— Почему мы не используем оружие? — Вырвался внезапный вопрос.
— Оружие? — С удивлением переспросил юноша.
— Ну да, оружие, — Максим решился все-таки занять себя давно интересующей темой, — почему все эти маги безоружны?
— Но ведь магия и есть оружие. — Недоуменно произнёс Половский.
— Это есть, верно. Как клыки и когти у тигра. Но мы ведь люди, юноша, не правда ли? Почему мы сражаемся как дикари, практически врукопашную? Как же цивилизация? У нас есть столько всего для комфортной жизни, наши предки столько всего изобрели, а оружия нет или почти нет. Война ведь двигатель прогресса, не правда ли?
— Признаюсь, не совсем понимаю о чем вы говорите, наследник.
— Ну как же, — нетерпеливо продолжил Максим, — где артефакты, усилители, броня, накопители, где это все? Я артефактов видел всего три штуки за последние месяцы. Почему они не у всех, или, хотя бы, не у многих?
— Да ведь это безумно дорого, наследник!
— Дорого? А жизнь не дорого? Лезть с голым пузом под раздирающие заклинания — не дорого?
— Дорого. Но артефакт уровня… да хоть как ваш посох, о котором я слышал, и которого сейчас нет с вами, к сожалению, вот он стоит больше такого замка со всем содержимым. Мало кому по карману. Да и как его использовать не имея достаточно сил?
— Поясните, Половский, теперь я вас не вполне понимаю. Что значит — недостаточно сил? Разве он не создан как раз для того, чтобы увеличивать недостающие силы?
— Теоретически да, возможно. Но зачем он тому, кто и с посохом будет слабее другого сильного бойца? Непременно отберут, убьют и отберут, а после продадут кому-нибудь из аристократии. Вот у вас есть артефакт, да не один, но вы, я имею в виду род Соболевых, способны защитить их. Но что делать тем, кому артефакт принесёт гибель, а и не спасение?
— Зачем же всем артефакт такой силы? Маги не равны, это понятно. Но что мешает простым магам, не аристократам, иметь что-то, что позволит увеличить возможности хоть в два раза?
Так а кто им будет делать? Может быть вы, Максим Юрьевич?
— При чем здесь я, Половский?
— Ну а кто согласится? Для создания артефакта, сиречь наделения неживого предмета свойствами для работы с магией — силушка нужна, да немалая. И взять её негде кроме как от себя оторвать. А подобные фокусы с магическим ядром только высшая знать и выдержит. И то… перед смертью обычно.
— Как — перед смертью?
— Ну, когда уже все равно. Тогда да, можно и о потомках подумать, да принести себя в жертву во славу рода. Да только кто потом артефакт этот отдаст чужому, за какие хочешь деньги? И кому я это все рассказывают, наследнику Соболевых? С вами все в порядке, Максим Юрьевич?
Максим смутился, но постарался не подать виду, выпустив нижнюю губу.
— Более чем, мой юный друг, более чем. Иногда нужно расслабить голову, вот и размышляю тогда как сейчас о чем-нибудь. В странном мире мы живём все-таки. В странном.
— О, смотрите, наследник, слева наши прорвались.
— Вижу.
— Теперь пойдёт резня. — Половский довольно осклабился, и его конь, почуяв настроение хозяина, что-то вхрапнул.
— И не жаль вам их?
— Кого?
— Ну тех кто в замке. Чисто по-человечески?
— Весёлый у вас нрав, наследник. Шутки любите. Это хорошо, и мне и людям моим по сердцу. Только привыкнуть надо немного.
— В каждой шутке, мой юный…. Ого! Что это?
Столь успешно развивающаяся атака на левом фланге быстро захлебнулась, какой-то из магов защитников ударил чем-то тяжёлым, превратив в кисель с полдюжины нападавших, отчего прочие рассыпались в стороны и начали отступать. Защитники их не преследовали, слишком мало их было, но они восстановили подобие линии, закрывая всю ширину предзамковой поляны.
— О, это и есть наша, то есть ваша цель, Максим Юрьевич. Ольга Мартынова, во всей красе.
— Ты её знаешь?
— Нет, не видел никогда раньше. Но больше некому, все просто.
— Ей всего двенадцать!
— Да, это мне известно.
— И девочка в двенадцать лет смогла нанести подобный удар?
