себя на стойкость, — я искал демона. Очень сильного демона. Он объявился в наших кругах, и именно он — причина происходящей резко появившейся эпидемии. Шел по слухам, набрел на Вельдхейм. Демона не нашел, зато нашел изгнанника…
— И что он?
Гордолин не захотел лишний раз напрягать Иво — поверил на слово, также переключился на тему разговора без задних мыслей. Хотя взглядом выдавал обеспокоенность и заинтересованность тем, что только что увидел.
— Он… Он тот, кто стоит за новостями обо мне. Тот, кто изгнал врачевателей. Тот, кто хотел изгнать меня. Тот, кто схватил Инелу и…
Иво вновь был на грани, Гордолин это заметил. Он резко схватил сына за руку — помогло, разум изгнанника моментально очистился.
— Не дополняй. Я догадываюсь.
— И к лучшему. Этот персонаж — темная лошадка среди нас всех. Даже сообщество изгнанников до конца ничего о нем не знает. Знают только, что он могуч, но что он из себя представляет и какие цели преследует — тайна. Есть лишь одно, что я могу тебе сказать, и это будет важно тебе знать.
— Что же? — свою руку Гордолин не убирал.
— В нашем с ним диалоге он все время твердил о том, что мы с ним похожи. Но среди бреда, что он нес, особенно он заострил внимание на том, что я — помощник Баумании, а он — Стезиса.
К сказанному сначала Гордолин отнесся скептически. В это время, чтобы кто-то пользовался услугами изгнанников — тех, кого сами народы и истребили, было слишком рискованно. И к правителям этот риск утраивался. Но потом резко вспомнил, что Баумании это не мешало — подумал, что такой же расклад событий может быть и у Стезийцев — главных политических и экономических конкурентов. Потом вновь сменил свое мнение, ведь Баумания приобрела Иво в качестве изгнанника лишь благодаря тому, что Гордолин оставил его в качестве приемного сына, и потом вновь поверил в сказанное изгнанником, так как вспомнил, что нашел Иво в стезийском городе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Как думаешь, врет? — голос медведя слегка дрожал.
— В этом и проблема, что не думаю. По объективным причинам.
Они встретились взглядами. Видать, не один Гордолин только что провел мысленную цепочку.
— А считаю, что тебе важно это знать, — продолжал Иво, — потому что Инела мне рассказала о назревающем конфликте между двумя великими державами. Я не буду ничего утверждать, но…
— Зная военные методы стезийцев, при условии сражения, они могут прибегнуть к любым методам. Даже к вовлечению охотников на демонов, гибридов с паранормальными способностями, — продолжил мысль Гордолин. — И даже к изгнанию своего врага, принимая на свою душу самые страшные из возможных грехи.
Иво лишь кивнул в ответ.
— Так тебе и это уже известно… — медведь тяжело вздыхал.
— Вскользь. Но да.
Светловолосый встал, аккуратно положил кубок с медом на край стола, затем подошел к зеркалу. Руки скрестил, посмотрел, что происходит снаружи. А снаружи все также бурлила жизнь: хоть и была ночь, мужики бурно веселились, вдали Гордолин даже видел возлюбленную парочку, которая, скорее всего, искала удобный сеновал, лишь бы уединиться от лишних глаз и ушей. Он видел, как жили люди. И жили в мирное время. Освежая память и осознавая, как могут обстоять дела дальше, как бы не хотел, но понимал, что подобная мирская жизнь может закончиться одним лишь решением той или иной стороны. И это безумно пугало.
— Я считаю, что во избежание конфликта, можно и уступить те или иные территории. Даже если они даруют чертовское могущество.
— Я такого же мнения. Умирать не хочется никому. Но также я могу понять Его Высочество Креона. Если Баумания сдаст лидирующие позиции, то, рано или поздно, Стезис все равно придет с войной. Они всегда были завоевателями по натуре, это лишь вопрос времени.
— И также вопрос правителя. Ты не думал, что следующий их владыка будет миротворцем?
— Я не думал. Я не верю в это. Я был недавно в Кораллейке — город прекрасный. Сделан для народа, везде все пестрит и порхает. Миротворчество для народа, отец — такие у них правила. Как бы я не любил Люстер, как бы не считал его родиной, родным городом и местом, где я — это я, нельзя отменять того факта, что нищета этот город съедает. Как и эту страну. У них, в Стезисе, немного иначе.
Гордолин озадачено вертел головой. Хоть он и генерал всей могучей армии Баумании, как человек он соглашался со словами сына.
— Но есть другая сторона этой картины, — дополнял Иво, — они — лишь внутренние миротворцы. Но никак не внешние. Только появится момент, и они сожгут все дотла, но заберут себе любой сожженный кусок, чтобы сделать там свой внутренний мир. В случае Баумании же мы никогда не сунемся на чужие земли, никогда не принесем хаос и разрушение, зато внутри своей страны не можем отчего-то этот хаос искоренить.
— Политика — вещь сложная, Иво.
— Политики сложные, отец. Не политика.
Иво тоже подошел к окну. Тоже скрестил руки и тоже устремил взгляд на происходящее за окном. Если Гордолин смотрел и переживал за грядущее, Иво радовался за настоящее.
Он всегда мечтал о простой и спокойной жизни где-то вдали от людей, от шума. Мечтал о том, что, наверное, никогда не сбудется. И когда видел ту простую жизнь, всегда радовался и улыбался.
— А жизнь прекрасная. И мы с тобой должны ее оберегать. Ты по-своему, и я по-своему. Но оберегать их жизни мы обязаны.
Гордолин не задумываясь ответил.
