Без дальнейших проволочек Ричард посвятил Эдвина в рыцари собственным мечом. По-прежнему коленопреклоненный, Эдвин присягнул на верность королю и Ричарду. Все присутствующие в зале не сводили с него глаз, сам же он оставался спокойным и сдержанным. Голос его, звучавший громко и ясно, доносился до высоких стропил. Мэдселин испытывала громадное чувство гордости. Когда Эдвин поднялся, Ричард вручил ему серебряные шпоры. «Дело сделано. Эдвин теперь рыцарь, и у него есть свои собственные земли».
Присутствующих в зале охватило чувство единения, но только не родственников Мэдселин и Хью. Они почти не интересовались церемонией, но и на них не многие обращали внимание. Всем поспешно раздали вино и эль, а Ричард провозгласил тост за своего нового вассала.
— За Эдвина Эдвардсона, преданного и достойного человека. За рыцаря королевства.
Весь зал взорвался громкими возгласами поздравлений, а Эдвин тем временем прошел к жителям деревни, собравшимся в конце зала. Его окружили друзья, которые от всего сердца хлопали его по спине и выкрикивали пожелания насчет того, что следует делать новому владельцу поместья. Мэдселин была рада, что Хью не понимает их языка.
Из-за жары в зале и духоты от громадного камина у Мэдселин разболелась голова. Едва началась музыка, жители деревни выдвинулись вперед, намереваясь потанцевать и выпить, сколько душе угодно.
— Если я пообещаю быть нежным, ты потанцуешь со мной?
Мэдселин резко обернулась и оказалась почти прижатой к груди Эдвина. Она проглотила ком в горле и поглядела ему в лицо.
— Моя невеста не танцует, — вмешался Хью, с нескрываемым подозрением разглядывая англичанина. Он подошел ближе к Мэдселин и взял ее за локоть с видом полноправного хозяина, чего раньше так явно никогда не показывал.
Эдвин не обратил на Хью внимания и продолжал смотреть на Мэдселин.
— Леди де Бревиль даровано право решать самой, — резко ответил он.
— Я почту за честь, — так же сурово ответила Мэдселин, игнорируя прерывистое дыхание Хью. Она протянула Эдвину руку и позволила ему увлечь себя в центр зала. Забыв про Хью, они кружились по залу и крепко прижимались друг к другу. Кожа их горела.
— С каждым разом вы танцуете все лучше, миледи. Вы что, упражнялись? — Он посмотрел на нее своими серыми глазами.
Напряжение, сковывавшее Мэдселин, улетучилось. Она улыбнулась.
— Вы слишком дерзки, англичанин. Нормандские леди не танцуют.
Она вдохнула его слабый мускусный лесной запах и закрыла глаза. «Как же я буду жить без него?» Она вспомнила, как они провели вместе последнюю ночь, и почувствовала, как крепче сжимает его руки. То, что ее осмеют ее же соотечественники, не имело для нее значения, но у нее не было желания позорить Эдвина. Однако его чувство юмора не позволило бы ей в одиночку испытывать стыд перед нормандцами.
«Для Эдвина было бы лучше, если бы я уехала как можно быстрее. Он заслуживает лучшей доли. Вне всякого сомнения, женщины будут соперничать за право выйти за него замуж, особенно теперь, когда он стал почетным рыцарем».
— Тебе нехорошо, Мэдселин? — Джига закончилась, и Эдвин отвел ее в сторонку. Он обеспокоено смотрел на нее.
Мэдселин смахнула подступившие слезы, но не смогла заставить себя поднять на него глаза.
— Конечно. Здесь же так жарко и дымно. Мне, наверное, лучше вернуться к Хью.
При упоминании имени Хью Эдвин отступил, и она почувствовала, как он отшатнулся от нее. Не говоря ни слова, он отвел ее к родственникам и, коротко кивнув, ушел.
Больше они не говорили друг с другом. Мэдселин наслаждалась кратким мигом покоя, пока на нее не обрушился Хью.
— Я не одобряю, что вы танцуете с такими крестьянами, Мэдселин. — В темных глазах Хью появился оттенок превосходства, которого она раньше не замечала.
— Эдвин не крестьянин. Он рыцарь, — чуть слышно ответила она. — И, кроме того, он попросил меня.
— Когда мы поженимся, Мэдселин, вы будете просить разрешения у меня. И вообще танцы, да еще с этими грубыми варварами, недопустимы. — Хью крепко и бескомпромиссно поджал губы и воинственно сложил на груди руки.
Мэдселин разозлил его тон, и она посмотрела на него.
— Я буду танцевать с кем мне будет угодно — до свадьбы и после нее. — Голос ее прозвучат резко, она не скрывала раздражения.
— Я думаю, вам предоставили слишком много свободы, леди де Бревиль, — высокомерно ответил он. — Замужество требует от женщин покорности и послушания, а каждое решение должен принимать более светлый ум. Вы явно не сведущи в том, какие осложнения могут принести подобные проступки.
— Что вы имеете в виду? — с любопытством спросила она.
Хью поднял подбородок и мрачно поглядел на нее.
— То, что вы путаетесь с такими грубиянами, прямо отражается на моей репутации, и у меня нет желания, чтобы ее запятнали столь… легкомысленным образом.
Судя по его тону, Мэдселин поняла, что он говорит вполне серьезно. Она хотела рассмеяться над этой напыщенностью и высокомерием, однако ей удалось сохранить строгое выражение лица.
— Однако ваша… связь с Алисой… Она на мне никак не отражается?
— Это совершенно другое дело, однако я не желаю сейчас обсуждать этот вопрос. — Хью отошел от Мэдселин и обернулся, чтобы посмотреть, где Алиса.
Мэдселин пришла в ярость от его вызывающего поведения. Она с ненавистью посмотрела на него, а потом вихрем вылетела из зала.
«Мне надо уйти. Убежать — и больше ничего. Здесь человек, которого я люблю, и я люблю эту страну. Здесь люди, с которыми я хочу остаться. Но все они больше не мои».
Мэдселин вошла в конюшню. Ее лошадь, спокойная серая кобыла, заржала, приветствуя ее. Мальчик-конюх встрепенулся от шума, однако ничего не сказал. А Мэдселин приказала ему оседлать лошадь.
И через несколько минут она уже скакала через ворота крепости де Вайлан в сторону моря.
Холодный воздух освежил ее и поднял настроение. Она спрыгнула с лошади и привязала ее к ветке. Потом стянула с себя чулки и башмаки и пошла по песку. «Какое это счастье — свобода!» — улыбнулась она. Где-то в глубине души она чувствовала себя дома.
Она переступала по песку навстречу серым волнам, и ступни у нее начали замерзать. Дышать было трудно, потому что ветер дул прямо с моря. Ничего не было слышно, кроме всплеска волн и криков чаек.
В совершеннейшем восторге Мэдселин кружилась и кружилась вокруг себя, словно дитя. Любой, кто увидел бы ее сейчас, решил бы, что она сошла с ума.
«Я люблю Эдвина». Закрыв глаза, Мэдселин позволила соленому морскому воздуху обвевать ее до тех пор, пока у нее доставало сил терпеть. «Брак с Хью невозможен. Лучше я останусь незамужней, чем соединюсь узами брака с человеком, который постоянно будет стремиться властвовать надо мной». Приняв решение, Мэдселин почувствовала себя лучше. И, наконец, открыла глаза.
