Джеффри наклонил голову набок.
— И где мы будем это узнавать? Род открыл рот и застыл.
— Здесь-то по крайней мере есть ясный след, — заметил Грегори, — а два феномена скорее всего связаны друг с другом.
— В этом утверждении скрыто искусительное опровержение логики… — начал было Фесс.
— Да ладно, в конце концов, все к этому сводится: когда не знаешь, куда идти, одно направление ничем не хуже другого, — Род поднял руки. — Хорошо! Почему бы и не запад?
Молодежь весело загалдела и двинулась в лес.
Глава четвертая
— Мне кажется, или музыка действительно стала громче? — Джеффри, нахмурившись, вглядывался вглубь гулкого леса.
— Ты правильно спросил, — ответил Фесс. — Музыка теперь на самом деле звучит громче.
— Значит ли это, что местные жители верят в нее больше? — спросила Корделия.
Род остановился, пораженный этой мыслью.
— Неплохая мысль, Делия. Музыка в этих краях звучит уже не менее последних семидесяти восьми часов: местные крестьяне должны были ее услышать. Они не усомнятся в собственном слухе. Да, они наверняка верят в музыку камней, очень даже верят.
— К тому же здесь и камней больше, — заметил Грегори.
— Это только усилит общую атмосферу, — согласился Фесс.
— Особенно, если ты между двумя камнями, — добавила Гвен.
— Но как может быть иначе, если их так много? — чисто риторически поинтересовался Магнус.
Деревья расступились перед большой поляной, и дети замерли, осторожно разглядывая открывшееся их взорам зрелище.
— Фесс, — спросил Магнус, — что это за наклонный камень, который стоит рядом с опушкой?
— Угол наклона камня соответствует наклону солнца в полдень, — медленно ответил Фесс. — Может, сам скажешь, что это такое?
— Это же гномон — «стрелка» солнечных часов, которая отбрасывает тень на цифру, указывающую время.
Фесс довольно кивнул.
— Все верно.
— Тогда на земле рядом с ним должны быть цифры, — указал Грегори.
— Конечно, вот они! — изумилась Корделия. — Но они такие огромные, что их трудно узнать. И сделаны из цветов. Ой! Как красиво!
— Спасибо, — сказал кто-то.
— Не тебе, лошадиная морда, — проворчал Джеффри, бросив презрительный взгляд вбок, потом снова глянул… и повернулся с широко раскрытыми глазами. — Это лошадь-качалка!
— Она разговаривает? — удивленно спросил Род.
— Конечно, я разговариваю. А разве ты нет?
— Что-то такое я уже слышал, — пробормотал Магнус.
— Неудивительно, сын, — напомнила Гвен. — Она тоже должна быть сделана из ведьмина мха.
— Меня поражает изобретательность этих псионных творцов, — вздохнул Фесс.
Игрушечная лошадь легко раскачивалась в такт музыке камней. Или музыка исходила от самой игрушки?
— Что ты здесь делаешь? — спросила Корделия у лошадки, держа руки за спиной. Братья переглянулись: они знали ее приемы.
— Хочу вырасти, — отозвалась качающаяся лошадь. — А ты разве нет?
— Хочу, конечно, но я не знала, что деревянная вещь тоже может расти.
— Деревья ведь растут, а они тоже деревянные. Почему бы и мне не вырасти?
— Потому что у тебя нет корней, — резонно заметил Грегори.
— У тебя их тоже нет. Но под моими копытами деревянные дуги, через них я получаю питание из травы, на которой качаюсь. Чем больше качаюсь, тем больше расту.
Гвен взглянула на полозья.
— Неудивительно: под тобой ведьмин мох.
— Мне кажется, он черпает энергию также от латентных проективов поблизости, — добавил Фесс.
— Разве ты сам не говорил, что все население Грей мари может быть латентными проективами? — спросил Магнус.
— Эсперами, сын, — поправил Род. — Ты теперь достаточно вырос, чтобы воспользоваться правильным термином.
— Да, я так говорил, — подтвердил Фесс. — Я рассчитал такое насыщение, основываясь на предполагаемом количестве первоначальных колонистов, обладавших латентными пси-способностями. Но это только предположение. Нам пришлось бы проверить всех жителей, чтобы убедиться, есть ли основание для такого утверждения.
Глаза Грегори утратили сосредоточенность.
— Вещи, сделанные из ведьмина мха и способные расти, — заявил Магнус, — вот доказательство твоего предположения.
— Да, но вряд ли решающее. Я не стал бы представлять его даже как гипотезу.
— А кем ты будешь, когда вырастешь? — спросила Корделия у переросшей игрушки.
— Качающимся конем, — решительно ответила лошадь.
Джеффри нахмурился.
— Если ты хочешь стать конем, то кто ты сейчас?
— О, сейчас я всего лишь игрушка, — отозвалась лошадь-качалка. — А когда вырасту, стану профессиональной гоночной лошадью.
— Будешь бегать на своих дугах?
— Ну уж нет! Посмотрите-ка на мои ноги! Семейство посмотрело и легко увидело большие, ярко раскрашенные колеса, прикрепленные сразу над дугами.
— А я-то считал их просто украшением, — прошептал Грегори.
— Нет, это больше чем украшение. Чем больше я раскачиваюсь, тем больше расту; а чем больше расту, тем шире становятся мои колеса; когда они наконец смогут доставать до земли, стоит мне наклониться, то будут посылать меня вперед; а задняя пара будет касаться земли, когда я откидываюсь назад, и придавать мне ускорение. Вот так я и буду качаться, когда вырасту, стану взрослой и сильной и буду всех веселить!
— Небольшой экипаж? Приятно было бы в нем прокатиться, — задумчиво сказал Грегори.
— Тебе потребуется время, чтобы так сильно вырасти, — предупредила Корделия лошадь.
— Не так много, как ты думаешь: когда я смогу скакать вдоль циферблата, время пойдет быстрей.
Магнус вопросительно взглянул на Фесса.
— Она ведь на самом деле не может ускорить ход времени?
— Нет, Магнус, но может создать такую иллюзию для себя — и, возможно, передать ее людям, с которыми встретится.
— Все качалки теперь хотят вырасти, — сообщила лошадь, — поэтому я и качаюсь днем и ночью, без перерывов.
— Но они ведь остаются детскими игрушками, — сказал Грегори, — как и ты.
— Такое чудо — для взрослого-дитя! — удивленно воскликнула Корделия.
Род содрогнулся.
— Действительно, — согласилась лошадь, — поэтому я и качаюсь круглосуточно.
Фесс воскликнул:
— Взрослый человек, с физическими способностями взрослого, но с разумом и эмоциями ребенка? Какое хаотическое представление!
Магнус напрягся.
— Хаотическое? Фесс… в нем, правда, видны чужие руки?
— Может, ты и прав, сын, — медленно сказал Род. — Может, и прав.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
