Стихи русских и зарубежных поэтов
(составил В. Федоровский)
Составитель В. Федоровский
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Н. Агнивцев (1888—1932)
***Санкт-Петербург – гранитный город, взнесённый словом над Невой,Где небосвод давно распорот Адмиралтейскою иглой!Как явь, вплелись в твои туманы виденья двухсотлетних снов.О, самый призрачный и странный из всех российских городов.Недаром Пушкин и Растрелли, сверкнувши молнией в веках,Так титанически воспели тебя – в граните и стихах.И майской ночью в белом дыме, и в завываньи зимних пургТы всех прекрасней – несравнимый, блистательный Санкт-Петербург!
***Знайте: когда-то, и как-то, и где-то одинокий поэт жил да был…И всю жизнь свою, как все поэты, он писал, пил вино и любил.Обогнавши Богатство и Славу, Смерть пришла и сказала ему:– Ты поэт, ты бессмертен! И, право, как мне быть, я никак не пойму.Улыбаясь, развёл он руками, и с поклоном промолвил в ответ:– В жизни я не отказывал даме! Вашу руку!.. И умер поэт.
И. Анненский (1855—1909)
***Среди миров, в мерцании светилОдной Звезды я повторяю имя…Не потому, что я её любил,А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,Я у Неё одной ищу ответа,Не потому, что от неё светло,А потому, что с ней не надо света.
А. Апухтин (1840—1893)
***
Минувшей юности своей забыв волненья и измены,Отцы уж с отроческих дней подготовляют нас для сцены.Нам говорят: «Ничтожен свет, в нём все злодеи или дети,В нём правды нет, в нём сердца нет, но будь и ты, как все на свете».И вот чтоб выйти напоказ, мы наряжаемся в уборной;Пока никто не видит нас, мы смотрим гордо и задорно.Вот вышли молча и дрожим, но оправляемся мы скороИ с чувством роли говорим, украдкой глядя на суфлёра.
И говорим мы о добре, о жизни честной и свободной,Что в первой юности поре звучит тепло и благородно;О том, что жертва – наш девиз, о том, что все мы, люди, – братья,И публике из-за кулис мы шлём горячие объятья.
И говорим мы о любви, к неверной простирая руки,О том, какой огонь в крови, о том, какие в сердце муки.И сами видим без труда, как Дездемона наша мило,Лицо закрывши от стыда, чтоб побледнеть, кладёт белила.
Потом, не зная, хороши ль иль дурны были монологи,За бестолковый водевиль уж мы берёмся без тревоги.И мы смеёмся надо всем, тряся горбом и головою,Не замечая, между тем, что мы смеёмся над собою.
Но холод в нашу грудь проник, устали мы – пора с дороги:На лбу чуть держится парик, слезает горб, слабеют ноги…Конец! Теперь что ж делать нам? Большая зала опустела.Далёко автор где-то там, ему до нас какое дело.
И, сняв парик, умыв лицо, одежды сбросив шутовские,Мы все, усталые, больные, лениво сходим на крыльцо.Нам тяжело, нам больно, стыдно, пустые улицы темны,На чёрном небе звёзд не видно – они давно погашены…Мы зябнем, стынем, изнывая, а зимний воздух недвижим,И обнимает ночь глухая нас мёртвым холодом своим.
***Небо было чёрным, ночь была темна.Помнишь, мы стояли молча у окна,Непробудно спал уж деревенский дом;Ветер дул сердито под твоим окном;Дождь шумел по крыше, стёкла поливал;Свечка догорела, маятник стучал.
Медленно вздыхая, ты глядела вдаль,Нас обоих грызла старая печаль.Ты заговорила тихо, горячо…Ты мне положила руку на плечо…И в волненье жадном я приник к тебе…Я так горько плакал, плакал о себе.
Сердце разрывалось, билось тяжело…То давно уж было, то давно прошло.О, как небо чёрно, о, как ночь темна,Как домами тяжко даль заслонена…Слёз уж нет… один я…и в душе моей,Верь, ещё темнее и ещё черней.
***Светает… Не в силах тоски превозмочь,Заснуть я не мог в эту бурную ночь.Чрез реки и горы, и степи просторВас, братья далёкие, ищет мой взор.
Что с вами? Дрожите ли вы под дождёмВ убогой палатке, укрывшись плащом,Иль стонете в ранах, томитесь в плену,Иль пали в бою за родную страну,И жизнь отлетела от лиц дорогих,И голос ваш милый навеки затих?
О, Господи, лютой пылая враждой,Два стана давно уж стоят пред тобой.О помощи молят тебя их уста,Один – за Аллаха, другой – за Христа.Без устали, дружно во имя твоёРаботают пушка, и штык, и ружьё.
