Правда, садовник пребывал у государыни на особом счету. Когда-то, в трудные для Елизаветы Петровны дни, он подбодрил ее своими мудрыми словами. Благодарная женщина всегда это помнила.
«Но нынешнюю эскападу императрица не спустит даже любимцу», — в этом пунктуальный и этичный граф Шварин был абсолютно уверен. В предвкушении скандала Илья Осипович начал истово стряхивать невидимые пылинки со своего сюртука.
Анклебер тем временем перестал жевать, швырнул огрызок подальше в кусты. Затем нагнулся и сломал ветку мускусной розы, протянул ее Елизавете, манерно преклонив при этом одно колено. Государыня вдохнула аромат цветов, и ей стало заметно легче.
— Прошу прощения, Ваше Величество, не удержался! В этом году яблони сильно цвели, выдался необычайный урожай. Только, молю, не гневайтесь на восхитительный фрукт.
Елизавета изумленно повела бровью:
— Что за чушь ты несешь! Зачем серчать на яблоко? Оно не виновно ни в твоей грубости, ни в особенностях моего организма…
Андрей не дал договорить, прервал, — еще одна неслыханная дерзость.
— Как вы мудры, Ваше Величество! Ибо человек недалекий стал бы пенять, что в райском плоде присутствует некий изъян, раз им не может усладиться особа царских кровей.
Шварин с выражением праздной скуки на лице переместил свое внимание с сюртука на башмаки, деревянной тростью он теребил медную квадратную пряжку на одном из них. Елизавета же посмотрела на садовника с пристрастием: «Видно, не просто так Анклебер завел речь о фрукте!» А садовник продолжил:
— Обыкновенно люди не признают истинное положение вещей, коли оно их мало украшает. А для оправдания сыскивают самые нелепые причины. К примеру, давеча я приказал своему помощнику сбить три яблока на самой маковке дерева, они вызрели на солнце до янтарной прозрачности. Не яблоки — чистый мед, жаль бросать на поедание птицам, — Елизавета поморщилась, но не сказала ни слова. Поняла, Анклебер нарочно пробуждает в ней неприятные чувства, привлекает внимание к некой важной детали, о коей не осмелился заявить напрямую. — Я дал помощнику лук и стрелы. Через час прихожу — яблоки, как были на маковке, так и остались. Спрашиваю: «Почему наказ не выполнил?» Тот отвечает: «Ветер сильный — ветки вкачь, стрела мимо…»
— А, по-твоему, он должен был сказать: «Виноват, не искушен в меткости»?
— Если честно, Ваше Величество, я считаю, что он не стрелял вовсе. Иначе попал бы, коль не в яблочко, так во что-нибудь иное, в проходившую фрейлину, к примеру.
Елизавета хитро сощурилась и покачала головой:
— Ой, ли?…
— Верно говорю, Ваше Величество! У лука, осмелюсь заявить, тетива плохо натянута. А помощник на сей изъян не жалился, стало быть, ни разу даже не взял яблоки на прицел…
— Ох, и хитер же ты, Андрей! Ровно столь хитер, сколь дерзок и отважен, — Шварин к тому времени успевший трижды пересчитать все пуговицы и на сюртуке, и на камзоле, поднял голову и поджал губы в самодовольной ухмылке. Но императрица, вконец обескуражив графа, даже теперь не сменила милость на гнев. — Коли слова твои — правда, примешь в подарок сей вот перстень. Его по моей просьбе брильянтщик Позье делал, — Елизавета указала на кольцо, красовавшееся у нее на правой руке: гладкий овал и двенадцать крохотных зубчиков в форме трилистника держали крупный, размером с ноготь большого пальца, изумруд.
— Благодарю вас, Ваше Величество!
— Рано благодарить!
Илья Осипович просто клокотал от злости: «не только не приказала выпороть, не только не отлучила от двора, но обещала наглецу драгоценный перстень! Что за елки точеные!?»
А Анклебер и Елизавета вежливо раскланялись друг перед другом. Государыня, позабыв про недавнего попутчика, развернулась и пошла далее по аллее. Шварин подбросил трость в руке и пустился вдогонку.