— Мартыновы — высшая аристократия, что же здесь удивительного? Впрочем, вы правы, наверняка она опустошила свой резерв этой атакой, а если и нет, то ещё один подобный удар — и все. До завтра восстанавливаться. А завтра у неё уже не будет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Максим вздрогнул. Приказ отца он помнил хорошо, даже слишком хорошо, чтобы стараться о нем не думать. Слова "принеси её сердце и голову" казались некой абстракцией, к реальности имеющей опосредованное отношение. Нет, он воспринял их серьёзно, слишком часто его учили верить сказанному, но представить себе это он не мог даже со всем накопленным багажом опыта и сновидений. Девочка в его представлении была… девочкой. Двенадцать лет. Косички, бантик в волосах. Что-то юное, доброе, наивное. Глядящее на мир большими глазами. Неиспорченное.
И ему, Максиму, вменялось уничтожить её. Изуродовать. Так было нужно для рода. Нужно его отцу. И что ему делать? Бунтовать?
Максим гнал от себя мысли о предстоящем, но они невольно возвращались. В конце-концов стал складываться некий компромисс, в его воображении, он надеялся выполнить приказ, но не убивать эту неизвестную ему Ольгу лично. Вот бы кто (да хоть тот же Половский) принёс ему уже мёртвое бездыханное тело защитницы, с каким облегчением бы он тогда вздохнул! И ладно уж, взяв себя в руки, отпилил ей голову, а надо, так достал бы и сердце. Мёртвой уже все равно.
Теперь же, увидев, что девочка не просто ребёнок, но умеющий убивать ребёнок, он, неожиданно для себя, вдруг почувствовал к ней уважение. Ещё бы. Ей в куклы играть, да с подружками через резинку прыгать, а она вон как. Одним ударом смахнула шестерых убийц (эмпатия подсказывала, что никем иными они для девочки не являются), и продолжает защищать свой дом, свой замок, поддерживая дух обороняющихся. В совершенно безнадёжно ситуации. Может быть, она надеется на помощь, дети ведь верят в лучшее. Но Максим знал, знал всем своим нутром, своей магией, что помощь не придёт. И где-то в глубине его сидел бесенок страха, что ему придётся совершить нечто ужасное, преступное в своих глазах, быть может, такое, о чем потом и вспоминать будет страшнее чем делать.
— Красивое имя. — Сказал он вдруг. — Ольга. И фамилия красивая.
Половский, все так же сидевший в седле рядом с ним, насмешливо фыркнул.
— И сама она должно быть красивая, — упрямо продолжил Максим, — и смелая.
— Тем более она опасна. — Равнодушно отозвался Половский. Ему была чужда логика милосердия, как и вообще рефлексия, потому он не вполне понимал своего нового друга, решив, что тот просто любитель потрепаться больше, чем показалось изначально. Пусть. У сюзерена могут быть причуды и заковыристее.
Соболевы были для него всем. Рано потерявший отца, испытывая странное равнодушие со стороны родной матери, юный мечтатель давно ощетинился на весь окружающий мир, в котором не было ему ни свата ни брата. Как ни странно, но именно наплевательское отношение ко всем, включая самого себя, и принесло ему лидерство среди молодёжи окрестностей их земель, авторитет храбреца, смелого до дерзости, не признающего авторитетов и готового кинуться в любую заварушку. Девушкам нравился отчаянный хулиган, но сам он их сторонился, порой вызывая этим обиды. Холод матери сказывался и на этом.
Соболевы же… род, которому семья Половских служила с момента своего появления. Легенда и живой миф. Подавляемый романтизм искал выхода, и находил его в предполагаемой службе. Формально, однако, Соболевы были "обычными" аристократами, верными подданными его величества (коего юноша презираю с детства, поскольку императора презираю отец), и он с трудом представлял каким образом сможет служить им по-настоящему, а не формально.
Путь в армию был закрыт, глав рода на службу брали только в случае войны с орлами, и то неохотно. Дома хозяйничала мать, и оставалось совсем немногое. Потому, получив странное письмо с гербом Собооевых, парень сперва не поверил своим глазам. В письме было сказано, и сказано кратко, но вычурным слогом, что Соболевы, устав от творимых императором несправедливостей, не считают себя более связанными узами клятвы с родом Орловых. И они, Соболевы, объявляют о том свою волю всем вассалам в магии своим. Далее шло указание места сбора без каких-либо пояснений.
