Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В насыщенном влагой, душном воздухе не раздавалось ни звука. Резвость белок не нарушала тишину. Мальчик не обращал внимания на этих зверьков, то неожиданно появляющихся среди ветвей, то вновь исчезающих серыми, ржаво-коричневыми или черными пятнышками. Он шел словно во сне, и только однажды громкий треск подломившегося сучка погнал его в непонятном страхе вперед Он мчался, пока не перехватило дыхание. Тогда он замедлил бег и испуганно оглянулся, однако не увидел ничего, кроме обычного леса. «Что же это могло быть?»
Солнце перевалило уже за полдень, когда тропа вы вела мальчика на небольшую лужайку. Голубоватая трава поникла от нестерпимой жары. После влажной духоты леса сухой зной открытой полянки был подобен дыханию открытой топки раскаленной печи. Обессилев, Георг опустился в тени деревьев на землю и некоторое время бессмысленно смотрел на колеблющиеся струи горячего воздуха, которые точно танцевали над склоненными стеблями.
Низкое нарастающее гудение всколыхнуло воздух и смолкло. Георг вздрогнул и прислушался. Звук возник вновь, становясь все громче и громче. Опять пропал. Это не глухие раскаты грома. В этом звучании различались быстро следующие один за другим удары, точно кто-то вдалеке бил в огромные барабаны. Эти звуки были похожи на удары в водяные литавры поселка — котлы, выдолбленные из корней, заполненные водой и затянутые оленьей кожей. Но так далеко они не могли быть слышны.
Снова забили эти невидимые барабаны и снова смолкли. Казалось, что звуки исчезали по другую сторону гор. Не слышно было шелеста голубоватых трав, точно и они прислушивались к исчезающему гулу.
Тишина давила мальчика. Неужели индейцы обнаружили его исчезновение и подняли тревогу? Его охватил леденящий ужас. Дядя Хмурый День наверняка убьет его.
Расслабляюще действовала на беглеца тишина залитого солнцем луга. Он облегченно вздохнул, услышав вновь над лесом этот монотонный грохот. Вскочил, быстро перебежал поляну, но за несколько шагов до леса отпрянул: он чуть было не наступил на целый клубок змей, греющих в зное полуденного солнца свои спины с зигзагообразными полосками. С подавленным криком он отскочил прочь и, прежде чем снова войти в лес, тщательно осмотрел тропинку. Зеленоватый сумрак успокаивал мальчика и, казалось, глушил тревожную дробь. Не раз Георг приостанавливался и прислушивался, но уже не слышал ничего, кроме тихих голосов птиц и шороха белок. И мальчик снова бежал, бежал до тех пор, пока еще мог различать тропу. Под плотным покровом листвы вскоре стемнело, но, прежде чем исчез последний луч света, Георг увидел ствол молодого каштана. На него легко можно было забраться.
Мучительный голод щемил желудок. С самого утра единственной пищей мальчика были сорванные по пути ягоды. Георг упрекал себя за то, что он так бездумно решился на побег. Ах, если бы он захватил с собой из дома Черепах хотя бы кузовок с маисом! «Лук и стрелы я тоже не взял. Со мной только мой томагавк. Я не захватил даже кресало и кремень; значит, я не смогу развести огонь».
Смертельно усталый и голодный, мальчик забрался на дерево, нашел сук пошире и, чтобы не упасть, крепко привязал себя к нему поясом. Это было очень неудобное место для сна. Затекали руки и ноги. Обессиленный мальчик должен был время от времени шевелиться, чтобы разогнать кровь.
Наконец боль стала невыносимой. Тогда Георг осторожно сполз вниз и сел под деревом, прислонившись спиной к стволу.
Лес начинал жить своей таинственной ночной жизнью. Ветер завывал в вершинах деревьев и заглушал потрескивание жуков-пилильщиков. Листья трепетали, точно под ударами крупного дождя. Руки Георга судорожно впились в томагавк. Он всматривался в темноту, окружавшую его, как в пещере.
Резкий, пронзительный крик раздался из ветвей. У Георга не попадал зуб на зуб. «Это сова», — успокаивал он себя. По вечерам в саду отцовского дома этот скрежещущий звук казался почти уютным. А это шипение могло принадлежать филину, бесшумно перелетающему между стволами деревьев. Несмотря на все старания мальчика объяснить звуки, наполняющие тьму, страх наступал на него со всех сторон.
