Тёмные души
Карина Василь
Пока в душе покоя нет
В ней только зло и мрак,
То будет проклят человек
С рожденья на века.
На род его проклятью пасть
Дано до тех лишь пор,
Пока безгрешное дитя
Не пустят под топор.
© Карина Василь, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Красное зимнее солнце скудно освещало темнеющие на закате башни. Всполохи огня высвечивали зубчатые стены и щербатые камни в них. Чёрный снег покрывал крыши, а едкий дым застилал глаза. Некогда богатый монастырь Сен-Катрин теперь пылал как большой костёр. Тучи воронья, застилая небо, кружили над ним. Что же случилось с жилищем невест Христовых, которое даже развращённые церковники считали образцом добродетели и христианского смирения? Откуда взялся в женской обители пожилой священник, прибитый сейчас к кресту из неструганных грубо сколоченных досок с белой развевающейся на ветру бородой? Его посиневшее от холода тело было местами черно от копоти и крови, а из одежды была только грязная тряпка на чреслах. Исцарапанное лицо без глаз, с лохмотьями вместо носа и ушей было обращено к бородатому великану в чёрных доспехах, при чём нельзя было разобрать, черны ли доспехи сами по себе или от копоти и крови замученных и убитых им людей. Рядом с ним в бордовом платье и чёрной накидке стояла женщина. Её одежду покрывали тёмные пятна, а бледное лицо резко контрастировало с чёрными пятнами сажи на нём. Мужчина в доспехах громко смеялся грубым и глумливым смехом. Женщина смотрела на распятого с расширенными глазами, подавшись вперед. Она как будто хотела впитать в себя остатки жизни умирающего старика. Внезапно она схватила меч бородатого мужчины, и подскочила к кресту.
– Говорят, у ангелов нет пола, – крикнула она снизу. – Тебя при жизни молва назвала святым. А святой тоже не должен иметь пол, чтобы естество его не соблазняло на грех. Сейчас посмотрим, кто ты.
Она поддела кончиком меча повязку, болтавшуюся на поясе старика, и рывком сорвала её.
– А-а, ты обычный мужчина. Ну, так будешь святым до конца, а не только на словах. И в рай войдёшь земным ангелом.
Её разметавшиеся чёрные волосы делали её похожей на мифическую колдунью, а меч в руке придавал ей сходство с древнегреческой безумной фурией. Не обращая внимания на тяжесть меча, она размахнулась и ударила распятого старика. Кровь хлынула фонтаном, заливая её лицо, а крик старика перекрыл шум пожара.
– Браво, Катерина! – заорал бородач в доспехах, хлопая себя по закованным ляжкам. – Святым не место на земле! На земле место смертным, вроде нас! К тому же, сегодня день нашей свадьбы.
– И канун рождения вашего Спасителя, – добавила женщина, вытирая лицо накидкой. – Не так ли, святой Жильбер? – прокричала она распятому. – Ведь ваши богословы на двадцать пятое декабря назначили день Рождества Христа. Жаль, сегодня не шестое июня, день рождения Сатаны. Ты бы был от меня и моего мужа подарком к его празднику. А так ты просто жертвоприношение своему мстительному богу, который только и знает, что карать. Где он сейчас? Почему не спасает тебя и этих глупых овец? – Женщина мечом указала на разбросанные по двору трупы монашенок. – Тебя, Боже, хвалим! Забери же своё творение! – и она засмеялась резким смехом, отбрасывая окровавленный меч.
Некоторое время безглазый оскоплённый старик бессильно висел на столбе. Однако, когда солнце уже почти скрылось за полями и холмами, и на землю опустилась темнота, он выгнулся, словно у него появились силы, и крикнул беззубым окровавленным ртом с рваными губами:
– Бертран де Го! Бывший рыцарь ордена Иисуса! Убийца, вероотступник и безбожник! Я, Жильбер Орси, настоятель монастыря Святого Карла, который ты разорил и сжёг, проклинаю тебя, твою бесчестную женщину, Катерину ле Муи, и весь ваш род до тринадцатого калена! Через меня к тебе обращается Бог наш, который меня сейчас призывает – будьте прокляты! Пусть вы и дети ваши познают те ужасы, на которые вы обрекали невинных! Каждый потомок вашего союза будет изгоем и проклятым Богом! Искупление свершится добровольным жертвоприношением за всех вас вашего тринадцатого потомка. А коли не так, то все начнётся сначала до скончания времён! Место это останется проклятым вовек вместе с твоим родом! Боже, прими душу мою!
В последнем порыве жизни Жильбер Орси вытянулся на своем кресте, и обмякшее тело, дернувшись, поникло.
