конвульсивно дергая руками и ногами, в надежде под водой нащупать тело сына. Все было напрасно.
Повсюду царил мрак.
Гарольд едва дышал. Волны били ему в лицо, и постепенно соленая вода стала проникать в его усталые от крика легкие. Сознание его мутилось, он начал тонуть. Гарольд закрыл глаза и отдался на волю морской стихии, страстно желая оказаться рядом с сыном.
В тот миг, когда голова начала погружаться в воду, его ослепило желтое сияние. Прямо перед глазами на волнах качалась банка из-под варенья, полная светлячков, – погибая, они испускали последние искорки. Гарольд схватил банку и рванулся вверх. И тогда это желтое свечение, вспыхнув, оказалось фонарем рыбацкого судна. Чьи-то крепкие руки подхватили его и поставили на твердую палубу. Он начал снова выкрикивать имя сына, трясясь от холода и не выпуская из рук банку со светлячками, где постепенно меркло спасшее его сияние. Гарольд бился в рыданиях и пытался драться с рыбаками, которым пришлось держать его, чтобы он снова не кинулся в воду.
Было сделано все возможное, чтобы обнаружить мальчика, но безуспешно: его тела так никогда и не нашли.
В тот день погас свет, который вел по жизни супругов Грейпс. С того момента все, за что они боролись, потеряло смысл. Боль утраты повергла их в такую бездну мрака, что они сами начали тонуть. Все было похоронено в стенах этого дома, созданного из осколков мечты и фрагментов судна, так никогда и не увидевшего моря, – дома, который был создан из того единственного, что у них осталось от сына.
Рассвет
Сквозь щели в ставнях сочились лучи белесого солнечного света. Вокруг них роились сотни пылинок, невесомо оседая на осколках стекла, фарфора и обломках мебели, громоздившихся в озерце скопившейся на полу воды.
Солнечный луч вспыхнул на хрустальной ножке бокала, преломился сквозь ее грани и распахнулся разноцветным веером, окрасив воду вокруг и заплясав пестрыми отблесками в воздухе. Шальная пылинка влетела в эту радугу, но настойчивый ветерок постепенно увлекал ее дальше, во мрак. Все вокруг теряло очертания под пагубным покровом воды. Листы бумаги тонули, подобно донным рыбам находя укрытие среди скал из деревяшек и картона, а тысячи капель усеяли темными блестками поверхность предметов. Над всем этим хаосом медленно кружились хороводы пылинок.
Небольшой воздушный вихрь взметнул их, мягко обогнул острые зубцы сломанной балки и, как живой, запрыгал по лестнице.
Его бесплотное тело добралось до последней ступени и продолжило движение вверх, пока не достигло потолка. Здесь подхваченная им пылинка рикошетом отскочила вбок и замерла на холодном металле цепочки – некогда она служила подвесом для люстры, но сейчас разбитый плафон валялся на полу. Цепочка слабо покачивалась, но пылинке этого хватило, чтобы соскользнуть и невесомо опуститься на пол. Здесь ее увлек новый воздушный поток, потащив за собой в черный дверной проем.
По ту сторону порога царила непроглядная тьма. Ветерок внезапно ослабел, и пылинка почувствовала свободу. Она начала снижаться, пока не приземлилась на каком-то остром выступе, теплом и живом.
И в этот миг Мэри-Роуз чихнула.
Сеньора Грейпс открыла глаза, но не ощутила никакой разницы. Вся комната тонула в непроницаемой темноте. Голова кружилась, трудно было собраться с мыслями. Она вздохнула, но тут же подскочила от громкого стука. Мэри-Роуз протянула руку к выключателю ночника на тумбочке у кровати, но так и не смогла его нащупать. Она не представляла себе, который час, но ясно помнила, что будильник еще не звонил. Через секунду вновь раздался тот же шум. Вне всяких сомнений, стучали в парадную дверь.
– Гарольд, проснись…
Со стороны лестницы снова послышался грохот. Мэри-Роуз настойчиво потрясла Гарольда за плечо.
– В чем дело? – заворчал он, приподнимаясь в кровати.
– Похоже, мы проспали! Эти агенты по переезду уже внизу, молотят в дверь.
– Да что ты! Вроде будильник не звонил…
– Наверное, мы его не слышали. Таблетки, видно, слишком сильные!
Гарольд ощущал себя скованным, неуклюжим, настолько неловким, что даже не сумел включить фонарь, который оставил около кровати.
– Я точно помню, что положил его на тумбочку… – промолвил он, шаря вокруг себя в полной темноте.
Он опустил руку и нащупал пол рядом с постелью. Удивительно, но там валялась целая груда одежды.
Как и Мэри-Роуз, Гарольд чувствовал легкую неуверенность, словно застрял между сном и бодрствованием. Он продолжал водить рукой по полу и в какое-то мгновение наткнулся на нечто твердое.
– Ага, нашел! – воскликнул сеньор Грейпс, привставая на постели.
Снова послышались удары в дверь.
– Хватит! – крикнула Мэри-Роуз. – Давай зажги свет, надо спуститься, а то они своим грохотом обрушат дом раньше времени!
Гарольд нажал кнопку, и желтоватый луч фонарика осветил смятые простыни. Он развернул фонарь к двери, и перед ними во всей красе предстала реальность, до этого скрытая во мраке.
Мэри-Роуз попыталась что-то произнести, но слова не шли с языка. Супруги не могли поверить собственным глазам – в комнате все стояло вверх дном: тумбочки, ящики, вещи из комода, лампы, зеркало, картонные коробки… Все было раскидано, свалено кучами и наполовину погребено под слоем одежды. На месте оставались только кровать и стенной шкаф.
– Ничего не понимаю… – еле слышно пролепетала Мэри-Роуз.
В этот миг внимание Гарольда привлек необычный звук.
– Что это жужжит? – поинтересовался он.
Встав с постели, он обогнул груды вещей, валявшиеся вокруг, и направился в ту сторону, откуда доносился непрекращающийся тонкий свист.
– Быть того не может… – вымолвил Гарольд, наклоняясь, чтобы достать какой-то предмет из вороха одежды. – Смотри-ка, не подвел. Будильник показывает семь утра. Еще целых два часа до прихода чиновников.
– Тогда кто же так дубасит в дверь?
– Оставайся здесь, а я спущусь посмотреть.
– Ой, нет! Я пойду с тобой!
За порогом комнаты выяснилось, что коридор тоже погружен в беспроглядную темень. Луч фонарика выхватывал из мрака следы разрушения. Осколки стекла и щепки усеивали те участки пола, куда рухнули со стены картины. Пока они двигались в сторону слабого света, идущего из проема лестницы, удары в дверь становились все более настойчивыми.
Не дойдя нескольких ступеней до прихожей, Гарольд остановился. Что-то здесь было не так. В дверь никто не стучал. Створка была слегка приоткрыта и раскачивалась, хлопая по деревянному косяку.
Объяснения увиденному не находилось. Как и в спальне, маленький подзеркальный столик лежал опрокинутый в углу, в куче перевернутых картонных коробок, одежды и битых стекол. Однако, продолжая спуск, супруги заметили еще одну странность – весь пол прихожей был залит большими лужами.
Но внимание отвлек доносящийся из кухни шум.
– Кажется, там кто-то есть… –
