Прибывает еще множество большевитских агентов, которых назначают агентами в Градоначальство и Общественную Безопасность. Они становятся распорядителями, вместе с болгарским коммунистом Мулетаровым. В этих учреждениях начались сильные гонения против офицеров Врангелевской Армии в Болгарии. Для обезглавления этой Армии, большевитские агенты составляют планы, а Райко Даскалов распоряжается, как министр внутренних дел, об их исполнении. Высылается много офицеров Врангелевской Армии, но она все еще остается неразложенной.
В течение Августа месяца 1922 года Трифонов с большевистскими агентами Комиссаровым, Чайкиным, Анисимовьш (большевистский полковник) и Володей (калиграф–художник) составили вторую серию фальшивых документов, содержащих заговор против «дружбашских» министров, исходящих от того же Генр. Врангеля к Командиру Корпуса в Тырново — Генералу Витковскому, Генералу Ронжину в Софии и другим офицерам той же Армии, Документы были написаны на бланках с оттиснутой печатью, выкраденной из Штаба Ген. Врангеля, подделывается его подпись и подпись Ген. Шатилова, как Начальника Штаба. Фальсификатором подписей является калиграф Володя. Эти «документы» Трифонов, при произведенном им обыске в Тырново в Штабе и на квартире Ген. Витковскаго, прятал в рукаве, незаметно всунул их между бумагами Ген. Витковскаго, которые собрал в один мешок, запечатал и передал его в Министерство Внутренних Дел. Тоже самое он произвел и в Софии в доме Ген. Ронжина. Сразу началось гонение против офицеров Врангелевской Армии и массовая высылка их из Болгарии. Никакие оправдания не помогли Ген. Витковскому. Один из большевистских агентов, который ему предлагал объявить себя большевистским генералом, сообщил ему как были подделаны документы. Ген. Витковский потребовал установить это, ссылаясь на факты, перед Начальником Штаба Полк. Топалджиковым и министром Даскаловым, но те ему отказали.
При «дружбашской» власти в течение этого же 1922 года большевистские агенты были почти хозяевами положения в Болгарии. Комисаров стал близким приятелем тогдашняго начальника жандармерии Мустакова, он же и начальник общественной безопасности, с которым много раз вместе кутили. Г-жа Комисарова неоднократно ночевала в доме Мустакова. Новоприехавший большевистский агент Борис Никелаевич Краснославский, который располагал большими сумами, тоже стал близким приятелем Мустакова и однаж–ды вечером, когда вместе кутили в его доме, пришел по службе начальник 4 участка Митович и при уходе Краснославский догнал его во дворе и совал ему в карманы около 20 тысяч лева, крупными банкнотами. Митович возмутился, вернул их и с трудом отделался от непрошеннаго доброжелателя.
Вскоре, Комисаров с двумя своими приятелями и Трифоновым — ночью бросили через забор во двор Русекаго Посольства десяток ружей, с целью обвинить Представителя Петряева в заговоре против «дружбашских» министров. Митович открыл истину и доложил министру Даскалову. Последний не пожелал его выслушать.
Комисаров начал шпионить и доносить французской разведке фальшивые сведения о нашем оружии и военных материалах, с целью ухудшить положение Болгарии. Об этом узнали наши власти и хотели арестовать его, но Трифонов и другие снабдили Комисарова фальшивым польским паспортом на имя Хриктера и выслали из Болгарии, чтобы не был арестован.
В Софии основалась большевитская ЧЕКА под руководством большевистскаго агента с кличкой Граф Душель и членами Чайкиным и Озол (последний убийца незабвеннаго болгарскаго генерала Радко Димитриева). «Дружбашские» руководители не могли не знать этого, но не безпокоили убийцу. Еще больше, Душель ездил даже в Чам Корию для свидания со Стамболийским, Эта ЧЕКА издавала смертные приговоры. Она осудила одного из деятельных, против советскаго режима, беженца Ген. Покровскаго к смерти. Большевитский агент Краснославский дал Трифонову особое вознаждение 50 тыысяч лева и тот с болшевитскими агентами исполнителями поехал в Кюстендил как с чинами Софийскаго Градоначальства. Завязывается перестрелка с Покровским.
IV
ВЫНУЖДЕННОЕ «ЗАБОЛЕВАНИЕ»
Париж, 13 Февраля — 24 Июня 1941 года,
(числа по нов. ст.)
Во время 2‑й Мировой войны, после оккупации Франции немецкими войсками в 1940 году, Русскаго Обще — Воинскаго Союза, Начальником коего я состоял со времени гибели Генерала Е. К. Миллнра (1937 г.) — продолжали свое существование.
