Сен-Жермен на мгновение прикрыл глаза, потом сказал:
– Ты оказываешь чужеземцу великую честь, благодарю тебя, августейший.- В душе его что-то неприятно зашевелилось, он стал подыскивать благовидный предлог удалиться.
– Вот-вот, чужеземцу, а это несправедливо.- Император поставил чашу на стол.- Я сделаю тебя римлянином. Полноправным гражданином империи. Вот так. С одобрения сената. Сразу и навсегда.- Он выжидательно смолк.
– Я… я не могу принять этот дар,- произнес опешивший Сен-Жермен, стараясь говорить как можно более мягко.- Я потрясен перспективами твоего предложения, августейший, но принужден его отклонить.
– Отклонить?! – Грубое лицо Вителлия из красновато-бурого сделалось фиолетовым.
– Я вынужден,- выдохнул Сен-Жермен.- У меня есть обязательства по отношении к людям моей крови. Я храню преданность родной мне земле.
Вителлий вытаращил глаза.
– Преданность Дакии, хотя ты не дак?
Боги, какое нахальство! Его дар отвергает человек без роду, без племени, да еще при Цецине! Он покосился на генерала, тот мирно спал.
Сен-Жермен вздохнул, изобразив на лице глубочайшее сожаление.
– Даки не единственное население той области, откуда я родом. Мой народ гораздо древнее, и я – его принц.- Он взглянул на Вителлия.- У тебя есть гвардия, цезарь. Разве ты отвернулся бы от нее ради богатства и почестей в другом королевстве
– Гвардия? Ты командуешь гвардией? – Император сложил на груди руки, пачкая тогу мясной подливкой.
– Нет, не командую… уже много лет. Но у меня есть приверженцы, и они в меня верят. Точно так же, как твоя гвардия верит в тебя.
Вителлий фыркнул, но было заметно, что ему польстило сравнение.
– Ты болван, Франциск. Стань римлянином, и перед тобой откроется мир.
– Но родовая честь моя будет запятнана. Аргумент этот был римлянам внятен. Сен-Жер-
мен однажды уже пускал его в ход. В разговоре с божественным Юлием, отклоняя подобное предложение. Первый из императоров одарил оппонента проницательным и чуть ироническим взглядом: «Что, Франциск, эти люди… твоей крови… они столь же умны, как и ты? Мне бы хотелось привлечь их на свою сторону. Думаю, мы поладим, Франциск!»
Кажется, новый властитель Рима, тоже хотел с ним поладить. Красные глазки Вителия увлажнились. Он пошевелился и высказался:
– На родовой чести держится Рим. – Сен-Жермен согласно кивнул. – Ты ведь не предал бы интересы тех, кто в тебя верит? Не толкай же на это меня.
Вителлий глубокомысленно закивал головой.
– Да. Да. Я понимаю. Твои убеждения делают тебе честь. Но это досадно. У тебя такие возможности. Снежные барсы, тигры, крупные обезьяны – все эти звери… они так нравятся Риму. Я весьма удручен.
Сен-Жермен подавил улыбку.
– Цезарь, я ведь не уезжаю. И в любое время готов служить тебе всем, чем могу.
– А ведь и правда! – оживился Вителлий, не улавливая иронии в голосе собеседника.- И все же, если надумаешь, дай только знать. Я ведь сделаю тебя всадником. Тебе это понравится. Ты сможешь владеть гладиаторами, домами в пределах Рима.- Он замер, прислушиваясь к последним величественным аккордам органа, и громко захлопал в ладоши, когда тот умолк.
Толпа разразилась аплодисментами. Музыкант поднялся и стащил с головы тряпку, предохранявшую его уши от рева гигантского инструмента.
– Если ты и впрямь хочешь что-нибудь для меня сделать,- проговорил Сен-Жермен, указывая на стоявшего возле клавиатуры раба,- освободи этого паренька. Он очень талантлив и заслуживает признания. Став свободным, он сможет отдать творчеству все свои силы. Его музыка прославит тебя.
Расплывчатые черты монаршего лика недовольно скривились.
– Я подумаю,- высокомерно буркнул Вителлий и отвернулся, давая распорядителям знак к началу очередного действа.
Рапорт по поводу расследования контрабандной деятельности капитана торгового судна «Краса Византии».
«Старшему прокуратору.
В соответствии с инструкциями сената нами задержан некий Кирилл, капитан судна "Краса Византии", владельцем которого является знатный чужестранец Ракоци Сен-Жермен Франциск, проживающий неподалеку от Рима.
Действуя по подсказке неизвестного доброжелателя, портовые офицеры осмотрели это судно и обнаружили на его борту пшеницу, не указанную в декларации.
Мы несколько раз допрашивали капитана с умеренным применением пыток, и он оставался непреклонным в трех нижеперечисленных утверждениях.
1. Закупка пшеницы была просто случайностью, а не частью продуманного плана контрабанды товаров, запрещенных к ввозу в порты Римской империи.
2. Предложение о закупке дополнительного зерна исходило от двух не знакомых ему прежде мужчин, называвших себя армянами. Поскольку Кирилл знал о ситуации в Риме, он решил рискнуть и нажиться на ней, тайно сбыв с рук дополнительное зерно по прибытии в Остию. Теперь ему представляется, что вся эта авантюра была затеяна завистниками, вознамерившимися помешать его успешной торговле.
3. Его патрон, упомянутый Ракоци Сен-Жермен Франциск, ни в коей мере не участвовал в закупке дополнительного зерна и не имел понятия о его перевозке. Кирилл действовал сам по себе, без всяких инструкций со стороны владельца судна. Более того, он заявляет, что Ракоци Сен-Жермен Франциск часто напоминал ему о необходимости блюсти законы Римской империи. Беседы с капитанами других судов, принадлежащих Франциску, подтверждают сказанное Кириллом.
Поэтому мы полагаем, что вопрос этот исчерпан.
Капитану Кириллу запрещено покидать Остию до вынесения ему приговора. Учитывая хорошую репутацию капитана и то, что это первое его нарушение, надобности в суровом наказании нет. Достаточно оставить его товар на таможне до уплаты штрафной пошлины в объеме стоимости обнаруженной контрабанды. Не имеет смысла посылать штрафника на галеры, ибо, как человека в возрасте, его там ждет скорая смерть, что не соизмеримо с масштабом проступка.
Остаемся в ожидании распоряжений и прилагаем к рапорту подробную запись показаний Кирилла, предназначенную лишь для прокураторских глаз.
Слава Вителлию!
Киприй Аотер, чиновник таможни.
Остия, 23 сентября 821 года со дня основания Рима».
ГЛАВА 4
Полнолуние вот уж три дня, как минуло, но луна еще не выглядела ущербной и горделиво плыла по небу, рассекая стайки перистых облаков. Наступал перелом в погоде, суля холода и дожди. Сен-Жермен стоял, глядя на тусклое заоконное серебро. В спальне было довольно прохладно, но широкий халат на нем свободно болтался, небрежно стянутый в поясе кушаком. Глаза его чуть подрагивали от удовольствия. Ночь источала великолепие, несопрягаемое с яркостью дня. Сейчас, когда в холмах охотились совы и рыскали кошки, мир, казалось, принадлежал только ему. Сен-Жермен любил ночь, он был ее частью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
