На второе в столовую внесли также несколько блюд. Набить живот Уильям спокойно мог и этим: фазан, цыплята, голуби, сладкий крем из яиц и молока, фруктовый пирог и оладьи с маслом. Несмотря на то, что сам граф ел мало, Уильяму было неудобно не попробовать то, что клали ему на тарелку слуги, и в конце трапезы его нестерпимо стало клонить ко сну.
— Я бы хотел вам показать свою библиотеку, — предложил вместо крепкого послеобеденного сна граф, — мы сможем продолжить беседу там.
Усевшись в кресло в библиотеке, Генри Ризли продолжил:
— Вы неплохо пишете, Уильям. И вам надо развивать свой талант. Я был бы не прочь оказать посильную помощь.
— Театру? — переспросил помнивший о просьбе Хенсло Шекспир.
— Почему театру? — удивился граф. — Лично вам. Я бы хотел, чтобы кроме пьес вы попробовали писать и что-нибудь другое. Сонеты, поэмы — впрочем, мне ли вам давать советы.
— Я очень польщен вашим вниманием, граф. — Уильям поклонился.
Генри не сводил с него взгляда своих голубых глаз:
— Вы согласны?
— Да, — ответил Уильям, понимая, что полностью попал под обаяние молодого графа.
— Ну что ж, оставайтесь у меня до вечера. После ужина у меня собирается литературная гостиная. Придут известные люди. Вам, думаю, будет любопытно послушать то, что они говорят. Пока же можете погулять по парку или оставайтесь в замке. Если вам понадобится чистая бумага, — Генри начал вставать из кресла, — найдете ее вот в этом ящике. Пишите. Королей в истории Англии было много. Хватит не на одну пьесу. — Генри громко рассмеялся и вышел из библиотеки, оставив растерянного Уильяма стоять у многочисленных книжных полок.
Теперь в театре Шекспир появлялся редко. Все больше времени он проводил в замке у графа, порой, не выходя оттуда по нескольку дней. Обеды чередовались ужинами, гости сменяли друг друга. В парке разыгрывались целые представления: Генри любил шокировать своих друзей размахом разыгрываемых сцен, и Уил всегда помогал ему ставить грандиозные спектакли.
Они сдружились. Тот факт, что граф был младше Уила на девять лет, совершенно не мешал их взаимопониманию. Они проводили много времени вместе, разговаривая о литературе и театре. Генри получил прекрасное образование, окончив Кембридж и получив степень магистра искусств. Он прекрасно знал итальянский и часто бывал при дворе. Уильям окончил лишь обычную школу в Стрэтфорде. Конечно, он немного знал латынь и даже мог декламировать Овидия. Но пропасть, разделявшая двух молодых людей, казалась ему непреодолимой.
Что огорчало Уильяма больше всего, так это то, что, сближаясь с графом, он оставался так же далек от него, как и в начале их знакомства. С другой стороны, их беседы, общение с людьми другого круга отдаляло Уильяма и от друзей из театра, и от Ричарда Филда.
— И где же посвященное мне стихотворение? — спросил Генри ближе к лету. — Пока, я вижу, ты пишешь очередную пьесу про очередного короля. Я не против. Но некоторые из моих друзей уже давно имеют посвящения в свой адрес.
— Я помню о своем обещании, — Уильям кивнул, — и работаю над поэмой. Ты вскоре получишь то, чего так сильно желаешь.
— Поторопись. Я познакомился с чудесной женщиной. Скоро она приедет в Англию. Я хотел бы подарить твое посвящение ей, — граф помолчал, — как называется поэма?
— «Лукреция». Ты мне рассказывал историю итальянки, покончившей с; собой, чтобы смыть бесчестие. Эту историю я и излагаю в поэме.
— Красивая легенда, — Генри вздохнул, — меня заставляют жениться, Уил. А я влюблен в другую женщину.
— Кто она, твоя возлюбленная? — поинтересовался Шекспир.
— Француженка. Я видел лишь ее портрет. Мы не знакомы. Но я очарован ею, я потерял голову, — граф встряхнул своими белокурыми волосами, — мне сказали, она будет здесь представлена ко двору Елизаветы.
— Ты хорош собой, Генри. Ты обаятелен и образован. У тебя все шансы завоевать ее расположение, — попытался успокоить друга Уильям.
— Да, но моя невеста! Мне не дадут жениться на другой.
Граф достал из шкатулки небольшой портрет:
— Вот, посмотри.
Конечно, изображение не могло передать истинной красоты этой дамы. Но и то, что увидел Уильям, поразило его в самое сердце. Он постарался не выдать своих чувств, сухо сказав:
— Она хороша, граф. Несомненно.
В ту же ночь он закончил поэму. В посвящении значилось: «Любовь, которую я питаю к вам, беспредельна. И это скромное произведение выражает лишь скромную часть ее».
Граф оценил и поэму, и посвящение, не догадываясь о том, что на самом деле скрывали за собой написанные строки.
— Как тонко ты, Уильям, выразился, — признался он за ужином, — я понимаю, что посвящена поэма мне. Но я могу смело дарить ее женщине, которую люблю. И она будет думать, что посвящение адресовано ей.
«Посвящение на самом деле адресовано ей», — подумал Уил, но благоразумно промолчал.
— Что за пьесу ты готов поставить для моих гостей летом? — продолжал Генри. — Я бы хотел пригласить труппу Хенсло на один из обедов в ближайшее время. Неплохо бы увидеть что-то новое. Ты можешь им отдать свою пьесу.
— Я пишу о Ричарде Третьем, — ответил Уильям, — скоро закончу.
— Отлично! Очередной король, — усмехнулся граф, — я же говорил, их хватит на несчетное количество представлений. Передай Хенсло, что я бы хотел видеть на сцене именно эту пьесу.
Представление прошло с успехом. Уильям опять играл одну из главных ролей. Бербридж выступил в роли Ричарда. Когда Шекспир писал эту пьесу, то королем мог себе представить только его. Хенсло не возражал — Бербридж был лучшим актером труппы, одинаково хорошо игравшим как в комедиях, так и в трагедиях.
— Тебе стоило бы возвратиться в театр, — сказал Уильяму после спектакля Джеймс, — роль приживалы при графе тебе не к лицу. Ты пишешь прекрасные пьесы, ты отличный актер. Зачем тебе сытая, но совершенно никчемная жизнь у богатого покровителя?
— Мы с Генри друзья, — возразил Уильям, — я посвятил ему поэму и недавно написал несколько сонетов. Может быть, стоит попробовать заняться поэзией всерьез?
— Твое призвание — театр. Подумай об этом, Уильям. Мой отец собирается организовывать собственную театральную труппу. Я ухожу от Хенсло. В любой момент ты можешь присоединиться к нам.
— Спасибо, Джеймс, — Уильям пожал руку друга и вернулся в изысканную гостиную графа.
Он понимал, что во многом Бербридж прав. Но теперь возле Генри его держало не только богатое содержание, но и женщина, чье изображение он однажды увидел на портрете. Она не выходила у него из головы, она жила в его сердце. И сонеты, написанные Уильямом, были, конечно, посвящены ей. Темноволосой, смуглой красавице, которую он и не надеялся покорить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
