И обе вдруг расхохотались.
Да так, что Алена, сидя на бочонке, едва удержалась.
Хохотали долго, и уж так расколыхалась стрельчиха, что насилу руками буйно скакавшую огромную грудь уняла.
— Так что ты, свет, добудь мне теперь рубаху той Афросиньи, — отсмеявшись, велела Степанида. — Как хошь, так и добывай, а денька через три принеси. Я к тому времечку нужную траву подберу, чтоб в ворот зашить. Угомонится твоя Афросинья!
Они еще потолковали о каких-то кумушках, и Алена поняла, что сейчас Степанида будет стрельчиху выпроваживать. Она убралась из сеней, ушла за избу, на огород, и вернулась, выждав порядочное время — а вдруг бы та Матрена вернулась песню допевать.
Когда Алена вошла в избу, Рязанка сидела за столом.
— Ну, свет Алена Дмитриевна, винись! — строго приказала она. — Какие такие слова ты ей на пряник нашептала?
Алена остолбенела.
Сидя на бочонке, она уверилась в том, что всё сделала верно, и не могла ж она знать, что тещу Афросинью блудный бес попутал! Однако по лицу Степаниды, с которого веселье словно ширинкой смахнули, Алена поняла — хитрая ворожея попросту выгородила ее, бестолковую.
Но уверовать в собственную бестолковость было ей как-то неприятно.
— А разве я что-то не так сделала? — напустив на личико изумленье, спросила она.
— Ты, голубушка, видно, те приворотные слова сказала, какими бабу к мужику присушивают.
— Да нет же, Степанидушка! В тех словах как раз мать с дитем и поминались! — Алена призадумалась на миг, с большим удовольствием обнаружила, что помнит заговор, и внятно произнесла: — Как любит мать дитя до семи лет и нигде не хочет без него ступить, как любит дитя мать до семи лет и нигде не хочет без нее ступить, так раба Божья Афросинья смотрела не налюбовалась бы на раба Божия Луку, и радовались бы они друг на друга, как мать на дитя, а дитя на мать любимую!
— Вот, вот! Так то и есть сильные слова на постельное дело! Они — не для парня с девкой, а для мужа с женой, чтобы им друг друга так жалеть и ублажать, как мать свое дитятко ублажает! А чтобы теща к зятю подобрела, другие слова есть, там заговор долгий, вот будем то отделывать, что ты сотворила, я тебя ему обучу.
— Так, значит, теща к зятю в полог нага легла? — произнесла Алена задумчиво и вдруг расхохоталась. — Ну так и поделом ей! И поделом! И поделом!
— Опомнись, дуреха! Это ж ты всё понаделала! — попыталась образумить ее Степанида. Но Алена от восторга принялась даже стучать кулаком по столу.
Степанида Рязанка за свои ворожейные годы на многое насмотрелась и такого жутковатого хохота тоже навидалась. Не долго думая, взяла она ковшик кваса, допить который помешала Матрена Фроловна, и выплеснула Алене в лицо.
— Ох, да ты что это? Аль сбесилась? — вызверилась мокрая Алена. — Да я ж тебя!..
— Ну и что ж ты со мной поделаешь? — Степанида встала перед ней, руки в боки, глаза в потолоки. — Силой возгордилась? Устинья-то Кореленка той силой владеть умела, а тобой пока даже не сила, а невесть что владеет! Наследница! Рожу-то утри, глядеть тошно.
— Что ж это со мной? — опомнилась Алена. — Степанидушка, никак хульный бес?.. Ахти мне… Господи Иисусе, матушка Пресвятая Богородица…
— Никто к тебе хульного беса сейчас не подпустит, — подумав, рассудила Степанида. — Нет у тебя таких врагов, вот разве что жених тот, Федька, до тебя доберется. Так и он — за косу да по уху, а не то чтоб бесов подпущать… А если и сыщется какая злыдня — та сила, что Кореленка в тебя всадила, вокруг тебя прочнее каменной стены обернулась и хранит. Только вот знать бы, для чего хранит…
* * *
— Всё запомнила? — строго спросила Степанида.
Алена завела глаза к потолку, припоминая.
На ней была рубаха исподняя ненадеванная, коса — распущена, под босыми ногами — большой лоскут василькового сукна. Степанида также стояла перед ней в длинной рубахе, распояской, с волосами ниже пояса, с непокрытой головой. Теперь, когда платок не прятал половины ее лица, виден был корявый шрам в глазнице на месте глаза. Но Алена к нему уж притерпелась.
Обе они прислушивались — и обе одновременно уловили далекие голоса. Это перекликались на кремлевской стене сторожевые стрельцы.
— Никак полночь. Начнем, благословясь? — нетерпеливо спросила Алена.
Степанида в последний раз провела новым гребнем по волосам и повернулась к образам.
— Господи благослови проклятье снимать и смертную порчу на семь гробов отделывать!
И перекрестилась с поклоном.
Алена зажгла от лучины две большие образные свечи, прилепила их к столу, по обе стороны зеркала-складня. Свечи горели в меру ярко, ровно, без копоти. Рядом поставила мису со святой водой, положила сложенный белый плат. Степанида тем временем подвинула стулец, на котором лежал скатанный тюфяк, и помогла Алене сесть повыше, чтобы зеркала друг в друга глядели.
Затем она поставила на колени Алене второе зеркало-складень и убедилась, что они отражаются одно в другом, образуя уходящий в неведомое путь отражений.
— Гляди, — негромко сказала она. — Вот по этой дороженьке то зло, которое к тебе прилипло, уйдет к тому, кто его на тебя напустил.
— Туда ему и дорога, — отвечала Алена, устраиваясь поудобнее.
Нетерпение овладело ею, радостное нетерпение, как перед первой ночью с тем, кого сама избрала да с ума свела без приворотных травок.
И потому, возможно, не ощутила она, что Степанида Рязанка малость оттягивает миг, когда придется браться за дело. Не уловила она, что ворожее малость страшновато. Права была Степанида — хорошо Алена отдавала, да плохо принимала. Видно, и покойная Кореленка такова же была…
Степанида в последний раз оглядела комнатушку. Свечи горят ровно, окошко плотной тряпицей завешено, миса с водой поставлена так, чтобы ловчее достать… Да и до Елены равноапостольной удалось дотянуть.
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь. Чистая кровь и небесная! Спаси, сохрани рабу Божью Степаниду от всякого сглаза, от худого часа, от женского, от мужского, от детского, от радостного, от ненавистного, от наговорного, от переговорного, от колдунов, от колдуний, от еретиков, от еретиц, от галилеев, от галилеиц, от ученых и рожденных, от пустых родов, от кровотечения, от испуга, от порчи, от тоски тоскучей, колючки колючей, гнетущей, кислой, пресной, встречной, поперечной, ветряной, водяной, заселенной и насланной, — негромко сказала Степанида, встав у Алены за спиной. — Нечисть болотная, нечисть подколодная, от синего тумана, от черного дурмана, где гнилой колос, где седой волос, где красная тряпица, порченка-трясовица, не той тропой пойду, пойду в церковные ворота, зажгу свечу не венчальную, а свечу поминальную, помяну нечистую силу за упокой. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