Анклебер узнал, что в тот же вечер императрица вызвала к себе двоюродную сестру, в прошлом свою статс-даму, а ныне обер-гофмейстерину Екатерины, Марию Чоглокову. Мария слыла примерной супругой. И, хотя это еще не было заметно, ожидала появление на свет своего седьмого ребенка. Собственно, государыня именно по тому и сблизила семейство Чоглоковых с великокняжеской четой, дабы оно личным примером поспособствовало появлению на свет наследника престола.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Скажи, Мария, как ты мнишь, почему у Екатерины и Петра нет детей?
— Ваше Величество, дети не могут рождаться без причины. И, насколько я знаю, у великого князя с великой княгиней до сих пор такой причины не было.
Императрица оторопела.
— Чем же они занимаются? В постели?
Мария Чоглокова замялась, но Елизавета не отступала:
— Ну же, не робей!
— Так, ну… Екатерина Алексеевна обыкновенно читают, а Петр Федорович… играют в солдатиков.
Владычица была в ярости. Ее племянник после почти семи лет жизни в браке все еще остается девственником! Весь свой гнев она обрушила на обер-гофмейстерину:
— Для чего я тебя приставила к Великой княгине? Уж, верно, не для того, чтоб ты сама брюхатила!
Скандал получился не маленький. Тут же в Ораниенбауме Мария Чоглокова поспешила отыскать прехорошенькую вдову одного живописца, мадам Гроот. За определенную плату та в изящных манерах преподала Петру Федоровичу несколько уроков интимного свойства.
При дворе также ходили слухи, что, для того, чтобы великий князь почувствовал себя мужчиной, понадобилось сделать небольшую операцию — маленький разрез на крайней плоти. А поскольку предводитель оловянно-крахмального войска панически боялся натуральной крови, Его Высочество пришлось сильно споить, и в бесчувственном состоянии передать на руки доктору.
О результатах предпринятых мер, Чоглокова незамедлительно доложила Елизавете. Расторопность обер-гофмейстерины объяснялась не только желанием побыстрее исполнить императорский наказ. Мария знала, что Екатерина влюблена. И если бы у этой любви появились вполне логичные последствия, адюльтер княгини стал бы слишком очевидным.
Х Х Х Х Х
«Он был прекрасен как день, и без сомнения никто не мог с ним равняться… Он был довольно умен… Недостатки свои он умел скрывать…» — писала Екатерина в дневнике.
Ах да, один-единственный минус: двадцатишестилетний камергер великокняжеского двора Сергей Салтыков совсем недавно женился на фрейлине императрицы Матрене Бальк. Но Екатерина тоже не была свободна. К тому же это «недоразумение» Салтыков быстро сумел объяснить:
— Не все золото, что блестит. Я дорого заплатил за минуту ослепления…
Подумать только, сколь доверчивы влюбленные девушки!
Удобный момент — пылкое признание… Еще несколько красивых и нежных фраз — и она уже думает о нем. Она встречает Сергея, и ее щеки пылают. Пока все плавно, целомудренно и отстраненно, как менуэт… Но вот Салтыков переходит к стремительной атаке: охота, призывно звучит рожок. Все погнались за зайцами, а Екатерина и Сергей, как бы случайно, остались одни.
— Согласитесь, Ваше Высочество, вы влюблены в меня?
Вопрос застал ее врасплох. Великая княгиня молчит, только постоянно поглядывает в ту сторону, откуда доносится собачий лай, боится, что свидание будет кем-либо замечено, а мужчина шантажирует:
— Уйду только тогда, когда вы скажете: «Да»!
Разве у нее есть возможность сказать «Нет»? Тем более что это было бы неправдой…
Уже в декабре 1752 года Екатерина почувствовала, что ждет ребенка. Но, императорский двор в это же время затеял переезд из Петербурга в Москву. В спешке гнали лошадей, не разбирая, где кочки, где рытвины. Едва экипажи добрались до первопрестольной, у Великой княгини случился выкидыш.
Весной 1753-го — новая беременность, а летом — очередная неудача, тринадцать дней женщина провела в горячке (часть последа никак не выходила), еще полтора месяца врач предписал ей не покидать свою комнату. Великая княгиня пала духом.
Елизавета не на шутку была обеспокоена сложившейся ситуацией. Вот тогда-то она и вспомнила про своего садовника, велела ему срочно к ней явиться:
— Андрей, помнится, год назад я посулила в награду за твои мудрые речи перстень. Вот он, — возьми, — она достала из шкатулки кольцо с изумрудом, — И все-таки, твои слова помогли сделать лишь полдела. Посоветуй, как одолеть напасти, приключившиеся с Екатериной, она совсем слаба.
