Теперь пришла очередь Дженни открыть рот от удивления.
– Ты шутишь!
Я покачала головой.
– Может быть, это как-то связано с парком? – задумчиво предположила она. – Может быть, Том помогал ему в качестве плотника или как-то еще?
– Деньги выплачивались в течение нескольких лет.
– Как странно… – Дженни вновь поднесла ложку ко рту. – Думаю, тебе нужно это выяснить.
– Да, разумеется. Я спрошу у него. – Я посмотрела на тако, к которым почти не притронулась. – И, отвечая на ваш вопрос: да, я бы очень хотела поговорить с отцом. Сейчас я понимаю, что знала его далеко не так хорошо, как мне всегда думалось…
– Ты уже разобрала его вещи? – Она наклонилась к тарелке, однако взгляд из-под густо накрашенных ресниц был устремлен на меня.
Я не совсем поняла, к чему был задан этот вопрос, но снова почувствовала себя виноватой.
– Нет еще, – ответила я. – Ума не приложу, с чего начать.
– Тебе нужна помощь? – Дженни оживилась, будто только и ждала, когда сможет задать этот вопрос. – Если что – я с удовольствием. – Она отложила ложку. – Я могу обеспечить все необходимое, – деловито проговорила она. – Пригласить оценщиков для коллекций и даже найти покупателей. Тебе необходимо будет устроить распродажу имущества. И, кстати, моя дочь Кристина как раз недавно открыла компанию, которая занимается подобными вещами. Она бы тоже могла пригодиться. Она хорошо знает свое дело.
– Это было бы здорово, – искренне ответила я, невольно отстраняясь от стола – напор Дженни немного обескуражил меня. – Я совсем забыла, что у вас есть дочь, – добавила я. Хотя, по чести сказать, я и не слышала о ее существовании.
– Она значительно старше тебя, поэтому вы почти незнакомы. Сейчас ей сорок два – она всего на два года старше Лизы. В детстве, еще до того, как мы с Кристин переехали в Эшвилл, они часто вместе играли. – Дженни закатила глаза: – Разумеется, только тогда, когда Лиза не занималась на скрипке. Твоя сестра была очень талантливой девочкой, с самого детства преданной музыке.
– Я знаю.
– Давай я как-нибудь зайду к тебе, и мы обсудим, что нам следует сделать, – предложила она. – Когда у тебя будет подходящее время? Ты надолго сюда?
– Я надеялась разобраться со всем недели за две, но, боюсь, у меня не получится. Впрочем, лето полностью в моем распоряжении, так что…
– А брат собирается тебе помочь?
Я покачала головой, но объяснять, к счастью, ничего не пришлось.
– В таких ситуациях всегда приходится делать больше, чем кажется поначалу, – серьезно заметила Дженни. – Но конкретно с этим домом… я могу подготовить его к продаже, если ты хочешь. Я, разумеется, не хочу давить на тебя, просто…
– Прошу вас. Я уверена, что папа был бы совсем не против, если бы вы занялись… всем этим… с продажей… Я в полной растерянности и не знаю, с чего начать, а что потом… Все так неожиданно…
– О, положись во всем на меня! – Дженни даже порозовела. – Мы с Кристин обо всем позаботимся. – Она отодвинула пустую тарелку, намереваясь, по всей видимости, перейти к деталям. – Мне кажется, из-за того, что твой отец переобустроил дом – я про встроенные шкафы, – и того, что гостиная сейчас больше похожа на кабинет, нам нужно будет кое-что изменить и сделать его более пригодным для семейного проживания, – решительно заявила она. – Никаких кардинальных изменений, разумеется, делать не станем; стены сносить ни к чему, но нужно будет избавиться от шкафов. И в доме довольно старая мебель. Кухня и ванные тоже весьма устарели. Однако сначала, конечно же, следует распродать вещи и избавиться от разного хлама. Только потом можно будет оценить примерную стоимость отделки кухни и ванных. Все это может выйти дороговато, но, уверяю тебя, затраты не окажутся лишними. – Она уже завелась, а я медленно оседала на своем стуле под напором такого количества информации и такой ее предприимчивости, впрочем, возможно, это просто был профессиональный подход знающего свое дело специалиста. – В доме отличная планировка, – продолжила Дженни, – однако твой отец его немного подзапустил, особенно внешне. Согласись, старый дом в запустении – зрелище довольно унылое.
– Папа много занимался трейлерным парком. Он тратил на него кучу времени… – Я почему-то начала защищаться, хотя, по сути говоря, парку ничего не требовалось. Деревья, бухта, бетонные плиты – и все… о чем еще мечтать?
– Давай я приглашу людей, которые смогут привести в порядок газон и кусты? – не делая перерыва в потоке идей, предложила Дженни. – И, может быть, стоит посадить что-нибудь яркое перед домом и выделить бордюр?
– Это было бы здорово, – сдержанно согласилась я.
Она мне определенно не нравилась! Ее напор меня пугал, и я не могла понять, что у нее на уме. И еще мне было обидно, что она так хорошо осведомлена о моей семье. Однако мысль, что теперь у меня появится помощь, вселяла в меня чувство огромного облегчения.