О, если бы так не болели ноги! Он едва мог пошевельнуться. Но вдруг, несмотря на страшную боль, Георг мгновенно вскочил и с трудом снова забрался на нижние ветки дерева. Он ясно услышал покрывающий все звуки ночи протяжный вой волков. Ночные разбойники вышли на охоту.
Георг привязал себя и просидел на ветке не смыкая глаз до тех пор, пока тьму не рассеял наступающий новый день, с его тишиной. Полумертвый, сполз мальчик на землю, и прошло немало времени, прежде чем он смог снова пошевельнуть затекшими, одеревенелыми ногами. Постепенно исчезло покалывание и прошло онемение. Но двигался он теперь черепашьим шагом.
Видимо, солнце уже посылало свой невыносимый жар на кроны деревьев, если даже здесь, у самой земли, от давящей духоты все члены мальчика, казалось, стали невыносимо тяжелыми. Георгу чудилось, что он переплывает кипящую темно-зеленую воду. Медленно плелся он так до полудня.
Тропа спустилась к косогору и неожиданно закончилась оврагом у ручья. Мальчик, прежде чем его покинули последние силы, успел дотащиться до берега. Он повалился на песок. Ни о чем не думая, он стянул мокасины и погрузил ноги в воду. Что это он хотел сделать, дойдя до ручья? Что-то ведь он хотел сделать?.. Вчера он еще помнил это! Он старался вспомнить, но не мог, — память ему изменила.
На четвереньках он отполз в тень кустарника и, обессиленный, растянулся. В этом месте несколько поваленных деревьев образовали пролом в стене леса. Потоки света, подобно золотым копьям, пронизывали листву и падали на блестящую воду ручья.
Палящий полдень застал мальчика в забытьи. Но вдруг снова издалека раздалась эта барабанная дробь! Нарастая, она наполняла звуком маленькую лужайку у ручья, медленно стихала и вновь усиливалась. Казалось, даже жара ничего не могла сделать с этими невидимыми барабанами. Снова и снова далекий грохот доносился до ушей изнуренного мальчика.
Георг был слишком слаб, чтобы обратить внимание на эти звуки. Неясные картины возникали в его воспаленном мозгу. Ему казалось, что он слышит утреннюю побудку в Рейстоуне и ждет звуков горна, сзывающего на построение. Как часто он все это слышал, когда гостил там. Тетка Рахиль обычно хлопотала на кухне, и запах жареного сала наполнял дом, а в это время раздавалась барабанная дробь точно так же, как и сейчас. И там был его Шнапп…
В грезах мальчик прикоснулся лицом к мокрой холодной собачьей морде. Он очнулся по-настоящему, услышав протяжный вой собаки, и испуганно вскочил. Ведь у Шнаппа между глазами были белые пятнышки? Но ведь это же не Шнапп! Этой собаки он совсем не знал. Это несомненно был волкодав индейцев. Грезы о Рейстоуне исчезли.
Но вот неслышно приблизилась какая-то тень. Кровь прилила к сердцу Георга. Он лишился сил. С трудом подняв голову, мальчик увидел чужое лицо. Нет, несмотря на темно-коричневую кожу и развевающиеся в волосах перья, это не был Хмурый День. Это лицо с сильной челюстью было почти четырехугольным Небольшие черные глаза испытующе смотрели на мальчика, потом темная рука нежно и осторожно погладила Георга — Синюю Птицу по щеке. Пришедший достал кусок хлеба и холодного мяса. Маленькие кусочки еды оказались между губами изголодавшегося мальчика, и он начал жевать.
Откуда пришел этот, сидящий перед ним индеец? Георг мысленно перебирал всех людей из дома Черепах, но не мог вспомнить этого лица. Никогда не встречал он его и в поселке. Может быть, он совсем из другого селения?
Когда хлеб и мясо были съедены, Георг поднялся Шатаясь, он сделал несколько робких шагов Тогда, не говоря ни слова, индеец посадил его к себе на спину, и мальчик, обхватив руками шею незнакомца, неожиданно почувствовал под рукой холодный металл. На коричневой шее висела цепочка с большими серебряными подвесками, такая, какую обычно носят ирокезы. Из кожаной шапочки торчали коричневые и белые в крапинку перья. Одно из них доставало до лица Георга и при ходьбе щекотало ему нос, точно подразнивая.
- Изгой - Дональд Портер - Приключения про индейцев
- Токей Ито - Лизелотта Вельскопф-Генрих - Приключения про индейцев