— На школьном участке, где же ей быть? Так я побежал… — угрожающе протянул мальчик, надеясь, что вот-вот передумает этот дяденька, скажется инспектором и похвалит за зоркость и бдительность.
— Ты в каком классе учишься?
Вопрос снял последние сомнения, и он побежал, сначала прытко, семеня ногами-спичками, а потом, ухватясь за бок, перешел на шаг, и полупехом-полубегом скрылся в роще.
Петров поднялся по ступенькам. Мокрый блестящий коридор, с ведра свисала тряпка, полы мыл пацан. Дальше — бак с краником, а рядом мятая алюминиевая кружка. Полуприкрытая дверь вела в класс — три ряда эрисмановских парт, черная крашеная доска, глобус, несколько таблиц.
Он вчитался. Примеры на сложение, правописание жи-ши и круговорот воды в природе.
Единственная чернильница гордо украшала учительский стол. Ручка конторская, с пером «звездочка». Он обмакнул ее. Чернила старые, тягучие. Как насчет классного журнала? Не найти. И парты пустые, ни учебников, ни тетрадей. Лето, каникулы…
Он вернулся в коридор. Наверху, в потолке — открытый люк, ход на чердак, а лестницы нет. Не вводить сорванцов во искушение, в его школе было то же. Метра три высота, не кузнечик прыгать.
Припасенная «кошка» зацепилась прочно, и Петров, подтягиваясь на руках, полез вверх по узловатому шнуру. Человек-паук, смертелен для мух.
Да, чердачок — что глупая голова. Пустой-пустой. В его школе чердак был забит — старые тетрадки для контрольных работ, учительские планы, отмененные учебники, стенные газеты, колченогие стулья, творчество юных техников — и не перечислить. А здесь — одна пыль. Нет даже птичьего помета, а окошечко на крышу открыто.
Он устроился на балке. Не обсыпать потолок ненароком.
Высокий писклявый голос доносился снаружи.
— Одет инспектором, сразу и не отличишь, умывается с мылом!
Петров начал привыкать к местному говору.
Из рощи в окружении двух десятков разновеликих детишек, шагала сухонькая старушка. Учительница?
— Ты его хорошо рассмотрел, Витя? — она спрашивала спокойно, неторопливо, как и шла — классная дама, выгуливающая младых институток.
— Вот словно вас, Ниниванна! Выхожу из школы, а он стоит, высматривает и карту рисует (соврал, малец!), меня увидел — с расспросами подкатываться стал, под простачка подделывается, сколько, мол, лет, не хочу ли сахару (ай, вруша!).
— Наверное, это и не шпион вовсе! — перебила Витю девочка, видно — первая ученица — тон больно уверенный, непререкаемый. — Ты ведь известный обманщик!
— Брехло он, — поддакнул подлиза.
— Как же, не шпион! Скажите ей, Ниниванна! Пароля не знает — раз, борода растет — два, и спрашивал, в каком классе я учусь — три! Не шпион…
— Борода и у наших людей бывает, вон, у Толькиного отца, — не сдавалась отличница.
— Не спорьте, — уняла страсти учительница. — Витя поступил правильно, каждый должен брать с него пример. А сейчас ступайте в класс.
Заскрипели половицы, захлопали крышки парт.
— Тишина! — приказала старушка. Дисциплина — римская, муравей проползет — услышишь. Петров застыл на балке. Замри умри — воскресни.
— Витя, Семен, и ты, Валентин! Отнесете записку в правление, вахтенному. Старшим назначаю Валентина. Ясно?
— Ясно, Ниниванна! — и три пары босых ног прошлепали по невысохшему коридору.
— Короткая перемена, — объявила учительница, и словно включили звук:
— Васильчиковым разрешили силки ставить неделю, повезло Сеньке… Приходи вечером, в шашечки поиграем… Не завидуй, из рогатки настрелять можно — будь-будь! — Неправда! Я лопухи не трогал! Это Венькина сестра их выкопала, даром дура. Я и заявить могу!… Глупый! От детей на детей заявления не принимают, только выпорют обоих, и все… Не, хитренькая! За мелок перышко давай!…. Зачем Маньке лопухи копать? Ихняя мамка юрода родила, два куля муки получат, счастливые!… Значит, надерешь у Звездочки из хвоста волос и принесешь. я лесу сплету, рыбалка пойдет мировая!… Юрода-то держат еще?…Не-а, сразу в больницу взяли, а оттуда в Москву. Там их в человеков растят… Вечером шли они с дальнего поля, темь непроглядная, все раньше ушли, а они за старое полнормы отрабатывали и припозднились. Обещал кормилец встретить, да передумал, станет он ночами блукать. идут, значит, и вдруг у Черной Аллеи слышат — догоняют их. Поперва обрадовались, окликнули, кто, мол, — гул в классе затих, заслушались, — а в ответ плач, жалкий-жалкий. Хотели было подойти, да Дуняша Моталина догадалась спичку запалить. Глянь, а из кустов глаза загорелись, красные, огромные! Поняли бабы — Навьин сын их подманивает, бросились бежать, а он… — закашлялся кто-то и смолк от тумака, — подбежит ближе, и опять плакать. Бабы друг дружки держатся, он и не может какую схватить. На счастье, разъезд навстречу попался, стрелять начали, отогнали…
Вернулась учительница:
— Вечерней линейки не будет. День окончен, дети, ступайте. Завтра нам доверена уборка главного убежища, утром по дороге каждый нарвет веник.
— Активу задержаться, Ниниванна? — первая ученица ластилась кошечкой.
— Нет, и ты, Таня, ступай, ступай…
Школа опустела незаметно, расходились чинно, не по детски сдержанно.
Петров лежал, положив под голову рюкзак. Избегайте прилива крови к мозгам — и кошмары минуют вас стороной. Также вредно наедаться на ночь. И во всякое другое время суток. Главное — хорошенько расслабиться, дать покоя каждому мускулу, связке, косточке, и миг отдыха обернется вечностью, а вечные муки — мигом. Особенно в удобной кровати.
Тяжесть шага чувствовалась и на чердаке.
Грузнехонек новый визитер, не пацанва.
— Что, Нина Ивановна, звали?
Вторая часть радиопьессы. Лежи, внимай. Передача по заявкам одинокого радиослушателя.
— Садитесь, сержант. Вынуждена побеспокоить. Мой мальчик утверждает, что встретил какого-то незнакомца.
— Я уже допросил его, мальчишку, то есть. О возможном проникновении нас предупредили еще ночью. На западной окраине нашли парашют (ну, этот почище мальца заливает), а днем с парашютистом бригада Зайцевой столкнулась (а, бригада. Думал, звено. Какая разница).
— Его остановили?
— Какое, он через них, как нож сквозь воду прошел. С одного удара калечил, обученный, гад.
Потянуло махорочным дымком. Кто курил, оба?
— Повезло, выходит, Вите.
— Повезло, — согласился сержант. — Сейчас усиленные посты выставим, а с утра прочешем округу, каждый листик поднимем, перевернем да на свет посмотрим. Нас, кадровых, мало, а ополченцы ночью трусят. Ждем подкрепления.
— Собак по следу пускали?
— Нельзя. Он дрянь специальную применяет. Собаки бесятся, проводников грызут насмерть, не оттащишь (вот тут ты правду сказал, сержант).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
