ко мне после охоты, были для меня адом: я притворялась, будто не придавала значения, но, на самом деле, меня тошнило от отвращения, – машинально лгала я, вспомнив о том, что творилось после того, как Грейсон убил Дюпри. Я лгала легко, без запинки: мне было легко лгать, ведь все воспоминания смешались в моей голове.
Мне пришлось закрыть глаза – у меня больше не было сил держать их открытыми. Все пропало: гостиная, вампиры, туфли леди Морган, все. Я была наедине со своим полумертвым состоянием и голосом Седрика в трубке. Остальной мир умер.
– Ты лжешь. Я умею различать, когда ты пытаешься говорить неправду, и сейчас точно знаю: ты лжешь мне, – настойчивым тоном сказал Седрик.
– Верь, не верь, мне все равно…
– Я прилечу к тебе ближайшим рейсом, и мы спокойно все обсудим. Завтра ночью я уже буду у тебя.
– Зря. Ты не найдешь меня. Я не в Бразилии, – сказала я.
– Не говори ему, где ты! – шепнула мне на ухо леди Морган, и я вздрогнула от неожиданности.
– Если ты не в Бразилии, то где? – спросил Седрик изумленным голосом: в нем ясной нотой слышалось недоверие.
– Это не важно.
– Вайпер, так нельзя! Мы должны обо всем поговорить. Это какой-то бред. Я не верю, что ты можешь предать нашу любовь…
– Я уже сказала тебе: мне все равно, веришь ты или нет, но все кончено. Я не хочу и не могу быть с тем, чьи руки испачканы человеческой кровью. И здесь, без тебя, я поняла это…
– Это не твои слова. Кто заставил тебя сказать их? – мрачно сказал он, и меня вдруг охватили чувства: умершая душа медленно воскресала от его слов.
Мне стало больно. Но, вновь открыв глаза, я увидела туфли леди Морган, и они мигом затоптали во мне воскресшие чувства.
– Все кончено, Седрик, оставь меня, – твердо сказала я, решив поставить последнюю точку.
– Не верю, что это говоришь ты. Кто заставляет тебя говорить это? Маркус?
– Нет, никто.
– Да, это не он. Это мои родители. Они ведь там, с тобой, верно?
– Нет, я никогда не видела их, – ответила я, вдруг испугавшись того, что Седрик раскроет нашу с ними тайну, и тогда мои родители будут убиты.
Я с ужасом взглянула на леди Морган и поняла, что ее беспокоил тот же вопрос: она дала мне знак, что нужно было сейчас же прекращать разговор.
– Все кончено. Не ищи меня. Я не люблю тебя, – сказала я и отключила звонок, не дослушав, что говорил мне Седрик.
Этот тяжелый разговор обессилил меня. Телефон выпал из моих ослабевших рук. Мое тело отказалось подчиняться мне. Реальность уходила, и последнее, что я видела перед собой, было прекрасное улыбающееся лицо леди Морган, и ее голос, долетающий до меня как сквозь туман.
«Молодец, Вайпер. Теперь мы в расчете»
Я уходила в темноту с мыслью, что, наверно, уже не проснусь. И я была счастлива. Мои страдания закончились.
***
– Ты лжешь мне… Вайпер! Не клади трубку! – закричал я, но короткие гудки уже стрелами пронизывали мой мозг.
«Нет, не может быть. Вайпер не могла так резко перемениться за неделю, ведь совсем недавно… Да, черт, ведь не в этом дело! Это были не ее слова! Ее заставили сказать их!» – со злостью подумал я.
И я знал кто.
Мои родители. Они раскрыли нашу тайну и были рядом с ней. Они заставили ее сказать всю эту ложь. Я не сомневался в этом, ведь безошибочно расслышал шепот моей матери, совсем тихий, как дуновение ветра, но для меня он был громом в пустыне.
«Не говори ему, где ты!» – это сказала моя мать.
Я набрал номер Вайпер, но ее телефон был отключен.
Что они сделали с ней? Они. Ведь мой отец всегда был рядом со своей супругой, и я не сомневался в том, что и сейчас они были вместе. И там, с ними, с разъяренными вампирами, находилась моя беззащитная Вайпер. Что они сделали, чтобы она сказала все то, что я услышал от нее?
Мысли безжалостно разрывали мою голову: она наполнилась ими как воздушный шар гелием, который скоро лопнет от переполнявшего его газа. Мир пошатнулся.
Я не мог принять то, что сказала Вайпер, и впал в состояние непринятия реальности: я сидел в автомобиле, недалеко от дома Владиновичей, смотрел на небо и не мог думать. Ни о чем.
Моя логика кричала о том, что Вайпер была мертва. Мертва по-настоящему. Мои родители убили ее, сразу, как только она положила трубку. Вайпер солгала мне – я не сомневался в этом. Я знал, что ее ложь была вынужденной. Но чем они пригрозили ей? Угрозой смерти?
Я отчетливо понимал, что это был конец. Все было уничтожено, но не Богом, не смертью, а теми, кого я ненавидел теперь навсегда, ненавидел лютой черной ненавистью – моими родителями.
И вдруг я понял, чем мои родители напугали Вайпер, чем заставили ее отказаться от меня: я посмотрел на дом Владиновичей.
Вайпер выдержала бы все, кроме смерти своих родителей.
Ее родители – вот на что они надавили.
Наша с Вайпер тайна была раскрыта, и я не сомневался в том, что никогда не увижу ее. Мои жестокие родители не могли оставить ее в живых. Вайпер была мертва и потеряна для меня. Значит, отныне был мертв и я.
Но вдруг во мне появилась надежда: я знал, что Маркус не допустил бы ее смерти. Вайпер могла быть живой. Нужно было найти ее и спасти из плена моих родителей!
«Будьте прокляты, бессмертные эгоисты! Я не отдам вам Вайпер! Даже не мечтайте!» – с невероятной злостью подумал я, сжимая руль моего автомобиля и оставляя на нем глубокие вмятины.
Откуда-то из глубины моей разбитой души восстала ярость: она вылилась как яд и жгла мои внутренности, растворяя их своей токсичной силой. Мой мозг, мое сознание, мои мысли – все было охвачено этой дикой яростью. На огромной скорости, нарушая все правила дорожного движения, я поехал в Прагу. Я был безумно зол, ярость на родителей и на их поступок ослепила меня настолько, что на резком повороте я не справился с управлением, и автомобиль вылетел глубоко в кювет, где перевернулся пять раз и остановился от столкновения с деревом. Но мне было безразлично все: заметят ли меня смертные, что они подумают об аварии, что будет, если меня заметят или если я попаду под солнечные лучи. Мне было плевать на это – я должен был попасть в Прагу.
Не получив от аварии даже царапины, я выскочил из перевернутого покореженного авто и со скоростью ветра побежал в Прагу. Я бежал и думал лишь о том, как заставлю весь мир принять мою любовь и заставлю родителей вернуть мне Вайпер.
Если она была еще жива.
Я бежал через леса, поля,
