Лейф надеялся, что хорошо скрыл изумление. Так, значит, правды ей не сказали. Бедная девочка. Но без этого не обойтись. Если ей придется не только играть чужую роль, но и скрывать скорбь... Лейф чуть заметно пожал плечами и порадовался, что не ему придется сообщать девушке о смерти сестры. Он не выносил женских слез — настоящих.
— Я смотрю, ты наложила на руку шину, Ава, — выговорил он. — Хорошо, но мало. Боюсь, придется довести дело до конца.
Ава взялась за трубку переговорника. Лейф сдернул простыню с Аллы. Огромные серо-голубые глаза девушки широко раскрылись, она попыталась что-то сказать.
— Развяжите тесемки, — перебил ее Лейф. — Мне необходимо осмотреть вас.
— Зачем это?
Даже встревоженный, ее голос оставался нежным контральто. Лейф ощутил, как этот голос касается его нервов, как арфист — струн, и по позвоночнику доктора пробежала приятная дрожь.
— Ваша сестра получила несколько травм, — объяснил он. — Траусти ее видел и помнит, в каких местах. Мне нужно посмотреть, как я могу изобразить подобные ранения, не причиняя вам серьезного вреда.
Он надеялся, что объяснение звучит убедительно. На самом деле он собирался проверить, насколько самозванка отличается от оригинала.
— Да кто, кроме вас, будет знать об этих травмах? — спросила Алла. — Разве что госпожа Баркер.
— Вы плохо знакомы с медицинской рутиной, — ответил Лейф. — У нас нет времени на споры. Я вам как начальник приказываю — раздевайтесь. Поверьте, — добавил он с обезоруживающей улыбкой, — мне не хочется отдавать вам приказы. Но это необходимо.
Ава отключила переговорник и повернулась к Лейфу, вероятно, недоумевая, к чему тот ведет дело. Алла явно не собиралась подчиняться.
— Алла, я не кусаюсь, — Лейф перешел на английский. — И вообще моя фамилия Баркер, а не Брюхер.
Девушка попыталась сдержать смешок, но не сумела. Улыбаясь, Лейф потянулся к тесемкам уродливой больничной робы. Алла-дубль ловко стукнула его в челюсть.
— Ах ты, похотливый козел! — расхохоталась Ава. — Сам напросился!
— Весьма впечатлен Первой встречей, — пробормотал полуоглушенный Лейф. — Колено не отшибли?
Алла рассмеялась снова, и звук ее голоса затронул какие-то струнки в душе Баркера.
— Вы мне нравитесь, доктор, хоть и корчите из себя донжуана. Но уж если кто-то и должен осматривать меня, как тельца перед закланием, пусть это будет ваша жена. Понимаете, доктор, я-то знаю, почему вы хотите меня обследовать.
— Тогда вы знаете, что у меня на это чисто профессиональные причины.
— Далеко не чисто, — ответила Алла. Лейф повернулся к Аве.
— Тебе повезло, детка, — усмехнулся он.
Глаза Авы метали молнии. Лейф расхохотался, точно какой-то тайной шутке, и, когда Ава скривилась, шутливо похлопал ее по спине.
— Во имя Предтечи, Лейф, будь серьезен, — бросила Ава резко.
— Серьезно я отношусь только к шуткам, — ответил он. — Слушай, милая, я возвращаюсь в морг, у меня там есть незаконченное дело... — Он многозначительно махнул рукой в сторону кровати. — ...Вернусь, как только закончу. Что бы ни случилось, Кандельмана не впускай.
— Да какого Ч ты не закончил в прошлый раз? — осведомилась Ава.
— Знаю, что я не прав, — ответил Лейф, — но ничего не могу поделать. Ученый победил солдата.
Он бросил последний взгляд на свою «пациентку». Та села, встряхнув головой, откинула волосы назад, гордая, как королева. Лейф приоткрыл дверь и тихонько выскользнул, зная, что никогда больше не сможет покинуть эту женщину без того, чтобы не ощутить всепоглощающего чувства потери. Странно — никогда прежде он не испытывал ничего подобного.
Прежде чем отправиться в морг, Лейф заглянул к патологоанатому. Оставался шанс, что Шант захочет провести вскрытие Ингольфа немедленно. Лейф собирался предупредить его, что собирается вскрыть череп сам. Шант был одним из немногих в больнице, кого Лейф активно не любил, и не делал из этого секрета. Уже не в первый раз он перехватывал у патанатома интересные вскрытия.
Связываться с Шантом по кубу он не хотел — вдруг Кандельман поставил наблюдателя на линию. Будет очень неприятно, если кто-то влетит в морг, пока Лейф препарирует настоящую Аллу Даннто.
Но Шанта на месте не оказалось. Лейф изобразил неудовольствие — дескать, вечно его на месте нет, когда нужен — и ушел. Секретарша передаст Шанту весь разговор, и тот пару дней будет держаться от главврача подальше.
У дверей морга Лейф проверил «жучок». Магнитная лента не показывала ничего — и неудивительно. Ее стерли, судя по показаниям счетчика на углу коробочки, менее трех минут назад.
Лейф мысленно поблагодарил Аву за то, что та уговорила его поставить «жучок» и здесь. Проверить раз — хорошо, а два — лучше.
Дверь оказалась заперта. Или вошедший стер ленту, уже уходя, или получил от больничного начальства ключ. Вероятно, последнее — уззит за работой, Кандельман или кто-то из его подручных.
Лейф, не колеблясь, вставил ключ в скважину и нажал на кнопку. Радиосигнал ключа нейтрализовал магнитное поле, притягивавшее дверь к стальной раме. Лейф рисковал — вошедший легко мог засечь его, если удосужился позаботиться об этом. Уззиты носили контрольные браслеты; настроенный на частоту ключа, такой браслет издавал сигнал, если поблизости начинал действовать подобный же ключ.
Но, зная высокомерие уззитов, Лейф очень сомневался, что его противник станет утруждаться такими мелочами. В конце концов, уззит имеет право войти куда угодно, за исключением дома ламедоносца.
И он оказался прав. Неслышно закрывая за собой дверь, он увидел, как к ячейке, куда он положил тело настоящей Аллы, склоняется квадратный Торлейфссон. Ячейка уже была открыта, но вытащить ее содержимое уззит не успел.
В безжалостном свете ламп на каталке виднелось обнаженное тело Ингольфа. Из груди покойника торчала рукоять стилета, и даже с другого конца комнаты видны были две кровавые буквы. Торлейфссон сделал открытие.
Уззиты обычно были вооружены мини-автоматами, разрывные пули которых, несмотря на малую дальнобойность, способны были проделать в человеке очень большую дыру. Лейф не дал Торлейфссону шанса применить оружие. Кошачьими шагами приближаясь к склоненному над Аллой противнику, он вытащил из внутреннего кармана длинный скальпель.
Лейф старательно создавал себе репутацию эксцентричного типа. Среди его странностей было и то, что он не носил обычных высоких ботинок, предпочитая им кеды. Коллеги полагали, что Лейф стремится к удобству. Они были не совсем правы. Лейф стремился к бесшумности, и теперь он неслышно приближался к уззиту. Он не выдал себя ни звуком. Но Торлейфссон все равно обернулся — наверное, из врожденной подозрительности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
