У огромного котла стоял один из воинов Фарзоя и изо всех сил ударял по бронзовому днищу рукоятью меча. Вокруг уже собралось почти все племя. Наконец, вперед вышел сам вождь, Фарзой, сын Фарсана. Он тронул воина за плечо и произнес несколько слов, которых Синяка не расслышал. Они дождались, пока утихнет последний гулкий отзвук потревоженной бронзы, и воин, подсаженный сильными руками, поднялся на котел.
Теперь он был хорошо виден. Злые черные брови, разлетавшиеся под белыми волосами, подчеркивали его сходство с той девушкой, что носила в прическе красные стрелы и в день появления Синяки с великаном в поселке морастов помогала Асантао выпекать хлеб. Ему было около сорока лет.
Он поднял руки к подбородку и дернул завязки плаща. Плащ упал, прошуршав в полной тишине, и все увидели, что одежда покрыта пятнами крови. Рядом с Синякой сжал губы Мела. Аэйта не было видно.
Молчание нарушил тяжелый голос вождя.
— Говори, Фратак.
Фратак сказал:
— Сегодня они напали на нас у Дерева Восьми Клыков.
Ему не нужно было объяснять, кто такие «они». Мела отчетливо скрипнул зубами.
— Нас было пятеро, их больше двадцати, — продолжал Фратак. — Их вождь силен и полон дьявольского ума. — Внезапно плечи его поникли. Казалось, он едва держится на ногах. — Они сожгли дерево… — выговорил он с трудом.
Синяка почти физически ощутил, как волна ужаса прокатилась по всему племени.
В эту минуту вождь выступил вперед и негромко, но очень отчетливо спросил:
— Кто убит?
Фратак беззвучно пошевелил губами, прежде чем ответить:
— Алким, Афан, Кой и Меса…
Синяка ожидал горестного женского вопля, но все по— прежнему молчали. Потом глухой мужской голос из толпы проговорил:
— Зачем ты остался жив, если они погибли?
Фратак побледнел и пошатнулся, но ответил еще тише:
— Чтобы сказать вам об этом…
Но голос был неумолим:
— Как же ты уцелел?
Вместо Фратака ответил вождь:
— Он жив, и этого довольно.
Похоже, эти слова были приказом, потому что больше вопросов не было. Фратак обессиленно опустился на землю. Возле него уже стояла Асантао. Теплые карие глаза колдуньи быстро отыскали в толпе Синяку.
— Помоги мне отнести его к дому, — сказала она так просто, точно Синяка всю жизнь ходил у нее в помощниках.
Он не стал возражать.
Когда Фратак уже спал, измученный болью и усталостью, Синяка спросил чародейку:
— Скажи, Асантао, эти убитые воины — Меса, Кой, Алким и… — Он запнулся.
— Афан, — спокойно подсказала она, ничуть не удивленная тем, что он запоминал их имена. — Что ты хочешь узнать о них?
— Разве в племени не осталось их близких?
— Почему же нет? Алким и Афан — братья, у них жив отец, у Месы три сестры, а Кой был младшим из пятерых…
Синяка помолчал, собираясь с мыслями и не зная, как лучше задать вопрос, а потом набрался духу и спросил прямо:
— Почему же никто не плачет по ним?
Асантао пожала плечами.
— Слезы прольются, беды остаются, — ответила она пословицей.
— Печаль не мочит, она жжет. — Глаза чародейки потемнели. — Черная Тиргатао ходит по полю битвы с огненным рогом в руке. Она выжигает радость из душ тех, кто остался в живых. Если бы печаль поливала нас водой, мы перестали бы быть воинами. — Она помолчала немного, а потом заключила: — Горькое это пламя. Кого опалил огонь Тиргатао, тому вода уже не покажется сладкой.
Раненый застонал во сне. Асантао помогла ему лечь удобнее.
Синяка вспомнил об еще одной непонятной вещи.
— Что это за Дерево Восьми Клыков?
Асантао обтирала кровь раненого со своих рук.
— Это тайна, — коротко ответила она.
Синяка вздохнул.
— Тайна так тайна, — пробормотал он, решив не спорить.
Пузан, обдиравший перья с утки позади дома, обиженно встрял:
— Вишь какие гордые… секреты все у них. Вы, господин Синяка, только зря время тратите на эту мелюзгу. Верно замечено: чем меньше нечисть размерами, тем больше в ней гонору и всякой вредности…
— Заткнись, — оборвал его Синяка.
Асантао низко наклонила голову, убирая в свою корзину коробки с порошками и травами, и Синяка заметил это.
— Он обидел тебя, — сказал он ей тихо. — Я убью этого ублюдка!
Женщина вдруг улыбнулась.
— Он не отвечает. Мне довольно того, что ты думаешь не так, как он.
— Не отвечает? Кое за что он сейчас ответит. — Синяка возвысил голос. — Пузан, иди сюда!
Великан предстал с очень недовольным видом. Перья утки прилипли к его локтям, кровавые пятна имелись на щеке и под носом, где он, видимо, убил слепня.
— Чего? — спросил он. — Я делом занят. Для вас же стараюсь…
Он заметил, что Синяка по-настоящему сердится, и слегка присел в испуге.
— Пузан, ты меня знаешь, — с легким нажимом проговорил Синяка. — Если еще раз позволишь себе…
Великан быстро-быстро заморгал.
— Не… — сказал он жалобно, и его рот с готовностью расплылся в плаксивой гримасе. — Ни в жизнь. Клянусь кишками Торфинна, чтоб он вернулся, паразит! Я же все это любя и исключительно потому, что вы великий, и я вам предан, а они это… не уважают.
— Вон отсюда, — сказал Синяка.
Великан с видимым облегчением удалился. Из-за дома доносилось теперь сопение, вызывающее, но не чрезмерно наглое.
— Зря ты с ним так, — сказала Асантао, пристально посмотрев на Синяку. — Он тебя любит.
— Знаю, — буркнул Синяка.
Вечером он решил найти Аэйта. Свистнул ящерке, которая подбежала из темноты и ткнулась носом в сапог. Синяка наклонился и взял ее на руки. Пачкая его рубаху золой, саламандра развалилась у него на плече, видимо, решив, что пришла пора отдохнуть. Но Синяка легонько потрогал ее пальцем.
— Найди мне этого парнишку, Аэйта, — сказал он. — Пожалуйста.
Рубиновые глазки на миг блеснули, коготки царапнули плечо, и саламандра снова замерла, уютно пригревшись на плече. Она упорно не слышала никаких просьб.
— Ах ты, ленивая жирная скотина, — прошептал Синяка. — Я ведь могу тебе приказать.
На этот раз ящерка дернулась довольно сильно. Она помнила, как он поймал ее, и ей совсем не хотелось снова корчиться, придавленной его чудовищной властью. К тому же, в силу своей безмозглости, человек не понимал, какую боль ей тогда причинил.
Ящерка стремительно скользнула в траву, оставляя за собой только огненную полоску в темноте. Синяка сел, скрестив ноги, и стал ждать.
Ждать ему пришлось недолго. Аэйт, как всегда, выступил из пустоты, бесшумный, точно тень.
— Привет, — произнес он, радуясь тому, что Синяка от него шарахнулся. Саламандра высунулась у парнишки из-за пазухи и нахально уставилась на своего хозяина немигающими красными глазами. Эти двое были так довольны собой, что Синяке захотелось испортить им настроение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
