– Станут, но очень медленно. И мои испражнения постепенно перестанут быть частью Геи. В конце концов, то, что покидает меня, навсегда теряет связь с Геей. И не участвует даже в менее непосредственном гиперпространственном контакте, который я могу поддерживать с Геей благодаря высокому уровню моего разума. Именно этот гиперпространственный контакт приводит к тому, что негеянская пища становится Геей – очень медленно – после того, как я съем ее.
– Ну а геянская пища в нашей кладовой? Становится ли она постепенно не-Геей? Если так, лучше уж съешь ее, пока не поздно.
– Нет нужды беспокоиться об этом. Наши геянские продукты обработаны таким образом, что могут довольно долгое время оставаться частью Геи.
– А что случится, если мы съедим геянскую пищу? – неожиданно спросил Пелорат. – Мы ведь ели геянскую пищу на Гее. Не превратились ли мы сами постепенно в Гею?
Блисс покачала головой, и необычно тревожное выражение промелькнуло по ее лицу.
– Нет. То, что ели вы, было потеряно для нас. Или, по крайней мере, та часть, что была усвоена вашими организмами, была потеряна для Геи. То, что вы не усвоили, осталось Геей или постепенно стало ею, так что в принципе баланс сохранился, но ряд атомов Геи стал не-Геей в результате вашего визита к нам.
– Это почему? – спросил Тревайз с любопытством.
– Потому что вы не могли бы перенести превращение, даже частичное. Вы были нашими гостями, прибывшими в наш мир поневоле, так сказать, и мы должны были защитить вас от опасности даже ценой потери некоторой части Геи. Это цена, уплаченная нами добровольно, но без особого восторга.
– Искренне сожалеем, – сказал Тревайз, – но ты уверена, что негеянская пища, или какой-нибудь вид негеянской пищи, не может, в свою очередь, повредить тебе?
– Нет, – ответила Блисс. – То, что съедобно для тебя, должно быть съедобно и для меня. У меня, безусловно, есть кое-какие трудности в усвоении такой пищи и превращении ее в Гею, как и в мои ткани. Это создает психологический барьер, который слегка портит мне радость от еды и заставляет меня есть медленно, но я преодолею это со временем.
– А как же инфекции? – воскликнул Пелорат в тревоге. – Как же я не подумал об этом раньше, Блисс! В любом мире, где мы приземлимся, наверняка есть микроорганизмы, против которых ты беззащитна. Ты можешь умереть от обыкновенной простуды. Тревайз, мы должны вернуться.
– Не паникуй, Пел, дорогой, – улыбаясь, сказала Блисс. – Микробы тоже ассимилируются Геей, проникая в мое тело каким-либо путем. Если окажется, что они приносят вред, они ассимилируются быстрее; и как только станут Геей, больше не причинят мне зла.
Трапеза подходила к концу. Пелорат прихлебывал подогретую смесь фруктовых соков со специями.
– Дружочек, – сказал он, облизав губы, – я думаю, пора сменить тему. Похоже, мое единственное занятие на борту этого корабля – смена тем разговоров. Почему бы это?
– Потому что Блисс и я все время вредничаем, – торжественно произнес Тревайз, – о чем бы ни говорили, даже о смерти. Мы зависим от тебя, ты спасаешь нас от безумия. О чем ты хотел поговорить, старина, сменив тему на сей раз?
– Я просмотрел свои справочные материалы по Компореллону. Весь сектор, частью которого он является, богат древними легендами. Они относят свои поселения к довольно давним временам – к первому тысячелетию гиперпространственных путешествий. На Компореллоне толкуют даже о легендарном основателе по имени Бенбелли, хотя не могут точно сказать, откуда он появился. Говорят, что первоначальное название их планеты было «Мир Бенбелли».
– Как ты думаешь, много ли в этом правды, Дженов?
– Как и во всякой легенде – зернышко, да есть.
– Я никогда не слыхал ни о каком Бенбелли, вошедшем в историю. А ты?
– Я тоже. Но ты же знаешь, что в конце Имперской эры отмечалось старательное замалчивание предымперской истории. Императоры в последние беспокойные века Империи были озабочены подавлением местного патриотизма, считая его, видимо, фактором, несущим дестабилизацию. Почти в каждом секторе Галактики, следовательно, истинная история с полными записями и точной хронологией существовала лишь с момента его присоединения к тректорианской Империи или аннексии ею.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Я не подозревал, что историю так легко уничтожить, – сказал Тревайз.