– Как я была права! – закричала женщина, которую седой настоятель назвал Катериной ле Муи, сжимая кулаки. – Его не распинать надо было, а оставить в мешке с котами. Чтобы они ему не только глаза выцарапали, но и вырвали его поганый язык!
– Права, права, – взмахнул рукой в железной перчатке бородатый в доспехах, названный Бертраном де Го. – Однако распять его было надо. Как бы ты иначе его оскопила? Просто, перед распятием язык ему надо было отрезать. Но и так неплохо получилось. Особенно меня впечатлила сцена с оскоплением. Найди его причиндалы. Это наш трофей. Он будет моим талисманом сегодня ночью. Ты ещё помнишь – сегодня наша брачная ночь?
– Я помню. Она должна стать особенной, – Глаза у женщины вспыхнули. – Твой наследник должен быть особенным. А значит, брачную ночь мы проведём на алтаре в церкви. И пусть Бог смотрит на нас. Если он есть, то там же и покарает нас за святотатство, да ещё в день своего рождения. Если нет, то пусть дарует новую жизнь.
– Неплохо, Катерина, неплохо, – бородач усмехнулся. – Где я только ни брал разных девок, от служанок до герцогинь. И на сеновале, и на корабле в качку, и в королевском замке. Но в церкви, да ещё на алтаре ни разу. Пошли, – Он схватил женщину за руку и поволок её к распахнутым дверям церкви.
Небольшая горстка солдат, закованных в легкие латы, бродила по территории монастыря, то, нагибаясь, чтобы ударом меча прервать мучения очередной полуобнажённой монашенки, то, перебрасываясь сальными шуточками с остальными над ещё живой жертвой. Изредка доносились крики насилуемых и пытаемых женщин. Одна монашенка в остатках своего одеяния, стоя на коленях перед солдатом, облизывала его набухший член. Солдат одной рукой держал её за волосы, в другой сжимал нацеленный на её горло арбалет. Поднятое к небу лицо с закрытыми глазами выражало блаженство. Волны наслаждения пробегали по его телу. Наконец, на пике удовольствия он вскрикнул и дёрнулся особенно резко. Стрела, нечаянно выпущенная из арбалета, в мгновение ока пронзила горло женщины, и её агония смешалась с высшим наслаждением её убийцы. Когда убийца пришёл в себя, он увидел в одной руке разряженный арбалет, а другой всё ещё продолжал держать за густые волосы мёртвую монашенку.
– Барон Бертран это оценит, – пробормотал он, вытираясь. – Кончать вместе это гораздо лучше, чем просто «варварский поцелуй», – и он рассмеялся злым смехом. Постояв над телом, он огляделся. Его товарищи, устав от событий сегодняшнего дня, спали вповалку, где придётся. Обнажённые и полуодетые, целые и выпотрошенные тела монашенок валялись тут же. Одна полуживая женщина пыталась отползти. Её порванная одежда, спутанные волосы и безумный взгляд придавали ей вид деревенской нищей. Однако, бледное, когда-то красивое лицо, тонкие изящной формы руки сейчас в грязи и крови, говорили о том, что раньше это была если и не знатная дама, то и не простолюдинка. Солдат подошёл к ней и грубо тряхнул за плечо.
– Эй, ты! Помоги мне убрать трупы. Живым не место среди мертвецов.
Женщина подняла на него глаза. Казалось, она не слышала его. Тогда солдат рывком поднял её и толкнул к ближайшему трупу.
– Бери её за ноги, – крикнул он женщине в лицо, и положил её руки на обнажённые ноги жертвы. Потом обошёл тело и взял его за плечи. Лица на трупе не было, его раздробила железная перчатка. Кусочки мозгов во вскрытом черепе и глаз на розовой ниточке болтались в такт его шагам. Безумная женщина только мешала ему. Она шла, всё время спотыкаясь и падая. Наконец, солдату это, видимо, надоело. Он подошёл к женщине и, не говоря ни слова, с размаху отрубил ей обе руки, всё ещё державшие окоченевшие ноги трупа. Женщина закричала и упала на колени. Солдат пнул её ногой, словно мешок с песком, и оттащил свою ношу к выгребной яме.
Когда он тащил последнюю, двенадцатую жертву, ото сна очнулся ещё один солдат. Он вразвалку подошёл к выгребной яме и расстегнул штаны.
– Погоди, Жиль, – произнёс третий очнувшийся солдат. – Я слыхал, у катаров был обычай совокупляться с мёртвыми, чтобы не плодить живых грешников.
Два его товарища переглянулись.
– Ты хочешь мёртвую? Зачем? Есть ещё живая, – первый солдат махнул рукой в сторону изувеченной им монашенки, которая, свернувшись клубочком, лежала невдалеке и тихо подвывала.
