— На ней не было никакого белья, — пояснил Олли. — Так что я не совращал невинную девственницу.
Она уже просунула руки в рукава и теперь пыталась надеть на голову свое платье в сборках. Улыбнувшись Диверу соблазнительной улыбкой, она чуть шевельнула бедрами, явно рассчитывая на то, что этого мимолетного движения будет вполне достаточно, чтобы привлечь к себе его взгляд. Затем она быстро опустила подол платья.
— Как я и говорил тебе, — заметил Олли, — мы, мужики, для них не более чем брандспойты.
Дивер не обращал на него внимания.
— Сматывайся домой, Нэнси. Тебе надо себя беречь, ведь впереди у тебя такой долгий жизненный путь.
— Ты считаешь меня шлюхой? — спросила она.
— Нет, но до тех пор, пока ты отдаешься бесплатно, — ответил Дивер. — А если тебе вдруг захочется орать, что тебя изнасиловали, не забудь, что здесь был свидетель, который видел, как ты растегивала его молнию и при этом смеялась.
— Можно подумать, что папа поверит тебе, а не мне! — с этими словами она повернулась и исчезла среди деревьев. Она, несомненно, знала, как отсюда добраться домой.
Олли по-прежнему стоял на своем месте. Он даже не пошевелился, чтобы надеть рубашку или туфли.
— Это не твоего ума дело, Дивер, — здесь было достаточно света, чтобы заметить, как Олли сжимает кулаки. — Ты не имеешь права так обращаться со мной.
— Хватит, Олли, давай возвращаться в лагерь, пока туда не приехал судья с ордером.
— А, может, я не хочу.
Диверу не хотелось с ним спорить.
— Пошли.
— А ты попробуй меня заставь.
Дивер только покачал головой. Неужели Олли не понимает, что все эти его пререкания — самое настоящее третьесортное дерьмо?
— Ну, давай же, Дивер, — насмехался Олли. — Ты же сказал, что намерен защитить семью от гадкого малыша Олли, ну так сделай это. Сломай мне все ребра. Разрежь меня на кусочки и принеси домой. Неужто ты не заткнул нож за голенище своего старого рейнджерского сапога? Разве так крутые и сильные парни, как ты, заставляют других делать то, что они им велят?
Дивер уже был сыт этим по горло.
— Будь мужчиной, Олли. Или у тебя, в отличие от других членов семьи, просто не хватает таланта, чтобы изобразить достойное поведение?
Вся наглость Олли тотчас улетучилась. В слепом гневе он бросился на Дивера, размахивая обеими руками. Он явно хотел изувечить своего противника, но, судя по всему, не знал, как это сделать. Схватив Олли рукой, Дивер отшвырнул его в сторону. Олли растянулся на земле. «Бедняга, — мысленно пожалел его Дивер. — Всю жизнь переезжая с места на место вместе с труппой, он так и не научился правильно падать после полученного удара».
Но Олли не сдавался. Он встал и снова пошел в атаку. На этот раз пара его ударов достигла своей цели. Они, конечно, не причинили большого вреда, но все же были достаточно болезненными, и Дивер швырнул Олли на землю с еще большей силой. Олли неудачно упал и, подвернув собственное запястье, заорал от боли. Но он был так зол, что все же поднялся на ноги. На этот раз он размахивал только правой рукой. Сблизившись с Дивером, он стал покачивать головой из стороны в сторону, пытаясь боднуть своего противника прямо в лицо. Когда Дивер схватил его за обе руки, Олли пнул его ногой, стараясь попасть коленом в пах своему противнику. В конце концов Диверу пришлось его отпустить и как следует ударить в живот. Олли рухнул на колени и стал блевать.
В течение всей этой драки Дивер сохранял полное спокойствие. Он так и не разозлился, и сам не мог понять, почему. В течение всего дня он чувствовал, что вот-вот взорвется от гнева, и вот теперь, когда дело дошло до настоящей драки, весь его гнев куда-то пропал. Он чувствовал в себе лишь спокойное желание поскорее покончить с дракой и увести Олли домой.
Возможно, что так получилось потому, что он уже растратил всю свою злость на Кэти. Может, так оно и было на самом деле.
Олли прекратило рвать. Он поднял рубашку и вытер ей рот.
— Ну все, надо немедленно возвращаться в лагерь, — сказал Дивер.
— Нет, — сказал Олли.
— Олли, я не хочу еще раз с тобой драться.
— Тогда убирайся отсюда и оставь меня в покое. Дивер наклонился, чтобы помочь ему встать на ноги.
Олли тотчас ударил локтем Диверу в бедро. Удар оказался весьма чувствительным. Дивер не сомневался в том, что Олли метил ему в промежность. Этот парень, похоже, не хотел мириться с тем, что его побили.
— Я не намерен возвращаться! — крикнул Олли. — А если ты снова собьешь меня с ног и волоком притащишь в лагерь, я все расскажу шерифу о дочери судьи, я скажу ему, что заморочил ей голову!
Это было верхом глупости и низости. Какое-то мгновение Диверу очень хотелось изо всех сил врезать ему ногой по голове, чтобы хоть немного привести его мозги в порядок. Но ему уже надоело бить Олли, и он только спросил его:
— Зачем?
— Затем, что ты прав, Дивер. Я подумал и решил, что ты прав и я на самом деле хочу уйти из семьи. Но я не хочу, чтобы ты занял мое место. Я не хочу, чтобы кто-нибудь занял мое место. Я хочу, чтобы вообще не осталось мест. Я хочу, чтобы вся эта лавочка закрылась. Я хочу, чтобы отец стал грязным фермером, а не командовал окружающими его людьми. Я хочу, чтобы превосходный малыш Тули оказался по горло в поросячьем дерьме. Ты понял меня, Дивер?
Дивер смотрел, как он стоит на коленях перед лужей собственной рвоты и, словно маленький мальчик, сжимает поврежденную кисть своей руки. Он объясняет Диверу, что хочет разрушить собственную семью.
— Ты не заслуживаешь того, чтобы у тебя были родители.
Олли плакал, его лицо искривилось, а пронзительный голос срывался. Но, несмотря на это, он все же ответил:
— Все правильно, Дивер. Видит Бог, я и вправду не заслуживаю таких родителей! Этой мамочки, которая будет твердить мне, что я «копия Ройала» до тех пор, пока я не засуну ей руку в глотку и не вырву ей сердце. И папочки, который решил, что я недостаточно талантлив и поэтому я стал единственным в семье, кому приходится выполнять всю техническую подготовку представления, тогда как Тули должен выучить все роли, чтобы в один прекрасный день занять папино место и заправлять всей этой лавочкой. Изо дня в день он будет указывать мне, что делать. И так будет продолжаться всю мою жизнь, до самой смерти! Но это всего лишь шутка, не так ли? Ведь папочка никогда не откажется от своего места. Он никогда не станет играть роли старика и не позволит дедушке уйти на покой. Он не сделает этого, потому что тогда Тули станет ведущим актером и будет заправлять нашей лавочкой, а бедный папочка перестанет быть повелителем вселенной. Так что Тули будет до восьмидесяти лет играть роли юнцов, а папочка будет играть свои роли лет до ста десяти. И все потому, что папочка никогда не уйдет в сторону, он даже не умрет, он будет по-прежнему управлять всеми, как марионетками, до тех пор, пока кто-нибудь не выпустит ему кишки или не уйдет из семьи. Так что, не вешай мне на уши всю эту лапшу, Дивер, насчет того, чего я заслуживаю и чего не заслуживаю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