Мы расплатились с официанткой – Дженни заплатила за тако, к которым я почти не притронулась, – и вышли на тротуар.
– Я позвоню вам через день или два, и мы назначим время, когда вы смогли бы подъехать, – вежливо сказала я, прощаясь.
– Только не затягивай, – деловым тоном предупредила Дженни.
– Нет, конечно.
Она схватила меня за руку и посмотрела в глаза. От ее взгляда у меня на затылке зашевелились волосы.
– Райли, я так рада видеть тебя! Ты даже не представляешь!
Я неловко улыбнулась, и она отпустила мою руку.
– Я вам позвоню, – негромко сказала я.
Мы расстались, и всю дорогу до дома я не могла отделаться от ощущения, что эта женщина мне непонятна, что-то было в ней излишне не то интимное, не то наступательное…
7Коробку с фотографиями я нашла в спальне отца, в шкафу на верхней полке. Я сняла ее и перенесла на кровать, с которой недавно сняла постельное белье и на которой оставила лишь покрывало с вышитыми в углу инициалами «Ф. М. от Д. Л.». Поначалу, пока я не оправилась от смерти папы, я не придала никакого значения этому желто-голубому покрывалу, выполненному в стиле пэчворк, но теперь поняла, что скорее всего его сделала Дженни, желая оставить о себе хоть какую-то память – и именно на его кровати.
Я мучительно размышляла, почему в присутствии этой женщины я чувствовала себя так неуютно. Может быть, потому, что она была ближе с отцом, чем я? Или из-за подозрения, что ее обрадовала мамина смерть и, как только мама перестала была преградой, она заняла ее место? Наверное, нехорошо, что я так думала о ней. Ведь мама и правда была ее давней подругой. И вряд ли Дженни врала, когда признавалась, что горевала по ней, и только из-за этого они и сблизились с моим отцом. Но было что-то подозрительное в том, как она разговаривала со мной, и особенно – как смотрела на улице после ленча.
Однако меня учили не судить людей по их поведению, а стараться понять их. Может быть, Дженни просто неловко себя чувствовала в моем присутствии и не знала, как ей вести себя с дочерью любовника?
Да какая разница!
Я забралась на кровать, села по-турецки и принялась разглядывать снимки, вынимая их из коробки по нескольку штук. Меня удивило, что отец, всегда с особым вниманием относившийся к своим коллекциям и расставлявший их с маниакальной аккуратностью, хранил фотографии в таком беспорядке. Я разложила их перед собой: какие-то фото были сделаны еще до моего рождения, на каких-то была запечатлена Лиза в детстве, на каких-то – Дэнни. Моих фотографий было совсем мало. И в этом не было ничего удивительного – младших детей обычно снимают меньше, чем первенцев. Да и наверняка к тому времени, как родились мы с Дэнни, родители подустали. Лизе было одиннадцать, когда Дэнни появился на свет. Я родилась еще позже. Может быть, нас и вообще не планировали, а появились мы только потому, что мама не пользовалась противозачаточными средствами – ведь она была католичкой.
В детстве Лиза с Дэнни очень походили друг на друга – оба светловолосые и голубоглазые, у обоих удлиненный овал лица. А вот я была совершенно другой – темноглазая, с небольшой копной тоже темных волос, с круглым лицом и носом-пуговкой, который, к счастью, таким и остался.
Здесь были фотографии Лизы не то в пять, не то в шесть лет. На них она в розовом платье и с маленькой скрипочкой. Широко улыбается, обнажая ровные, еще молочные зубы-жемчужины. «Что же случилось? – размышляла я о сестре. – Как эта счастливая маленькая девочка превратилась в грустного подростка, который решился покончить с собой?»
Там же, в коробке, я обнаружила две старые видеокассеты, на одной из которых была надпись: «Лиза, апрель 1980», а на другой: «Римский музыкальный фестиваль, июнь 1987». Мое сердце радостно забилось от предвкушения: я смогу не только увидеть сестру, но и услышать! Единственное препятствие – то, что в доме не было видеомагнитофона, если они вообще хоть где-то остались.
Я положила кассеты на ночной столик и продолжила рыться в коробке. Мне попалась фотография юной Лизы, где она была с мальчиком примерно ее возраста – оба улыбаются, и у каждого в руках скрипка, прижатая подбородком. На обратной стороне подпись: «Лиза и Мэтти, 1985». Сестре тогда было около тринадцати. Я не знала этого Мэтти, но он был довольно симпатичным кудрявым мальчишкой с темно-карими глазами. Потом я нашла еще один их снимок, где им было лет по шестнадцать. Они стояли спина к спине, у Лизы на шее овальный медальон, а ее светлые волосы касаются темных кудрей Мэтти. Его улыбка была вполне искренней, а вот Лиза улыбалась напряженно. Но возможно, я придавала слишком большое значение мелким деталям. В конце концов, это было всего лишь мгновение, застывшее во времени.
