— на руках дойду. Справлюсь. Усатая мразь оскалилась в улыбке, предвкушая потеху. Я же испытала некую гадливость к этим мужчинам. Омерзение и стыд. За них, не за себя. И я ползла. По решетчатому холодному полу. Прилагала огромные усилия, чтобы не упасть и не приложиться лицом. Передвигала руками и тянула за собой ноги.
«Не страшно, — шептала себе. — Справлюсь»
Моя ночная рубашка путалась между бедер. Я ловила на себе масленые взгляды мужиков. Они шли следом и откровенно пялились на мои ноги и зад.
— Я тебе глаза выцарапаю, — прошипела Камелия не выдержав.
Дернувшись, она рванула ко мне. Её перехватил идущий чуть позади солдат, но его с силой толкнула Петуния.
— Не надо, девочки, — ровно произнесла я. — Всё нормально. Всё хорошо.
Наконец, эти бесконечные коридоры закончились. Перед нами разошлись двери, и показались камеры. Довольно приличные на вид. Одна из решеток отъехала в сторону, и нас по очереди затолкнули внутрь. Меня оставили напоследок. Усатый грубо пнул под зад сапогом, поторапливая и глумясь. Подняв голову, цинично улыбнулась ему.
Больше, увы, ничего делать было нельзя. Любая грубость могла обернуться для нас чем-то куда более нехорошим. Например, побоями. Для этих марсиан мы не люди, а так — отбросы, об которые можно и ноги вытереть.
Глава 10
В помещении царил полумрак. Висящий на потолке длинный, узкий прожектор совсем не давал света. К тому же он постоянно моргал раздражая. Забравшись на лавку, я куталась в найденный здесь грязный вонючий плед. Напротив сидела мама и смотрела пустыми глазами перед собой. Она сейчас больше напоминала не человека, а каменную статую. Такая же бледная и неподвижная. Петуния, хмурясь, кусала губы до крови. Казалось, не замечая того, что они уже кровоточат. Камелия же прожигала взглядом стену за металлическими прутьями. Она единственная, кто не терял духа и готов был при первой же возможности вступить в бой. Это оказалось для меня маленьким откровением. Ведь в семье её считали красавицей-куколкой, а она, выходит, боевая особа.
Судя по безмолвию, больше никого в этом тюремном отсеке не содержали. Ни храпа, ни сопения, ни иных звуков присутствия заключенных я не слышала.
Правда, через воздуховоды всё же прорывалось далекое эхо голосов. Хрипов и стонов.
Каждый раз, когда я слышала их — поднимала голову, испытывая дикий страх. Понятно было, что мы на военной базе где-то на орбите Марса. Но мне и в голову не могло прийти, что эти вояки, оказывается, хуже контрабандистов и пиратов, вместе взятых.
Какое они право имели захватывать целую семью, даже не предъявляя никаких обвинений, издеваться над ними и унижать?
Мои невеселые мысли прервал топот тяжелых сапог по металлическому полу. Я напряглась и невольно укуталась в плед, сильнее подавляя желание и вовсе забраться под него с головой.
Шаги становились громче. Наконец, напротив нашей камеры остановился мужчина в форме. Пузатый и лысый. Не соизволив представиться, он прошелся наглым взором по камере и остановился на моей матери. Усмехнулся. Затем его внимание привлекла Камелия. Взгляд вояки стал поганым. Не нужно было знать, о чем он думает. Все в этот момент было написано на его припухшей красной роже.
— Вывести их из камеры, — приказал он кому-то невидимому.
Но в неведенье мы оставались недолго. Откуда-то сбоку вышли четверо здоровых молодчиков. Решетчатые двери отъехали в сторону и нас грубо выкинули в коридор.
Упав, я невольно попыталась отползти к стене. Трусость? Возможно. Мне было страшно до одури.
— Не трогай мою дочь, — взревела мама и кинулась на кого-то за мной.
Подняв голову, я увидела, как этот самый красномордый хватает Камелию. Но сестра, в отличие от меня, не тряслась как кролик, а пыталась дать отпор. Но что могут женщины против здоровых мужиков? Ожидаемо старшая из двойняшек полетела через меня в стену, а маму откинули к камере. Упав на колено, она вскрикнула от боли.
— Еще одна выходка, и все будете с перебитыми ногами здесь у меня ползать, — рявкнул пузатый. — А ты, девка, поплатишься за неуважение. Пусть стоят всю ночь напротив камеры. Спать и шевелиться запрещаю. Хотя одну из вас я заберу для личного допроса.
Мужики глумливо заулыбались, наводя на мысль, что это будет за допрос такой.
Маму подняли и толчком отправили к нам. Красномордый, проигнорировав Камелию, подошел к Петунии. Схватил её за лицо и повернул голову в сторону. Рассматривал, будто она не человек, а скотина какая-то.
— Хороши у тебя, мусорщица, девки. Жаль, что такое отребье. Но эта сестрам, конечно, уступает.
Несмотря на ситуацию, мне вдруг стало обидно за Пети. Да, она всегда была в тени старших сестер, но не имея столь яркой внешности, могла привлечь внимание своей необыкновенной душевной мягкостью и чуткостью. Но эти черты её характера, к счастью, сейчас эту мерзкую харю в погонах не волновали.
— А здесь у нас что? — Он остановился передо мной и, уперевшись сапогом в моё плечо, повалил на спину. Упав навзничь, я потянулась рукой, чтобы поправить подол задравшейся сорочки. — Да, эта красивее и моложе. Даже жаль, что убогая. Прелесть, какая девка бы вышла. Вот тебя я и возьму на эту ночку.
— Нет! — голос мамы оглушил.
В ужасе я смотрела на мужика, с трудом осознавая, о чем он.
Сестры тоже словно онемели, но стоило ему потянуться ко мне, как они ожили. Пространство наполнили вопли. Я слышала их, но не понимала ни слова. Все слилось в общий гул. Визги. Мне казалось, что Петуния просит взять её. Камелия кричит то же самое. Качнув головой, чтобы прийти в себя, уставилась на толстую руку с пальцами сосисками, которая потянулась ко мне.
Моё тело снова взлетело вверх, и я оказалась перекинута через плечо. Эта же жирная рука приложилась к моему заду, поглаживая его и сжимая. Подняв голову, я взглянула на бьющихся в истерике маму и сестер. Меня уносили.
Перед глазами мелькали полосы на решетчатом полу. Крики родных потихоньку стихли. Зато я услышала хрипы. Повернув голову, увидела, как в одном из кабинетов с открытыми дверями бьют ногами человека в форме работника нашей свалки. Именно в такой выбегал из комнаты папа, успев одеться, когда к дому подъехала машина военных.
Это добило меня окончательно.
Там истязали моего самого сильного папочку.
В душе что-то заледенело и надломилось.
Но мужик все шел вперёд. Завернув за угол, он остановился у светлой