Но, Боже, один ты, и вера одна,Кровавая жертва тебе не нужна.Яви же борцам негодующий лик,Скажи им, что мир твой хорош и велик,И слово забытое братской любвиВ сердцах, омрачённых враждой, оживи!
А. Аснык (1838—1897)
***Не говори, хотя б изнемогал ты в ранах,Что высохла вода, что нет нигде ключей, —Источник ты искал среди равнин песчаных,А в роще проглядел струившийся ручей.
Не говори, хотя б ты изнывал в печали,Что правды ты нигде не встретил на земле, —Звезда её тебе сияла в тёмной дали,Когда на огонёк ты шёл в полночной мгле.
Не говори, что всё, чего ты так напрасноИскал и не нашёл, – безумно лгавший сон…Не ты – другой найдёт ключ к радости прекраснойИ жажду утолит отрадной влагой он.
***Мне жаль цветов живых на кручах скал:Над бездной тёмной их никто не отыскал.
Жемчужин жаль, что красоту таят на дне;И одиноких гордых чувств так жалко мне.
И жалко тающих во мгле весенних грёз,Без меры жертв людских, невинных слёз;Желаний скованной души мне жаль, мне жаль,Без эха песен, что летят в глухую даль.
Отваги жаль, что дел напрасно ждёт,И жизни без любви – как сон уйдёт.
***Лишь сердца одного, – так мало, ах, так мало, —Лишь сердца одного на свете надо мне,Чтоб близ меня оно любовью трепетало…И счастлив был бы я, и жил бы в тишине.
И уст хочу таких, чтоб я, как из пиалы,Мог счастье вечно пить из них, как в райском сне,И глаз, чтобы душа моя в них утопала,В их чудной, их святой блаженной глубине.
Лишь сердца одного, руки, чтоб веки нежноУсталых глаз моих закрыла мне она;И мне бы грезился мой ангел белоснежный,И мне бы чудилась лазури глубина.
Лишь сердца одного всегда просил у Бога.Но кто-то шепчет мне, что это слишком много.
Г. Байрон (1788—1824)
***Ты плачешь – светятся слезой ресницы синих глаз.Фиалка, полная росой, роняет свой алмаз.
Ты улыбнулась – пред тобой сапфира блеск погас:Его затмил огонь живой, сиянье синих глаз.
Вечерних облаков кайма хранит свой нежный цвет,Когда весь мир объяла тьма, и Солнца в небе нет.
Так в глубину душевных туч твой проникает взгляд:Когда погас последний луч – в душе горит закат.
Ю. Балтрушайтис
(1873—1944)
***Брось свой кров, очаг свой малый, сон в тоскующей груди,И громады скал на скалы в высь немую громозди…
Божий мир ещё не создан, недостроен божий храм,Только серый камень роздан, только мощь дана рукам.
Роя путь к твердыне горной, рви гранит, ровняй холмы,Озари свой мрак упорный искрой, вырванной из тьмы.
Лишь свершая долг суровый в мире лени, праздной лжиТы расширишь гранью новой вековые рубежи…
Лишь предав свой дух терпенью, им оправдан и спасён,Будешь малою ступенью в тёмной лестнице времён…
***Тихо пело время, в мире ночь былаБледной лунной сказкой, ласкова, светла.В небе было много ярких мотыльков,Быстрых, золотистых, майских огоньков….
Искрами струился месяц в водоём,И в безмолвном парке были мы вдвоём.И земля, и небо были, как венец,Радостно замкнувший счастье двух сердец…
Онемело время. В мире вновь леглаПоздняя ночная тишь и полумгла.В небе было много белых мотыльков,Медленных, холодных, мёртвых огоньков…
Был, как сон могильный, скорбен сон долин,И в заглохшем парке плёлся я один.Меркнули пустынно звёзды в тишине,Одиноко сердце плакало во мне…
К. Бальмонт (1867—1942)
***Она отдалась без упрёка, она целовала без слов.– Как тёмное море глубоко, как дышат края облаков!
Она не твердила: «Не надо», обетов она не ждала.– Как сладостно дышит прохлада, как тает вечерняя мгла!
Она не страшилась возмездья, она не боялась утрат.– Как сказочно светят созвездья, как звёзды бессмертно горят!
Н. Бараташвили
(1817—1844)
***Цвет небесный, синий цвет, полюбил я с малых лет.В детстве он мне означал синеву иных начал.
И теперь, когда достиг я вершины дней своих,В жертву остальным цветам голубого не отдам.
Он прекрасен без прикрас – это цвет любимых глаз,Это взгляд бездонный твой, напоённый синевой,Это цвет моей мечты, это краска высоты.
В этот голубой раствор погружён земной простор.Это лёгкий переход в неизвестность от заботИ от плачущих родных на похоронах моих.
Это синий негустой иней над моей плитой.Это сизый зимний дым мглы над именем моим.
Е. Баратынский
