Зиновий, в тертом морском кителе времен войны, командовал
Битте-Дритте, сидящим на крыше. Как всегда, Битте-Дритте больше демонстрировал себя, чем работал.
– Ты обещал за два дня! – вопил Зиновий.
– Тут минимум на месяц! – свысока усмехался Дритте.
– Вот месяц тут и сиди! – в бешенстве прокричал Зиновий и ногой в рваном говнодаве пихнул лестницу, прислоненную к дому.
Лестница медленно стала падать и с хрустом рухнула в заросли малины. Зиновий был – да и остается – настоящим мужиком, и гнева его все боятся… но не Битте-Дритте!
– В трубу можно поссать? – насмешливо крикнул он сверху.
Взбешенный Зиновий вошел к нам в беседку:
– Налей!
– У меня есть отличный кровельщик, – скромно проговорил я. -
Беженец. Пропадает. Много не возьмет.
Зиновий радостным орлиным взором впился в меня. Хотя насчет
“пропадает” (Аурел жил у нас довольно уютно) и насчет “много не возьмет” я не был до конца уверен. Но уверен я был зато в другом: держать больше Аурела у себя я не намерен!
Аурелу я, естественно, сказал, что интеллигентная богатая семья приглашает его к себе на виллу, много слыша о нем (от меня) и желая пообщаться. К тому же надвигается праздник уборки урожая, и не знаю, как у них (тут я снова слукавил), а у нас этот праздник принято отмечать на природе, буйно и пышно. И Аурел съехал!
Теперь на воздухе! Одна природа кругом!
И что самое славное – действительно оказался талантливым кровельщиком, о чем он сам – а тем более я! – прежде не подозревал. Теперь он там нарасхват, кроет все подряд, но в основном – богатые виллы, растущие сейчас словно грибы, и сам
Аурел далеко уже не беден, хотя живет уже третий год в хламовнике у друга Вани – там он ощущает себя вольней, чем в полувоенной обстановке дома Кузнецовых… Но скоро съезжает: виллу отстроил себе!
Вот так! Не лыком мы шиты! А кровельным железом!
Да, не так я прост, как правда.
Так что пути эвакуации мной уже разработаны, и теперь надо по ним провести следующего… хотя ни Кузя, ни Иван пока об этом не догадываются – и слава богу!
Я вернулся к реальности.
– Куда едем? – деловито уточнил я.
– К тебе! – загадочно усмехнулся Ваня. – Ты что – против?
И Кузя тоже мрачно и загадочно усмехнулся.
Видимо, они имеют какие-то загадочно-зловещие планы насчет меня!
Но и я имею их!
На мгновение я представил свирепого бритоголового Очу с таким же его другом по имени Зегза на крыше кузнецовского дома, в тот момент, когда Зиновий отбрасывает лестницу, и слегка вздрогнул… Но тут же взял себя в руки.
Мы как раз проезжали вокзальную площадь и увидели дружбу народов в нынешнем виде и во всей красе. Кроме пестрых цыган и задумчивых кавказцев тут теперь еще носились рваные, но веселые дети с кожей фиолетово-оливкового оттенка… из предгорий
Памира? При этом, что странно, с ними не было никаких взрослых.
И даже милиция, как сказал Ваня, не могла понять, откуда они.
Тем не менее они чувствовали себя здесь довольно уверенно и весело, с воплями и радостными криками накидывались на людей, прося денег, что было понятно без перевода. Сейчас они налетели на нашу машину, лупили в борта, кричали.
– Привет вам, дети Юга! – рявкнул Ваня, но денег не дал и скорости не сбавил – и правильно сделал: растерзали бы!
Да-а, дружба народов принимает сейчас все более причудливые формы!
До нашего друга Очи в батиной квартире жил другой сын гор -
Хасан. Потом он приютил друга Очу, которого раньше не знал, но, встретив где-то на рынке в затруднительной ситуации, сразу же величественно пригласил к себе (если быть точнее – то к нам!).
Когда мы спросили Хасана по телефону, кто там с тонким голосом берет трубку, Хасан ответил с достоинством:
– Это мой друг. Его Оча зовут! – И, видно почувствовав наше недовольство, хотя он мало обращал на него внимания, добавил с достоинством: – Я ручаюсь за него, как за себя!
Лучше бы он сказал: как не за себя, – сам-то он не платил уже полгода. Так что рекомендация та не выглядела такой уж великолепной – но это с нашей точки зрения, а не с его: ему эта фраза казалась вполне достойной. Вообще на них можно было бы любоваться – если бы не денежный долг. То, с какой горделивой надменностью они держались, вызывало сначала уважение, а после – недоумение: неужели они не понимают, что раз не платишь, надо держаться поскромнее? Отнюдь! Скорее наоборот. Чем больше был долг – тем выше самомнение: мы можем все, нам подчиняются, никто не смеет нам указывать, когда платить, а когда не платить! Мы сами знаем, когда не платить. Никогда. Как остроумно, но мрачно заметил мой друг Сашка Бурштейн: “Может, как раз их Честь и не позволяет им платить? Может, по их законам потом на сестре никто не женится, если они заплатят?”