– Далеко не всегда это происходит таким образом, – ответил Пелорат, – однако решительно настроенное и мощное правительство может сильно исказить историю. В таких случаях ранняя история сводится к рассеянным материалам, вырождается в устные предания. Как правило, такие легенды полны преувеличений и стремятся выставить сектор более древним и могущественным, чем он есть. И неважно, насколько наивны некоторые легенды или насколько невероятны описываемые в них события, эти предания становятся предметом патриотизма среди местного населения, верящего в них. Я мог бы показать тебе рассказы из каждого уголка Галактики, в которых говорится о первоначальной колонизации, начавшейся непосредственно с самой Земли, хотя это не всегда то имя, которое дают планете предков.
– Как еще называют ее?
– Как угодно. Иногда они называют ее «Единственной», а временами – «Старейшей». Или зовут ее «Лунным миром», что, согласно некоторым авторитетам, служит упоминанием о ее гигантском спутнике. Другие утверждают, что это означает «Утерянный мир» и что «Лунный» – вариант слова «Утерянный».
– Дженов, остановись! – мягко сказал Тревайз. – Ты можешь без конца цитировать авторитетов и их противников. Ты говоришь, эти легенды повсеместны?
– О да, мой друг. Именно так. Нужно только разобраться в них, для того чтобы понять эту способность человека – начать с малейшего зернышка правды и накручивать вокруг него слой за слоем совершеннейшее вранье – подобно моллюску Rhamopora, который наслаивает жемчуг на обломок камня. Я пришел к этой точнейшей метафоре только тогда, когда…
– Дженов! Погоди! Скажи, а есть ли что-нибудь в компореллонских легендах, что отличает их от других?
– О! – Пелорат бросил отрешенный взгляд на Тревайза. – Отличия? Ну, например, они утверждают, что Земля относительно близка. Это странно. На большинстве планет, где рассказывают о Земле, каким бы именем ее ни называли, есть тенденция туманно указывать ее местоположение – размещая ее бесконечно далеко или вообще, как говорится, в стране «никогда-никогда».
– Ну да, как некоторые сейшеллцы, которые говорили нам, что Гея находится в гиперпространстве.
Блисс рассмеялась.
Тревайз бросил на нее быстрый взгляд:
– Честно-честно. Именно так нам и говорили.
– Да нет, я верю. Просто забавно. Мы не хотим, чтобы нам мешали, и вера сейшеллцев в недостижимость Геи – то, что нужно. Где бы мы могли быть в большей безопасности, чем в гиперпространстве? И если люди полагают, что мы находимся там, – это почти то же самое, как если бы Гея там и находилась.
– Да, – сказал Тревайз сухо, – и похоже, есть что-то подобное, что заставляет людей полагать, что Земли не существует, или что она безумно далеко, или что ее поверхность радиоактивна.
– За исключением, – отметил Пелорат, – компореллонцев, которые утверждают, что она относительно недалеко от них.
– И тем не менее приписывают ей радиоактивную поверхность. Так или иначе, каждый народ, имеющий легенду о Земле, считает ее недостижимой.
– Более или менее так, – сказал Пелорат.
– Многие на Сейшелле говорили, что Гея недалеко от них. Некоторые даже верно определяли ее звезду, но все считали ее недостижимой. Может оказаться, что некоторые компореллонцы, настаивающие на радиоактивности Земли, смогут указать ее звезду. Тогда мы сумеем добраться до этой планеты, даже если они считают ее недостижимой. Добрались же до Геи.
– Гея хотела принять тебя, Тревайз, – возразила Блисс. – Вы были беспомощны в наших объятиях, но мы не думали причинять вам зла. Но что, если Земля столь же могущественна, но не благосклонна? Что тогда?
– Я должен все равно попытаться достигнуть ее и готов к любым последствиям. Однако это моя проблема. Как только я найду Землю и решу направиться к ней, вам будет еще не поздно покинуть корабль. Я высажу вас на ближайшей планете Академии или доставлю обратно на Гею, если пожелаете, а затем отправлюсь к Земле один.