Управление 1‑го Отдела РОВС-са находилось, по прежнему, в том же доме (с 1930) на рю дю Колизэ, под № 29. В среду 12 Февраля 1941 года, около полудня, в Управлении Отдела раздался, один из многочисленных в эти часы, телефонный звонок. Подошел к телефону, как обычно, В. В. Асмолов. Я был у себя в комнате, двери были открыты и я слышал, как Асмолов сказал по французски — «Генерал Витковский здесь» и затем переспросил — «его просят из сюртэ?» (Полиция безопасности).
Подойдя к телефону, я сообщил о своем присутствии. Далее произошел следующий короткий разговор. «Вы говорите по–немецкий?» — спросили меня. «Да, немного», — ответил я. «Вас просят пожаловать в «Зихерхейтсполицей» (полиция безопасности) на улице Соссэ (где до оккупации помещалось французское Сютрэ) завтра, 13 февраля, в 10 часов утра, приемная на 3‑м этаже».
В четверг 13 фервраля ровно в 10 часов я прибыл «Зихерхейтсполицей» и был проведен в главное здание на 3‑й этаж, в приемную комнату. Около 10 с половиной часов вошел господин средних лет, в штатском платье, и обратился ко мне с вопросом — я ли генерал Витковский и говорю ли я по–немецкий. Я вместе с тем он извинился за опоздание. Я зказал, что по–немецки говорю, но предпочитаю иметь переводчика. Господин вышел и через некоторое время вернулся с переводчиком, немцем, говорившим по–французски.
Мы сели у письменнаго стола и пригласивший меня господин положив возле себя два листа бумаги с отпечатанным текстом на немецком языке — прочел содержание. Текст был краткий, другой лист оказался вторым экземпляром. Затем переводчик перевел прочитанное по–французски. Содержание бумаги было примерно следующее: По распоряжению немецких властей, стоящий во главе Русских Воинских Организаций Генерал Витковский, временно, не должен заниматься ни политической ни организационной работой, а следовательно, не может и продолжать исполнять свои обязанности Начальника Отдела РОВС‑за. Означенное решение секретное и должно быть проведено в жизнь немедленно.
Естественно, я был поражен подобным распоряжением и стал задавать вопросы. При этом указал, что наше отношение как к французским, так и к немецким властям, было всегда лояльное и что наша главная цель была и есть — борьба с коммунистической властью в России для освобождения Русскаго Народа и возстановления Национальной России.
При этих моих словах оба немца переглянулись, улыбнулись и пригласивший меня господин ответил, что ныне СССР является их союзником, в силу чего я и не должен заниматься политической и организационной работой и оставаться на своем посту. Далее, этот господин сказал, что наша организация может продолжать существовать, но при условии выполнения вышеуказаннаго секретнаго распоряжения, а теперь, я должен «заболеть», о чем объявить и назначить своего заместителя. Затем, он подал мне перо и попросил подписаться под прочитанным текстом, в двух экземплярах.
Прежде чем подписать предложенную бумагу, я пытался выяснить все недоуменные вопросы, но немец упорно повторял, что я должен временно отойти от работы, не должен даже появляться в Управлении на Колизэ, что распоряжение это секретное, а в случае его нарушения, как в отношении меня, так и всей организации — будут применены «санкции». Мне ничего больше не оставалось, как выполнить требование и я расписался на обоих экземплярах. Переводчик ушел, а господин, пригласивший меня, проводил меня до выхода из здания.
Насколько я понял, принятая против меня мера являлась результатом требований Советской власти. Мне этого не сказали, но по тем взглядам, которыми обменялись немцы и по той фразе, что «ведь мы теперь находимся с СССР в союзе», — иначе объяснить мое устранение невозможно.
В тот же день я встретился с Генералом Н. Н. Стоговым и Начальником Канцелярии 1‑го Отдела РОВС‑за Полковником С. А. Мацылевым, которых ознакомил, в секретном порядке, с происшедшим и подписал Приказ 1‑му Отделу РОВС‑за, в коем сказано; «В виду моего болезненная» состояния, по требованию врачей, я временно не могу нести' обязанности Начальника 1‑го Отдела Русскаго Обще — Воинскаго Союза и предписываю Генерального Штаба Генерал — Лейтенанту Стогову вступить во Временное Исполнение должности Начальника 1‑го Отдела РОВС‑за».
В дальнейшем, у меня невольно появились некоторые недоумения, по поводу причин отстранения меня от дел, но как выяснилось позднее, это было действительно требование Советской власти.