Вряд ли они думали о сестрах – но с ростом долга их надменность росла: видимо, с осознанием их силы. Когда мы приходили к ним на переговоры о “реструктуризации долга”, маленький, но величественный Хасан неподвижно сидел в кресле и почему-то казался выше нас. Толстый, белый, бритоголовый, босой Оча садился скрестив ноги на ковер, брался руками за большие пальцы босых ног и застывал в неподвижности. Первые несколько раз мы думали, что он просто не знает по-русски, но потом выяснилось, что говорить может, но не считает нужным.
Потом Хасан куда-то исчез – не расплатившись и, разумеется, не извинившись. Тут Оча впервые счел нужным произнести нечто внятное: “У него дела!” Хотя особо внятным это не назовешь.
Какие дела? Имеют ли они какое-то отношение к отдаче долга?..
Без комментариев!
Вскоре Оча привел жить в квартиру своего близкого друга Зегзу, за которого тоже поручился “как за себя!”. Естественно, им обоим и в голову не пришло, что в этой рекомендации есть что-то ненадежное или тем более смешное. Они уже в себе не сомневались
– так же, как и в праве жить в отцовской квартире не платя. Им, видимо, казалось, что уже – все! Победа! Только они, видимо, забыли (плохо учились в школе?) известную пословицу: “Русский медленно запрягает, но быстро ездит!” Поехали! Полетит красавец
Оча вместе с другом Зегзой “белокрылой зегзицею”, как сказала когда-то Ярославна, жена князя Игоря. Сейчас я в этом уже не сомневался – доперло! Лишь скорей бы, скорей! Ваня обгонял всех подряд, но мне казалось, что медленно, и я вертел головой, высматривая: на что бы пересесть, чтоб быстрей?
Лермонтов ехал на Кавказскую войну – теперь я еду! Такие величественные ассоциации прибавляли бодрости… Впрочем, и без бодрости пришлось бы этим заниматься: куда денешься? Не зря батя предпочитает тревожиться о глобальных проблемах, хотя малая кавказская война уже идет фактически у него на дому… Понятно.
Кому охота??
Свирепо-надменные Оча и Зегза – это не добродушный Аурел: их на крышу не загонишь! Но и так, как сейчас, я не оставлю, будьте спокойны. Мы уже мчались вдоль Невы.
– Э! Куда? – встрепенулся я.
– Мы же сказали – к тебе! – усмехнулся Ваня. – Ты что, домой не хочешь?
Вообще-то я собирался на малую кавказскую войну… но и домой заскочить не помешает, малодушно внушал себе я. Тем более насчет денег и там можно пошуровать… у нонешней съемщицы… За июнь она заплатила. Сорвем за июль!.. Конечно, с бабами воевать – это не то что с горцами!
Мы перелетели Неву.
Хотя баба эта тоже из крепких. Мимо желтой башни Адмиралтейства…
А потом уже, набравшись опыта, – к горцам!
Тем более что она как раз тоже занимается дружбой народов.
Приехала из-за рубежа, чтобы заниматься нашей дружбой.
Мы въехали в Невский. Стало темней.
Втахова встретила нас сухо, хотя дверь после настойчивых наших звонков все же открыла. Даже ключей от своей квартиры у меня нет
– все отдал!
– Надеюсь, вы уже слышали о катастрофе? – произнес Кузя, когда
Втахова провела нас на кухню (правильно: наше место – на кухне!).
– К счастью, мы не имеем к ней никакого отношения! – иронически усмехнулась Втахова, с ходу прочтя намерения Кузи. Втахова была у нас представителем могущественного концерна “Пауэлл”, верней, заведовала его благотворительной деятельностью у нас – в частности, дружбой наших народов за их счет.
– Ваши налили в спирт чернил, ваши же и столкнули… загадили все ручьи! – строго проговорила Втахова. Да, быстро она там научилась говорить “ваши” – о наших! Да, информация у нее поставлена – не зря у нее даже на кухне мерцает компьютер!
– Но цистерна-то – с вашими фирменными знаками! – широко и как бы простодушно улыбнулся Ваня. Для себя что-то кроит?
Знал бы, что в моей квартире будут твориться такие дела, – не поехал бы!
– Я, в общем-то, спешу. – Я поднялся.
– Горца из батиной квартиры выселять? – снова простодушно
(простодушно ли?) улыбнулся Ваня.
– И ты собираешьсявыкинуть человека на улицу? – Изумленно, словно увидев меня по-настоящему впервые, Кузя глядел одним глазом на меня, а другим – на Втахову.
