Дима убито молчал.
– Воля ваша, – подавила зевок Ирина. – Ну, нам с Сонечкой пора на вокзал. К московскому поезду. А то как бы не опоздать, жалко, если билет пропадет. Да и бабушке я уже позвонила, чтоб завтра утром встречала нас с дочкой. Так что до свиданья. Не поминайте лихом.
– Нет… – глупо, бессмысленно, невпопад отозвался Дима, а Аня добавила шепотом:
– Прощай. Надеюсь, что никогда тебя не увижу!
– Это уж как бог даст, – рассудительно сказала Ирина, придерживая девочку одной рукой, а другой заталкивая таки под пальто свои несусветные груди. – Ах, боже мой! Деньги-то мы забыли! Восемьсот пятьдесят, значит, и еще сто пятьдесят за первый месяц. Всего, значит, тысяча.
Аня, не говоря ни слова, опять метнулась в детскую, открыла чемодан, на дне которого под бельем припрятан заветный сверточек. Какое счастье, что у нее не нашлось времени отнести деньги в сберкассу! Вот был бы кошмар, если бы пришлось ждать до завтра, чтобы снять деньги со счета! Еще неизвестно, сколько бы раз переменила Ирка свое решение за это время. И еще неизвестно, сколько запросила бы отступного…
– Вот, возьми. И уходи, уходи скорее!
– Ухожу, ухожу! – покладисто кивнула Ирина, пряча деньги за лифчик – куда же еще! – Но что ж мне, люди добрые, так девочку и нести в одной пеленке? Дайте хоть одеялко.
Господи, это никогда не кончится! Но делать нечего – Соньку запеленали в ярко-розовое одеяло, даже с кружевным уголком, и еще пеленку Аня дала на дорогу, два подгузника, распашонку, клееночку не пожалела. И все! И довольно!
Ирка удовлетворенно кивнула:
– Хорошо. Ну, я пошла. Как обживусь у бабки, напишу вам адрес, куда деньги слать, телефон напишу. Вдруг да захотите на Лидочкину сестричку поглядеть!
«Никогда в жизни!» – чуть не крикнула Аня, но каким-то чудом сдержала себя. Ее колотило так, что изо рта вылетела бы неразборчивая белиберда, а не слова.
Ирка пошла к двери. Дима за ней. Дверь хлопнула. Дима вернулся, сел на тот же стул, где сидела Ирина, поставил ноги на ту же скамеечку, облокотился на руки…
Аня выскочила на балкон.
Вот из подъезда вышла Ирина. Перехватила поудобнее тяжелый атласный сверток, медленно зашагала со двора.
«Скатертью дорожка! Вовек бы их обеих не видеть. Нет, взглянуть еще раз, последний… самый последний!»
Аня свесилась с перил. Боже мой, что она натворила! Что натворила?! Зачем отдала Сонечку?
Был такой миг… словно сердце разорвалось. Правда – разорвалось на две части. Аня согнулась – и села на холодный бетонный пол балкона, уткнувшись лицом в колени.
«Не плачь! Не плачь! Все правильно! Сонька нам не нужна, мне и правда с двумя не справиться. Я с самого начала не хотела Соньку, – твердила она мысленно, глуша слезы, изо всех сил пробуждая и лелея к себе ненависть к безвинной крохе, которую оторвали от нее, унесли, навеки отняли. – Так лучше. Так во сто раз лучше! Сонька – это истинная Иркина дочь. Она унаследует все ее дурные качества. Уже унаследовала! А Лидочка – она другая. Она моя. Я глаз с нее не спущу. И вытравлю в ней всякое сходство с Ириной. Каленым железом выжгу. Я сделаю из нее свою дочь! Она теперь только моя! Только моя! Она будет похожа на меня и больше ни на кого!»
Ее муж – все-таки биолог! – мог бы прочесть ей небольшую лекцию о приоритетах врожденных и благоприобретенных свойств в человеческой натуре, однако Тушканчик Дима был последним человеком, у кого Аня сейчас стала бы спрашивать совета.
* * *
– А ну, стой! Убери руки!
Лохматый парень вздрогнул, обернулся – и глаза его стали трогательно, по-детски большими. И он почему-то не только отдернул руки от картины, но и начал поднимать их вверх.
Джейсон проследил за направлением его взгляда – и ощутил, что его собственные глаза тоже лезут на лоб. Борис, потный, всклокоченный, как бы еще более намасленный, чем обычно, сжимал пистолет и медленно водил дулом от лохматого незнакомца к незнакомцу высокого роста, застывшему рядом с Соней номер два.
Джейсон немного разбирался в русском оружии и сразу узнал «макаров». Как говорят русские, убойная сила! Вдобавок на стволе глушитель…
Борис держал опасное оружие умело, да и выражение лица не предвещало ничего веселого, сразу видно было, что Немкин не замедлясь пустит пистолет в ход:
– Ну! Встать к стене!
Лохматый послушался. Тот, в белом халате, мешкал, и тогда Борис вцепился в руку второй Сони, рванул к себе, обхватил за горло и приставил дуло к ее виску:
– Считаю до трех.
Незнакомец в белом халате сверкнул на него сузившимися глазами, но повиновался. Тогда Немкин оттолкнул от себя девушку, да так, что она не удержалась на ногах и упала в разлапистое кресло, стоявшее недалеко от кровати. Попыталась вскочить, однако Немкин замахнулся на нее пистолетом:
– Сидеть! – И вторая Соня повиновалась, затравленно оглядывая комнату.
– Ни суя хебе! – на каком-то неведомом Джейсону диалекте сказал лохматый парень, упершись глазами в первую Соню. – Лида… Лидочка, это ты?! Что ты здесь делаешь, Христа ради? Неужели в очередной раз потеряла память?!
В голосе его звучало злое ехидство, и первая Соня так и вспыхнула:
– Заткнись, Леший! Какого черта тебя сюда принесло?!
– Ну как же, золотко? – Леший попытался недоуменно развести поднятыми руками, однако Борис перевел на него дуло, и тот оставил попытку. – Во-первых, Бориска остался должен мне за… сами знаете, за что. А во вторых, ты просила встретить тебя с московского поезда? Я встретил. Ты просила тебе помочь? Я и помогаю. Правда, не тебе, а твоей сестре, но какая, в сущности, разница? Вас ведь не отличишь, близняшек.
Матушка Пресвятая Богородица! Глаза Джейсона уже устали недоуменно вытаращиваться. Расскажи ему кто-нибудь еще сегодня утром, что он попадет в такую переделку – не то Шекспир, не то водевиль, – поднял бы того человека на смех. Близнецы! Нет, просто невозможно поверить…
Вот почему Борис и его сообщница так удивились, когда он назвал ее Соней Богдановой. Ее, оказывается, зовут Лида. Лида – в сером костюме. А та в красном, чрезмерно открытом сарафане, – Соня.
Та самая, настоящая Соня Богданова…
И Джейсону вдруг захотелось повторить вслед за лохматым Лешим – с теми же интонациями умиления и восторга: «Так вот ты какой, цветочек аленький!»
Но вместо этого он высказал то, что было на сердце:
– Я так счастлив, что вы живы, Соня!
– В чем дело? – насторожился Борис. – Вы знакомы?
– Это мы с вами знакомы, – с ненавистью взглянула на него Соня. – Припоминаете, добренький свидетель моего отвратительного алиби? С вами – знакомы. Ну и с сестрицей моей вчера утром я имела большое счастье познакомиться. А этого типа вижу первый раз в жизни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
